Погруженность стихотворений Артёма Арента в геологические и органические процессы, акцент на метаморфозах природы оказывается не просто эскапизмом, а инструментом, который позволяет в предельной близости различать границы материи: там, где мёртвое не отделено от живого. И, вжавшись в эту точку различения до неразличимости, тексты Арента находят возможность оказаться на другой стороне — в ином порядке вещей: где мёртвые разной морфологии становятся большими акторами, чем живые. Более того, вслушиваясь в (не)бытие мёртвых через слова, прислонённые к земле, можно услышать, откуда пришла их смерть: из какой войны, из чьей крови, на чьей земле возможны убийцы и убитые.

*

когда я проснулся

глаза не хотели видеть

не хотели двигаться веки

сокращать мышцы

сквозь тонкую кожу

я следил за тёмными пятнами

двигая кончиком носа

сбрасывая с себя тени

потом я услышал

пение женщины

резонирующее в межбровии

в увеличении щитовидной железы

набухающим комом

я услышал песню иглы и нитки

тонкую плёнку воды

я устала

так было

в каждом движении

фалангами пальцев

я устала

короткие волны скользили

по мокрой осоке

я проглатывал гладкие камни

будто теплое тело слизня

нагретое солнцем

сочащееся в подсознании

маслом и молоком матери

я не мог двигать конечности

я только мог знать

что небо вошло в воду

что я отпечатался

на линии складки

женщины пахнущей сладким маком

матери-прородительницы

матери всех женщин

моей родовой линии

я почувствовал

тяжесть своей шерсти

я завыл на север

рожая сочащиеся кровью

глазные яблоки

я завыл рожая своё имя

анима

*

впасть в кому

в нуклеосинтез

в распад урана

в вечное цукиеми

обрасти корками кордицепса

только не говорить

об этом

не излагать мысли

не выстраивать домик

из покрывала и табуретки

не аккрецировать в цемент тучи

не лопнуть струной с треском

всплыть к бортам лодки

перед крутой излучиной

протянуть к богу простую руку

ни пытливый мозг

ни стопку бумаг с вопросами

протянуть руку

как бывает у обычного человека

протянуть её от ноготка до последней косточки

сложиться в просительные ладошки

и ничего не брать

ничего не брать

не брать ничего

у кого бы то ни было

не просить помощи

не просить прощения

не склонять колени

выйти из затхлого дома

из сбора шалфея и корвалола

выйти из чувства времени

впасть в кому

уйти в пропускную способность зеркала

уйти в невесомость

*

архипелаг облаков

змеевидных островков

солнечного копья

сходит снежным крахмалом

к спящему отцу-горе

тающим облаком молока

на раскачиваемые ветром

игольчатые опушки

бахрома снега

лезвием твёрдой воды

пилит и режет

каменный склон

мховые пни

налипает комками снега

на необглоданный лосий скелет

и лежит необкатанным льдом

полгода лежит отражая

солнечные стрелы

вездесущим ничем

смотрит вода земли

в воду небес

что внизу то вверху

на бога-отца

пожирающего космические тела

новорождённых детей

и лежит — свойство: твёрдый

без идентичности — лёд

тихо мычит отцу

я лежухлость

творительного падежа

я лежу

на гондване

лавразии

на ошметках единой пангеи

я не сплю никогда

но мне снятся

скелеты и кости

камни и ветки

и каменные скелеты склоняют колени

к семичеловечью

к железу и золоту

к тонкой древесной стружке

тычут друг друга медью

красным и красным маком

порастают за ними тропы

они ползают будто черви

жирные и медлительные

в собственном черепе

ползают по швам тела

разорванной матери

ползают на одном месте

и никак не уползут

*

мы вам не поможем

мёртвые треском веток поют

в мокром тумане поют

на голых сопках

берёзовыми слезами ревут

линиями и точками азбуки морзе

сами взрастайте

дикими сорняками

учитесь складывать памятные курганы

жертвенники, храмы

входить в покинутые дома

мы вам не поможем

кладите в орнаменты блюдца

конфеты и творог

стакан молока под кровать или в угол за печку

пишите на крыльях молитвы-бубенчики

ласкайте птиц перелетных

мы вам не поможем

мёртвые тоже живут

эхом в поросшем колодце

в обвалившихся сенях

пересекают поле бурьяна

тихо идут и поют

и ты их не трогай

мёртвые нам не помогут

*

в доме вдовы

мёртвые уклонисты

лежат небрежно как шпроты

в металле своих страхов

в температуре сорок один

понижаются

до температуры прямой кишки

галдят на музыке ветра

в полые трубочки шевелят

птицей овсянкой

в ключики и замочки

в скисшей браге

черноплодной рябины

жужжат хороводами крыльев

дискуссирующее безмогилье

не оборачивайся, мой милый

обходи эти волчьи ягоды

мох воды

эти тропы вытоптанные

в урочище россия

там лежат кости веток

завернутые в пуповину

лежат пока их не призовут