Предисловие: объём — 2000-2500 знаков — развёртка текста прозаическая, на 2-3 абзаца, без пропусков строк или укороченных строк.

Послесловие: объём — 1000 знаков — 1-2 абзаца, прозаическая развёртка, тоже без пропусков строк. Последние строки в абзацах должны быть короче всех остальных.

Форматирование везде по ширине.

Комментарии: должны располагаться в сносках, каждый из комментариев не должен превышать двух строк. Комментарий должен содержать указание на источник текста (научный или художественный), отсылку к биографии автора или лингвистическое (можно культурологическое) пояснение. Желательно, чтобы эти содержания были представлены в равной пропорции. Т. е. если комментариев 30, то по 10 на источник, биографию и пояснение.

Синопсис: содержит краткое — до 500 знаков — содержание сюжета текста без пояснений и пропозиций.

Аннотация: 3000 знаков — цельным абзацем — подробное описание сюжета текста — но без пояснений

Знаки учитываются с пробелами.

Предисловие

Изначально планировалось писать дольше, но укороченная дистанция явилась сама, она не пришла изнутри и вместо этого обозначилась как внутренняя необходимость, из которой один выход — дальнейшее углубление, но и вывернутое дно светится оставленным краем. Наложение задач приводит к тому, что и до печати была ёмкость, которая нынче вмещает предисловие — но и после будет, и тогда предшествующее станет само — примерным объёмом. Точность относительна — это приближение к общему месту (но не взгляд на него, который возможен иначе). Кто возьмет на себя предварять полупрозрачную дверь архимедовой ванной и оставленный свет там, где только одна мысль о нем и позволяет, и не дает уснуть двоящимся людям? Кто подаст — из какой дали — дверную тряпицу, и кто легко входит в понятие, освещенный мгновенно, но мгновенно и собранный как для прыжка в имеющуюся воду?

Секретная информация к размышлению. Порядок постепенного разворачивания как бы оправдания, поспевшего к вечерним приготовлениям, когда видно — всё это продолжает ждать, и ничего не упущено впустую, только и это пройдет, как прошла — нога, скажешь ты, или глаз, о котором (который) ниже. Дырявая полость рта уже оставила все следы. Устная река — её название переваливается, как камень, и тонет в ней — конечна. Рыба одна на всех — и это один из нас промелькнул в горящей воде, это он, скользнувший в ноже, разделенный поровну между телами в пространстве (только одно из них — я[1]). Всё равно — заведомый полдник минуты, наполовину пройденное зерно смысла, слепой поиск удачи. Куда заводит заведомое? Who watches the watch? Полусонное дерево[2] растёт с середины — это его самая уязвимая часть.

Только и это сердце к тебе безразлично. Может быть[3] — деревянный шаг, разбудивший тебя посреди поля — половину тебя, полноту сознания, и с тем — этой полноты затерянность, и горечь как от случайного плода, скажем так.

Речь = орнамент.

И так получилось, что именно эта запись, ушедшая в итоге, утрачена целиком, с самого начала, и остается надежда, что в образованном месте начало[4] и конец наконец сойдутся.

Текст

достаточно ли И этого? В дальнейшем — вспомнилось — грядущее[5], но от сказуемого — только напоминание, и его достаточно (!) для того, кто еще помнит, как очерчен неясный (?!) круг, как в кругу превосходят забвение качественно, но отведенное — дальше: дальше.

Я знаю, чем отметить место возвращения — только и длЯ[6] этого необходимо изъять из другого примету его самого — на пустой вершине, видной отсюда так, как если бы палец указывал мимо неба. Они [7]и так должны были сказываться на прохожих [8]днях, не[9]стареющих, но обретающих старость — пустой дом радушия, лишняя тишина преемственности и скромный свет, праздный, выбирающий выходной себе — посреди обеда, еды, да…

Да: и об этом — то же, и там же — с тем, чтобы и ты узнал слишком поздно, только не дай мне полноты часа (мне нечем его заполнить) — и ясности выражения, как было сказано на другом языке — то have something done:

Donne.

Колакольчик: в этом смысл названия. Глазвода поражения — несведенная (и несводимая) синева ночи, когда на оборотках печатают оставленными чернилами, и при поднесенном свете не оценить потерь[10]. Это сказывается на тебе косвенно[11]: пробег, и в ходе одна из рук поднята, и вопрос задан.

Exit (exist?)

You may not be excused (ты не можешь быть прощен)

Достаточно[12] дела (оно превосходит: это всё, что тебе нужно знать о ночной печати)

По тому же принципу распределяется знание — опыт подтверждается дважды[13] — но второй раз как бы случайно (на самом деле…) дополнительная нехватка свойства[14], запрос о возведении в совершенную степень и все то, с чего запрос начинается:

высочащий[15]

нежайше

эта на самом деле далеко не предельная низость еще распространяется на строгую форму высказывания. Между тем: единственный

необъятный

но — в своей технологической воспроизводимости, интегральной плоскости — полости — двузначный указатель источника.

Возрази: одновременное и независимое [16]открытие одного и того же явления уже не означает ещё ничего.

Послесловие

Нельзя закончить так, чтобы не повторить уже сказанного, но и конец должен ощущаться в преддверии, иначе можно ожидать, что земля не подтвердится и полного круга доказательств окажется мало. Если и это произошло, то мы умываем уже четвёртые руки — без повторений (мы неприкасаемы), и на всякий случай захвачен целый особняк — для пира или заточения, для множества отметок.

С календаря сорвана последняя маска: всё это было написано[17], а главное — всего этого не было. Как подвести итог погрешностям? Кто будет считать эту желтую прессу, и кто соберёт в одном месте то Великое Множество, от которого отреклась даже синяя пашня, когда в поле был выпущен плуг без пахаря (он гуляет уже ближе к трещащим окнам-беседам, а поле и ныне там). Ему отправлено на [18]вторую [19]проверку, но и первой не отмечено во вчерашнем числе — можно ли его назвать двойственным, если я не могу дозваться, чтобы рассказать анекдот?

А на самом деле — за тем, чтобы тот, угрюмый в последней степени, напомнил конец[20]. Чтобы самому посмеяться.

Синопсис

История — о том, как человек пытается отличить день от вечера, не в силах определить, ждет ли его в дальнейшем день или ночь; он совмещает их и видит больше сходств, чем различий, и нигде не находит определяющей разницы, которой предстают день с ночью.

Ночь отведена письму, день — чтению.

Аннотация

Проще всего (как если бы был выбор, а не сиюминутное отражение задержавшегося) сказать, что истории не было, но и это значит поместить имеющееся в исторический контекст — случайно выбегает на косую дорогу Гоголь, но его время еще не пришло. Это — о том, как я пытался структурировать написание работы так, чтобы написание половины текста пришлось на утро, половины — на вечер. Я понял в какой-то момент, что это одна и та же половина — понял, что ошибся в расчетах, и пришлось всё начинать сначала. Осложнялось всё тем, что ничего ещё не было готово, и вечер смотрел без интереса на утро, как если бы ничего не было между ними. Меня подгоняла и необходимость сверяться с компьютерными часами, которые отстают на два часа, и вот уже все время уходит на выяснение обстоятельств пропажи этих двух часов — ведь точность соблюдалась безотносительно. Никаким расписанием нельзя оправдать потерю времени — только возвращение компенсирует без преувеличения утрату, и, в общем-то, я пытался вернуть возможность ошибки. Она должна была быть рядом. Её не было. У меня не было книги, чтобы скоротать время до её появления, которое обнаружило бы несовершенство, позволяющее вернуться к заброшенному. Заброшенное оказалось дальше, чем можно было предположить. Если бы у меня была книга, я не пытался бы найти, где остановился — это как найти то, что остановило меня — я бы читал её так, как если бы не читал никогда. Невозможно признаться, что знаешь дорогу, которой не помнишь; нельзя знать, что осталось после чтения; оно — разрушительно (разрушение), оно последствие. Внесены правки: от них также пришлось отказаться. Они ничего не добавляли, но, исчезнув, забрали с собой что-то как будто ненужное, что не служит истории. Это не значит, что в итоге не осталось ничего лишнего — уверен, что при повторном[21] прочтении обнаружатся новые излишества, которые ныне пребывают в тени черепах — одной на всех — и не спешат. Это значит, что и что-то существенное могло быть прихвачено — бессистемность и неразб. — но далеко ли они могли уйти со своей осмотрительностью, взятые в долг как бы в ближнем кругу друзей? Они меняются местами, как конфетами. Не дорожат украденным. Лишены вкуса. Все эти — и другие — приметы — плач по потерянному, он начинается примерно со второй половины (“Да — и об этом”) и не закончен. Правка начнется с него — он вольётся в блеклый конец и захлестнет написанное вплоть до предпосылок, которые ещё остались. В имеющемся же варианте мы видим, как незатронутое богатство этих предпосылок мешает двигаться к следующему этапу, заменяя движение англоязычной речью, которая как бы пытается отпугнуть при помощи холостых, в общем, вспышек затаенного врага. Он — в приближении к оговоренной разнице между концом и началом — кажется последней помехой в равенстве между письмом и чтением. Тот же подбор слов, остановленный в сомнении: что он хотел сказать? Почему не сказал это? Догадка верна наполовину, эта половина — одна и та же. Её недостаточно для того, чтобы высказывание завершилось без принесённых жертв. Они верны источнику.

Примечания:

[1] АКТ воли

[2] Изб. сходство с деревом.

[3] Чувство чужого стыда.

[4] Данте А. НЖ

[5] Когдато

[6] В.И. Даль — “Толковый словарь живого великорусского языка”

[7] Е. Замятин; “Мы”

[8] Днях (?)

[9] Ю. Кристева, Семиотика. Исследования по семанализу.

[10] Избранное.

[11] Неразб.

[12] Homo sapient;

[13] Как и ранее

[14] Р. Музиль. Человек без свойств.

[15] Правоточащий (напр., зуб). Так было точнее.

[16] Закрытое, скрытное.

[17] Попытка чтения: начало устной речи.

[18] Получено!

[19] Вторичную?

[20] Избыток.

[21]