Черный кот добра и зла
Я лелеял теперь лишь злобные мысли
Эдгар По
За время своей жизни я перечитывал рассказ Эдгара По «Черный кот» раз пятнадцать, не меньше. Чем объяснить такую притягательность этого странного повествования мне порой самому трудно; в нем настолько перемешивается мистическое и этическое, инфернальное и человеческое, достоверное и иррациональное, жуткое и интересное, что сам по себе это какой-то запредельный шедевр, для которого нет точного литературоведческого наименования.
Но этика, как мне представляется, есть наиболее важная составляющая этого рассказа, поскольку та моральная философия, которая в нем представлена, превышает по глубине, точности и беспощадной искренности многие этические системы маститых философов. Можно сказать, что перед нами чистая феноменология зла, эскалация зла, когда на наших глазах герой совершает одно за другим несколько чудовищных злодеяний, которым нет ни объяснения, ни оправдания. Сначала он в «свирепой злобе» вырезает глаз своему любимому коту; затем вешает его, а под занавес всего убивает свою милую кроткую жену, раскраивая ей голову топором.
Можно, конечно, найти некое рациональное объяснение всему этому в банальном факте пристрастия к алкоголю, как говорит сам автор, этому Дьявольскому Соблазну, под влиянием которого его нрав и характер резко изменились в худшую сторону. Это так, пагубное пристрастие к алкоголю еще никого не делало лучше. Но здесь речь идет о
Основная этическая проблема, которую ставит Эдгар По в этом произведении, достаточно академична и классична: в чем причина немотивированности поступков, причем злых поступков, которое ежечасно совершает человек вопреки здравому смыслу, моральному разуму и религиозной совести. Кто только не бился над ней! Августин, Паскаль, Кант, Шопенгауэр, Ницше, Достоевский…это только самая вершина айсберга. И вот писатель-мистик, и как видим, писатель-этик Эдгар По тоже берется за нее, и, у него кое-что получается. По крайней мере, привлекая свое художественное воображение и мистическое чувство, он достаточно точно обозначает глубинные сверхразумные рамки этой проблемы, которую не то что решить, вообще нельзя понять в рамках этического рационализма сократовского типа, согласно которому сознательно человек никогда не выбирает дурного.
Вот как сам автор формулирует свой главный этический тезис: «И тогда, словно в довершение окончательной моей погибели, во мне пробудился дух противоречия. Философы оставляют его без внимания. Но я убежден до глубины души, что дух противоречия принадлежит к извечным побуждающим началам в сердце человеческом — к неотторжимым, первозданным способностям, или чувствам, которые определяют самую природу Человека. Кому не случалось сотню раз совершить дурной или бессмысленный поступок безо всякой на то причины, лишь потому, что этого нельзя делать? И разве не испытываем мы, вопреки здравому смыслу, постоянного искушения нарушить Закон лишь потому, что это запрещено? Так вот, дух противоречия пробудился во мне в довершение окончательной моей погибели. Эта непостижимая склонность души к самоистязанию — к насилию над собственным своим естеством, склонность творить зло ради зла — и побудила меня довести до конца мучительство над бессловесной тварью».
Это своего рода этическая исповедь с аналитикой причин, точнее, беспричинности злых поступков. «Дух противоречия», о котором говорит По, это не только стремление нарушить запретный плод, такое Евино искушение. Это еще и «непостижимая склонность души к самоистязанию», насилие над своим естеством, проявляющаяся в запредельные для всякого разума «склонности творить зло ради зла».
Здесь прямая дорога к Достоевскому, который также всю жизнь мучился над этой проблемой, будучи отнюдь не причастен к алкоголю. Это чисто нравственная проблема, проблема чистого зла, в которой этика, метафизика и мистика переплетена воедино. Не случайно мистический аспект, связанный с нарастанием ужаса, присутствует в рассказе По в качестве главного фона. Где зло там и ужас, где ужас там и зло. Вот она «причинно-следственная», вернее, беспричинно-не следственная связь, не позволяющаяся не только рационально разрешить, но даже и поставить проблему зла.
Есть ли в этом рассказе добро, свет, нравственная истина? Или это этический радикализм «зла ради зла», наподобие эстетического радикализма «искусства ради искусства»?
Можно сказать, что главным героем этого рассказа является даже и не зло, а ужас, который раз поселившись в душе и жилище человека, способен там совершать самое невероятное зло. Он сам и говорит, что причина всех его бедствий — тот «чудовищный ужас», который был вызван призраком — черным котом. В довершении ко всему герой, убив и замуровав труп жены не испытывает никого раскаяния. Он делает это с «полнейшем хладнокровием», и, более того, он, узнав, что кот — источник его тревоги — исчез, собирается жить теперь счастливо! Можно сказать, что это полнейшая нравственная анемия, бесчеловечность, достигшая чудовищных размеров.
Но это не совсем так. Герой — вполне нравственно вменяемое существо, конечно, далекое от гуманного человеколюбия, но также и от патологического человеконенавистничества. Он способен на беспристрастные нравственные оценки человека, что свидетельствует об его этической чувствительности. Вот хотя бы такое рассуждение о человеке и животном: «В бескорыстной и самоотверженной любви зверя есть нечто покоряющее сердце всякого, кому не раз довелось изведать вероломную дружбу и обманчивую преданность, свойственные Человеку». В любом случае, это не мизантропия, но трезвая и честная оценка нравственного состояния человека.
Итак, причина зла носит потусторонний характер и субъект, не виновный в том, что появился призрак, под влияем которого он совершил все эти злодеяния, оказывается в конечном счете и сам невиновным? Или все же герой как человек виновен, и совесть его нечиста, и она дает об этом знать?
Вот над этим нужно думать, находя по крупицам проявления человечности героя, его совестливости, стыда и раскаяния, а не только страха, мистического ужаса перед призраком. И все эти проявления в рассказе есть. И такова этическая задача для читателя найти их, а не только испугаться и ужаснуться. Ведь в конце концов он говорит: «Я краснею, я весь горю, я содрогаюсь, описывая это чудовищное злодейство». Да и весь рассказ есть исповедь накануне казни. А герой хочет все же облегчить, как он сам говорит, «свою душу покаянием».
Поэтому это никак не чистый хоррор, который как правило лишен всякого нравственного измерения. К тому же, и это весьма существенно, прямая дорога, ведущая к Достоевскому, тянет еще к одному выводу, который конечно же не оправдывает все эти поступки, но, проливая на них свет, поселят надежду и веру в человека. Ибо как утверждает Достоевский: «человек в поступке не весь».