Задумал Павка жениться. Приглянулась ему девица Маринка из соседней деревни, краше её нет на белом свете.

И Маринке полюбился Павка, пошёл он свататься, и стала она ему названой невестой.

Матушка же Павки Устинья в ту пору обитала в пустыни.

Вот собрался Павка к матушке за благословением на женитьбу, а Маринка ему и говорит:

 — Ступай, да возвращайся не мешкая с благословением. Да вот ещё смотри, в большие города не ходи, иди лесами и просёлками.

Пошёл Павка в пустынь лесами и просёлками, весёлый идёт. Хорошо бы, думает, заглянуть на базар, купить матушке и невесте гостинцев.

Только подумал, глядит, стоит на дороге большой город, ворота раскрыты. А в городе какой-то праздник, скоморохи в личинах пляшут, и гусляр играет, народ веселит.

Павка вошёл в ворота, стал смотреть на игрища.

Вдруг шум-гам, прискакал тысяцкий на коне и со стражниками. Гусляр утёк, а схватили стражники скоморохов, и Павку заедино.

Оказались те скоморохи разбойниками, и все на Павку показывают, как на атамана.

Схватили стражники Павку, заковали в цепи и посадили в каменную темницу, ждать суда.

Заплакал Павка горючими слезами:

 — Ах, зачем же я своей невесты не послушал! Зачем не пошёл лесами и просёлками!

Так горевал он, горевал, вдруг слышит тихий голос:

 — Слушай, Павка, выпусти меня отсель!

 — Да кто ты?

 — Всё равно не поймёшь, а выпустишь — я тебе помогу.

 — Да где ты сидишь?

 — А вот, под ногами у тебя. Ты камешек вынь, я и выйду.

Вынул Павка камешек из–под ноги, и впрямь, что-то словно тихо пролетело, инда как ветерок.

 — Эх, что я наделал, — одумался Павка, — Кого выпустил?

 — Спасибо ж, что ты меня выпустил, — снова заговорил голос, — За это бери камень, что вытащил, он не простой, а камень-магнит, повесь на грудь, он твоей беде и поможет.

Взял Павка камень-магнит, вертит в руках, и впрямь камень чудной, весь чёрный блестящий, но всё одно не верит:

 — Как же камень поможет! Вот бы хоть на Маринку поглядеть в последний раз.

Только подумал, смотрит, и перед ним будто бы его невеста Маринка стоит.

Трёт глаза Павка, а Маринка ему и говорит:

 — Эх, Павка, зачем же ты меня не послушал, не пошёл лесами да просёлками. Непросто будет тебе помочь. Ну да ладно, я буду говорить, а ты слушай и делай, как велю. Атаманом у разбойников был гусляр, а тот гусляр тысяцкому родной брат. Поведут тебя завтра на суд, а ты показывай всё, как я тебе обсказала. Грозить будут, а ты стой на своём. Тогда раздумают тебя казнить, а повезут в столицу, к царю на суд, ан там и решим, как быть дальше.

На другой день повели Павку на суд. Он и говорит, как Маринка ему обсказала, так мол и так, я не при чём, а атаманом у разбойников был гусляр, который утёк.

Тут зашумели все судьи и воеводы, а тысяцкий пуще всех рассвирепел, затопал ногами, саблю из ножен рвёт. Порешили однако ж не казнить Павку, а везти его в столицу, к царю на суд.

Повезли его в столицу, а тысяцкий стражников и подговорил Павку по дороге сгубить. Едут день, едут другой, всё ищут стражники, как бы Павку сгубить по приказу тысяцкого, грех на душу брать кому охота. На третью ночь решили стражники Павку связать, да бросить в лесу, сказав, будто убёг. Лежит Павка связанный, слышит уж волчий вой, и волки уж всё ближе подбираются, хотят полакомиться человечинкой.

Приготовился к смерти Павка, чувствует, что-то давит на грудь. Вспомнил тут Павка про камень-магнит, и только вспомнил, раз, уже и путы упали с ног и рук. Схватил Павка дубину и стал волков гонять. Гонял-гонял, совсем выбился из сил.

Присёл отдохнуть под деревом, вдруг слышит, где-то колокола звонят. Смотрит, лес уже и кончился, и видна ему на пригорочке пустынь, где его матушка Устинья подвизалась.

Обрадовалась Устинья сыну, а ещё пуще обрадовалась, что подыскал себе Павка хорошую невесту. Только Устинья подняла персты, как затмились глаза ей, ни вздохнуть, ни благословение дать не может.

 — Нет, Павка, не быть Маринке твоей женой.

Мимо случился в той же пустыни старец Макарий:

 — А ну, раб божий, что это у тебя на груди за камень-магнит?

Взял старец Макарий камень, да и зашвырнул его в быстрину. Утянула быстрина камень-магнит, тут Устинью и отпустило.

Получил Павка матушкино благословенье, вернулся в свою деревню к Маринке, и сыграли они свадьбу.

И стали они жить-поживать, добра наживать.

А тысяцкого к той поре разжаловали за то, что брат его разбойный атаман, и посадили на кол.