Кирхгоф
Поход на гору Кирхгоф через деревни с похожими названиями из непонятного языка (некоторые топонимы центральных районов Ленобласти отличались от восточных лишь парой букв) напомнил мне наши студенческие полевые экспедиции. Разительным отличием стало лишь увеличившееся в десятки раз количество автомобилей. Эти тарахтящие признаки растущего благосостояния населения особенно мешали передвигаться на тех участках дороги, которые кем-то были непродуманно заасфальтированы и превращены в шоссе.
На многолюдство в ходе путешествия пожаловаться было нельзя, однако почти везде с короткой периодичностью уединение нарушалось группами других странников, словно некая сила намекала на то, что задерживаться надолго в этих местах нежелательно.
Хотя по сравнению со знаменитой головой из Сергиевки, где в «хорошую погоду» змейкой тянется очередь из желающих сфотографироваться, жаловаться вообще грешно.
Интересно, что ни единой человеческой души не было замечено только у мемориала «Взрыв», посвящённый морякам-авроровцам, оборонявшим эту высоту в сентябре 1941 г. Одни лишь неизвестные нам птицы (=чибисы) пытались устрашающими криками отогнать непрошеных гостей.
Обследован был и мегалит «Уккокиви», большой, расколотый примерно по центру валун, с расположенным рядом очагом, и являющийся сейчас центром притяжения для любителей разнообразных ритуалов, и просто загорающих и отдыхающих людей. Согласно одному из современных вариантов, валун следует обходить посолонь, а основные ритуалы проходят в день летнего солнцестояния. С другой стороны, в этих же источниках само название камня связано с именем языческого бога-громовержца, так что мне бы казалось логичным взять за основу Ильин день.
Нанесённые на камень изображения «ингерманландских флагов» показались мне не очень уместными, являясь вариантом теггинга, призванного застолбить это место для своих целей группой единомышленников, объединённых под новодельным, возникшим в XX веке символом.
И это не говоря уже о том, что в данном случае крайне некорректным представляется продвигать исключительно тему финнов-ингерманландцев лютеранской веры, которые, как известно, были переселены в регион только во времена шведского владычества и таким образом не являлись автохтонным народом, в отличие от православных ижорцев или водян.
Карта из популярного приложения врала, и на том месте, где должно было находится «старое ингерманландское кладбище на горе Кирхгоф» располагался сравнительно современный деревенский погост, обнесённый по периметру забором из профнастила, с яркими точками искусственных цветов, и, вероятно, до сих пор посещаемый местными жителями.
Думаю, что для каждого истинного путешественника современности, который не озабочен целью, условной точкой B, а поглощён самой дорогой, неправильная карта, несмотря на парадоксальность этой мысли, является хорошим знаком и представляет собой настоящий подарок судьбы, ведь это добавляет в экспедицию неопределённости, ну и даёт возможность исправить карту самостоятельно.
Искомая же локация находилась южнее, в роще через дорогу, и непосредственно примыкала к вышкам и устройствам разнообразного назначения, которые возвышались на искусственной насыпи, делающей Кирхгоф самой высокой точкой Дудергофских высот, и представляющей собой популярный в зимние месяцы «горнолыжный курорт» Ленобласти.
Заброшенные кладбища часто представляют собой картину более приятную глазу, и уж точно более умиротворяющую.
Почти скрытые растительностью возвышались вершины традиционных для этих мест кованных крестов, в основном, видимо, лютеранские четырёхконечные, а также православные, с перекладиной.
На окраине кладбища в густой траве виднелись небольшие насыпи с валунами, очень напоминающие жальничные могильники, что вполне может подтверждать версию о средневековом происхождении кладбища на Кирхгофе (вполне правдоподобным кажется, что истинным названием возвышенности должно быть не «церковный холм» Кирхгоф, а «холм мёртвых»). Конечно, в летнюю пору очень сложно исследовать подобные места, но судя по всему, кладбище на горе занимало во времена оные более обширную территорию, чем сейчас.