В своей работе дизайнер Руслан Насир придерживается междисциплинарного подхода: мода для него существует в тесной связи с другими художественными практиками — например, литературой и музыкой. Давней мечтой Насира была фэшн-рецензия, которую бы написал его близкий друг Миша Захаров — российский писатель, переводчик и кинокритик корейского происхождения. В первой главе своей дебютной книги, которая должна была выйти в издательстве No Kidding Press весной 2022 года, Миша рассказывает о том, как его отец бросил их семью и уехал в Корею. В связи с экономическим коллапсом, вызванным полномасштабным вторжением России на территорию Украины, выход книги отложен на неопределенный срок. Сейчас Миша работает на Венецианской биеннале, но заветная мечта Насира — пусть и в той новой реальности, где мы все сейчас находимся — все же сбылась.

Read the full material in English here.

Миша Захаров, июнь 2022

Название дипломной коллекции Руслана Насира отсылает к песне Джони Митчелл My Old Man c легендарного альбома Blue. Мужчина, которому она посвящена, поет в парках, блуждает под дождем и танцует в темноте; он «утренний свет», «вечерний салют» и «самый нежный гитарный аккорд». В фильме «Детки в порядке» лесбийская пара в исполнении Джулианны Мур и Аннетт Бенинг приходит в удивление, если не сказать шок, узнав, что биологический отец их детей — гетеросексуал в исполнении Марка Руффало — тоже любит этот альбом. Blue действительно сложно назвать гетеросексуальной пластинкой, а песня My Old Man, хоть и посвящена мужчине, трактует его образ как нечто импрессионистическое и эфемерное. Этого же подхода придерживается и Насир, облачая мультиэтническую разновозрастную группу мужчин — подчас расслабленно-брутальных, подчас неприступно хрупких — в рафинированные вещи варьирующихся объемов.

По просьбе Руслана я пытаюсь представить, как ношу его вещи, но есть проблема, так как четыре месяца назад, после начала российского вторжения в Украину, Насир уехал из Москвы. Я тоже уехал и теперь живу между Венецией и Ташкентом. Дизайнер вряд ли отправит мне свои вещи бандеролью. К тому же, он никогда не давал мне поносить их прежде — неужели сейчас, перед лицом конца света, он наконец-то сдержит свое обещание?

В Узбекистане, как вы, должно быть, знаете, криминализована гомосексуальность (точнее сексуальные отношения между мужчинами) и порицаются любые проявления женственности (что бы это ни значило) со стороны мужчин. В этом контексте вещи Насира пришлись бы очень кстати: неброские, но с легким налетом гейства, они бы в достаточной мере выделяли меня из толпы, в то же время не подвергая опасности. Парни в лукбуке, облаченные в безразмерные рубашки, брюки и шорты, выглядят так, словно тайком взяли вещи своих отцов и подражают им перед зеркалом. В то же время они как будто намеренно не попадают в образ — если на них брюки, то это брюки-шорты, а если шорты, то шорты-юбки; на них не рубашки, а блузки, а ключевой тактильный триггер, связанный с отцом — его ремень, — не подпирает живот, а опоясывает грудь. Нарочито грубые фактуры комбинируются с натуральным шелком, сатином и ручной полупрозрачной вязкой. В этом свободном, струящемся монохроме — белом, черном, сером, коричневом, — я бы передвигался по улицам гомофобного Ташкента в разгар чилли — 40-дневного безветренного зноя, — как в защитном облаке.

В визуальном исследовании, предваряющем коллекцию, Насир упоминает Аббаса Киаростами — его фильмы мы смотрели в рамках прошлогодней ретроспективы в кинотеатре музея «Гараж», для которой я писал тексты. На раннем этапе своей карьеры Киаростами много работал с темой детства и изучал школу как инструмент встраивания авторитарной идеологии. Он держался в Иране до последнего, но в итоге ему, как и многим представителям творческой интеллигенции, тоже пришлось уехать — два своих последних игровых фильма он снял в Италии и Японии. Можно ли эти фильмы считать иранскими? И можно ли коллекцию дизайнера из Татарстана, главными героями которой стали армяне, ливанцы, тунисцы, азербайджанцы, грузины, туркмены и афганцы, считать российской? Что определяет национальность культурного продукта? Гражданство его автора? Страна его производства? Альма-матер, где защищается проект?

Есть грустная ирония в том, что Киаростами, ставший одним из главных вдохновителей проекта, на проверку оказался никудышной отцовской фигурой. В июне 2022-го художница и режиссерка Мания Акбари опубликовала открытое письмо, в котором она, сыгравшая главную роль в фильме Киаростами «Десять», обвинила его в художественном плагиате, а также психологическом и сексуальном насилии. Заявление поддержала ее дочь Амина Махер, сыгравшая в фильме роль сына Акбари и совершившая во взрослой жизни каминг-аут как трансгендерная женщина. Теперь фильмы Киаростами о плагиаторах и самозванцах, такие как «Крупный план», смотрятся совершенно иначе.

Каждый предмет одежды в коллекции Насира назван в честь определенного мужского архетипа — брата, одолжившего свое белое поло; любовника, в вещах которого, шелковых и соблазнительных, можно пойти на свидание с ним же; отца, чьи широкие брюки так и подмывает стащить из гардероба; и, наконец, проводника, чей образ решен в виде темно-кофейного атласного комплекта с покрывающим голову платком. Многим мужчинам призывного возраста, бежавшим из России, в том числе Насиру и мне, сейчас приходится в срочном порядке осваивать эти роли — в частности последние две. Коллекция дает возможность в буквальном смысле примерить эти амплуа на себя.

Будучи в изгнании в Узбекистане, я сделал то, что прежде казалось мне немыслимым: написал в Корею своему отцу, которого не видел двадцать один год, с просьбой признать отцовство. Отец ответил только спустя два месяца: он написал моей матери, что пережил операцию по удалению раковой опухоли и не мог выйти на связь. «Когда я думаю о Мише, у меня болит на сердце», — написал он и все же не ударил пальцем о палец, чтобы вывезти меня в Корею. Мне хочется лишь сказать: «Дорогой Руслан, в отсутствие отцов (а также в их беспомощном присутствии) и во время, когда мир стоит на пороге третьей мировой (или когда он, как считают некоторые, уже его переступил), давай не будем забывать о нашей ответственности друг перед другом — для этого нам, как поет Джони Митчелл, никакая бумажка из городской ратуши не нужна».