Вторая половина прошлого века открыла для массового человека новый соблазн — потребительский рай. Общество потребления вызывало опасения и ожесточенную критику интеллектуалов, но оставалось непреодолимой рамкой. Мир превратился в глобальный супермаркет, который управлялся логикой ограниченной, но рациональности, примитивного, но «здравого» смысла. Казалось, что история закончилась именно в этом супермаркете. Здесь не стреляют и не захватывают, здесь продают и покупают.

Мы мало задумывались, что супермаркет очень уязвим для примитивной силы, что стеклянные витрины никого не защитят. Когда я вижу колонны беженцев, прорывающиеся силой через границы в Европу, я догадываюсь, что стекло их не сдержит, что хрупкая Европа еще не понимает, с чем столкнулась.

Глобальный супермаркет держится на общем здравом смысле, когда все участники рынка признают одни и те же правила. Если одна из сторон отказывается их понимать или признавать, начинается хаос.

Думая об Ираке, Ливии, Сирии, я чувствую, что здесь открывается выход за пределы общества потребления, но не вперед — к какой-то информационной или творческой эпохе, а назад — к первобытному бессознательному, ярости и страху. Мы недооценивали силу этого бессознательного, мы наивно думали, что выгода сильнее ненависти, а здравый смысл — эмоций. Рассуждения о диалоге оказались применимыми лишь в узком круге вежливых философов.

Проснулись спящие вулканы, ожили древние конфликты. То, что в споре шиитов и суннитов для западных людей кажется незначительным и неинтересным, может закончиться судным днем. Впрочем, и православно-католические споры о филиокве, протестантско-католические разногласия о роли Рима или внутриправославные споры о каноничности до сих пор раздирают христианский мир, так что мы могли бы учесть этот фактор. Восток просыпается от сладкого сна, в котором видел себя частью прозападной глобальной цивилизации, и находит себя в очень плохом настроении; не хочется работать и к чему-то адаптироваться; хочется истинно и «тупо» верить, и за истинную веру убивать.

То же самое происходит в восточной части Украины, где разрушительная стихия «русского мира» смела границы и затопила почти две области некогда мирной и «братской» страны. Я все думаю о судьбе Донецка. В советское время шахтерская столица была известна миллионом роз. Затем — впечатляющей Донбасс-ареной. Символами новейшей истории Донецка стали уничтоженный международный аэропорт имени Прокофьева и разграбленный гипермаркет «Метро».

Аэропорт был прекрасным, но из простых людей мало кто им пользовался. «Метро» предлагал богатый выбор, но для бедных людей. Поэтому руины вызывают не сожаление и боль, а злорадство, временами — под полный стакан — даже отчаянное веселье. Все эти потери никто из местных считать не будет, потому что это и вовсе не в счет. Речь ведь идет о куда большем — переустройстве всей жизни. Гипермаркет и аэропорт — символы общества потребления, в котором имела место несправедливость. Можно даже сократить и сказать прямо: это символы несправедливости. Как и шикарные дома, айфоны и лексусы. Их нельзя купить, потому что общество потребления устроено несправедливо и ограничивает нас. Но их можно украсть, отнять, переделить. Т.е. в революционном угаре кажется, что уже не время покупать-продавать, производить, строить и растить, пришло время для прямого прыжка из царства необходимости в царство свободы, в тот самый рай, только не в Божий, верхний, а в наш, нижний.

Пафос нового мира соседствовал с исступленным разрушением. И это не только на территориях Исламского государства. Как говорят мне донетчане, «Почему это вам на Майдане было можно, а нам нельзя? Мы вот тоже устроили себе».

Майдан был восстанием свободных людей, которые помнили о своем достоинстве и защищали его ценой жизни. Люди Майдана и в самом деле вышли за пределы потребления и вспомнили о том, что делает человека человеком — свобода, солидарность, жертва, правда, вера, надежда, любовь. Отсюда и название — «революция достоинства».

Антимайдан ДНР-ЛНР был тоже посвящен теме достоинства, как оно понималось постсоветским пролетариатом. Достоинство «сделан я в СССР» оказалось дороже всего — не только аэропорта и гипермаркета, но и собственно человеческих ценностей. «Вставали с колен» решительно и шумно, подло и кроваво, пусть знают все: «мы за ценой не постоим». Редко когда пролетарии защищали свое достоинство без погрома винных магазинов и классовых чисток. Сегодня в Донецке бизнесменов нет, как нет евреев в местной синагоге.

Говоря коротко, события в Украине и Сирии свидетельствуют о том, что человечество приблизилось к опасной черте, когда основной выход за пределы общества потребления ведет не через одухотворение, а через озверение, или же к «духовности» через насилие. И все больше людей предпочитает именно этот выход — с неизменным Калашниковым, под черным стягом «Русской православной армии» или таким же черным флагом ИГИЛ.