Наиболее фундаментальным для схватывания сущности Истины в древнегреческой философии является прояснение оппозиции между Несокрытостью (собственно, самой Истиной — ά-λήθεια) и Сокрытым (λήθη — забвением, оставлением-в-сокрытости, исторжением, стиранием бытийного следа некоего 'х' в сущем и т.д.). Для самих древних греков до Платона и Аристотеля оба понятия не были предметом специального исследования и, в сущности, не выделялись как таковые, относительно которых необходимо помыслить их собственные сущности. Как замечает по этому поводу М. Хайдеггер: «В эллинстве ни άλήθεια, ни λήθη никогда не становятся предметом специального осмысления, никогда не ставится вопрос об их собственной сущности и их сущностном основании: не становятся потому, что они предшествуют всякому мышлению, всякой поэзии — как та «сущность», которая уже заранее пронизывает собою все, о чем надо по-мыслить» [Хайдеггер 2009: 191].

Сегодня же, вопреки этой репрезентации, говоря о природе Сокрытия и о Сокрытом сущем, говорят о некой «сущностной» «ложности» речи о сущем, которая содержательно не совпадает с Истиной существования вещи ввиду ее Сокрытости для сознания и не-угадывании этой контингентной Истины. ‘Ложный’ здесь употребляется в значении ‘Вымысел’ или, что то же самое, ‘Ложный с точки зрения вот-этой ре-презентаци’. На мой взгляд, подобное значение неприемлемо по простой причине ошибочного не-различения двух сущностно отличных (поистине!) друг от друга свойств вещей. Речь о неразличенности между «не-истинностью» и «ложностью», которые почти всегда одновременно атрибутируются Сокрытому. Однако:

Ложное — это нечто неподлинное: подделка, фальшивое, а также копия, аналог, симулякр, превращенная форма, видимость предмета, мнимая идея о нем, мнимая идея его реальности при безусловной его ирреальности с полаганием в качестве налично бытийствующего.

Что же до неистины: «Неистина — это не сокрытость, а искаженность. (…)… неистина присутствует там, где недостает истины, где хотя и есть раскрытость, но почти вся она — искаженность» [Хайдеггер 2018: 119].

Понятие «искаженности» по семантическому содержанию и логическому объему максимально приближено к понятию «превращенной формы» (Мамардашвили, Маркс, Ильенков и др.): неистина тут является искажением, но искажением чего? Предварительный ответ (потребующий разбирательства) звучит так: искажением Такости предмета как истинности его бытийствования, как природы его присутствия в качестве наличного бытия. То есть, в сущностном смысле неистина не является имматериальной (предикативной): она не приписывается объекту в ходе познания. Неистинное суть само бытие вещи в ее искаженности, в не-Таковости ее Таковости. С «ложностью» как свойством ситуация обстоит кардинально иным образом; всякая (мыслимая и актуализированная) «ложность» предицируется лишь истине высказываний, а не истине вещей. Мы говорим: ‘р ложно’, где р — это всегда высказывание и / или сингулярное предложение. «Ложным» мы можем назвать лишь высказывание или предложение. Но мы не говорим ничего в духе: ‘Искажение орбиты планеты ложно’; ‘Этот черный лебедь ложен’ и т.д., когда имеем дело с непосредственным фактом, истинность которого как истинность его наличности, [его существования,] была доказана однозначно.

Скорее говорят, фиксируя различие (онтологическое различие, не-со-причастное репрезентации истины бытия вещи как таковой): ‘Такие координаты движения планеты ей несвойственны, но мы их фиксируем’ или ‘Лебедям в целом несвойственно быть черными, но вот черный лебедь’. Несвойственность не имеет ни одной точки соприкосновения с ложностью, если несвойственность — это зарегистрированная модальность, то есть состояние или атрибут предмета, четко в нем зафиксированный и такой, что ранее не полагался в качестве модуса (возможного состояния) или предиката вещи. Иными словами, если вещь все еще удовлетворяет критерию непротиворечивости (нельзя этому-вот лебедю быть черным и нечерным одновременно; нельзя планете пройти по одной траектории и другой в единичном акте движения по орбите). И все же, в фиксируемых новых свойствах вещей первичная предикация, предпосылаема им разумом — предикация «неистинности»: говорят сперва о «скорее искаженности» природы вещи, чем о «незафиксированном ранее виде» или о «статистической вероятности наличия свойства Р у х» и т.д.

С логико-эпистемологической точки зрения, касающейся соотношения ретенциального удержания с уже-Раскрытым и с нашей Осведомленностью: Неистина вещи — то, что фиксируется в ней как аномалия при первом вхождении вещи в ее неистинном бытии в опыт. Дальнейшие процедуры познания, сопоставления, рефлексии, эксперимента и т.д. являются эпистемологическими процессами «к-корню-прихождения», в которых фиксируется — было ли Р (х) неистиной вещи или же является еще одной истиной ее бытия и существования. Однако, есть здесь и строгое, «категорическое» следствие: тот факт, что Р (х) встречено (в Мире вообще), один этот факт уже запрещает нам называть Р «ложным» свойством 'х' или рассматривать их отношения как ложные или ошибочные. Несвойственность связки Р (х) как конституирование наличности такой несвойственности опирается как раз на понятие неистины.

Однако, сама дихотомия «истина — неистина» для того, чтобы раскрыть содержание отличия «ложности» от «неистинности» должна пониматься в наиболее сущностном, онтико-онтологическом смысле и лишь затем — в качестве проблемы логики, теории познания, для истин высказывания вообще. Вещь не может «иметь неистинное значение» или иметь «неистинную организацию или структуру». Неистинной вещь может только быть. Неистинное — это бытие-вне-истины внутри самой вещи, но само бытие несводимо даже к возможности раскалывающего предицирования бытия как чего-то не-постоянного и такого, что время от времени бывает неистинным. Если бытие мыслится как неотъемлемый атрибут всех сущих и их глубинное основание, тогда следует утверждать, что это само бытие — всегда истина присутствия сущего, неотъемлемая черта его явленности как этого-вот сущего. Однако, присутствие по своему через-время-прохождению как этого-вот-сущего действительно может вступать в противоречия с человеческим опытом и аналогиями (переносом свойств вещи х на весь (условно-сконструированный) класс Х). И в этой не-такости прохождения неким 'х' своего наличия-присутствия здесь, в Мире, которая раскрывается в чтойности х, выходящей за пределы у-преждающего схватывания 'х' в качестве элемента класса Х (класс Х формируется путем индуктивно-дедуктивного обобщения предикатов и предикаций совокупностей-серий эмпирически наличных-ушедших-прибывающих в присутствие единичных вещей и т.д. и т.п.). Последнее понимание неистины (чтойность-не-такость относительно данности-в-опыте) разъясняется во второй части вышеприведенной мысли Хайдеггера: нечто мыслится как неистинное только и лишь только потому, что здесь, во взоре познающего разума, в этом конкретном случае, истины (вы-светленности, несокрытости, рас-крытия) попросту недостает; либо же, все, что мыслилось как достаточное условие познанности вещи и ее понимания, схватывания, интерпретации, репрезентации и т.д. — что все это на самом деле является искаженностью.

Искаженность нетождественна ложности — приходится снова об этом напомнить, учитывая контекстный поворот! Сами данные, сами фрагменты раскрытости сущего как сущего (в его природе-истине, в его наличном-бытии) могут быть действительным раскрытием деталей сущего, но — лишь некоторых деталей. Наша неполнота раскрытия ведет к искаженности раскрытия сущности вещи в целом: она не схватывается должным образом, она не раскрывается — не не-сокрывается. Думая, что мы выводим вещь на свет — в просвет стояния в зиянии Несокрытого как просвете Бытия, про-ясняющем истину бытия-предметностью этого сущего, мы, на самом деле, оставляем ее в своей оставленности сознанием как не-до-конца-проникновением. И, как следствие, такая не-до-конечность проникновенияне поставляет разум против вещи, не ставит их друг напротив друга (как хотелось бы разуму, ошибочно считающему, что такое противо-поставление уже состоялось). Искаженность как неистина это: «(Я противоположен х) & ((Х (х)) & (Х (х) → x)) & (~Х (х))». Невыводимость х из пред-посылаемых Я условий (х такой и только такой, что Х) ведет к необходимости признания неистинности самого х в качестве предмета — объекта — экспозиции в познавательной ситуации. Или, иными словами, х уместно в данном случае поименовать искаженной репрезентацией: некая действительная в истине своего наличного бытия вещь y вследствие недостатка истины, «недо» всякой раскрытости, вследствие неполноты раскрывания вещи, мыслится и воспринимается как х, где х — не нечто противоречащее y, а входящее в него как его неполное содержание (на уровне содержательности репрезентаций). Мыслить нечто как х, как завершенное целое, за пределами которого ничего не может быть помышляемо, в данном случае, соответственно, является ложным пониманием вещи как чего-то искаженного для меня.

Однако, за пределами «познающего разума», естественно, нет никакой «не-/истины» в смысле понимания чего-либо. Вне корреляции «мышление — бытие» необходимо мыслить лишь таким образом, что вещь искажена согласно глубинному «зову», структуре вещи на уровне бытийного ее фундамента. Любой такой фундамент, как мы помним — в себе и для себя истинен, а условие истины — наличность такого-вот способа бытия, такой-вот модальности, каковой бы она ни была.

Все выводы, проистекающие из любых эпистемологических антецедентов, детерминированы напрямую достатком или недостатком Осведомленности о вещи, а значит, неистина вещи — это (если попытаться дать этому понятию позитивное определение) такая истина ее бытия, которая ранее мыслилась как не-данная, попросту — не-существующая вследствие отсутствия осведомленности о такости существования этой вещи. Искаженность способно, исходя из этого, приобрести лишь знание (репрезентация) познающего.

Однако, вторым, не менее важным моментом (этот момент, безотносительно познающего субъекта, является более глубинным, решающим, более достойным вопрошания), является не репрезентация, но «аномалия», единичный или очень редкий случай, несвойственный доселе фиксированному бытию вещи, влияющий определенным образом на последствия для существования этой вещи как сущего. Для живой природы примеры могут быть следующими: атавизмы или врожденные заболевания ЦНС; альбинизм; некоторые крайние формы сексуальной психопатии (вроде некросадизма или бертранизма); все, вплоть до нарушения пигментации у единичного плода на одном-единственном дереве. Для неживой природы: проявление у минерала или породы свойств, которые не были фиксированы для этого минерала / породы ранее. Для процессов это: аномалии климата, погоды и т.д. В глобальной перспективе такими областями «неистины» наука может представить черные дыры (если их природу вообще удастся понять). Такого рода акцидентальное (как представляет его разум) свойство непосредственным образом влияет на вещь. Она продлевает или сокращает ее существование, дает или отбирает эволюционные преимущества на уровне межвидовых и внутривидовой конкуренции. Таким образом, мы действительно говорим: «х неистинно», подразумевая не то, что «высказывание об х ‘х есть х’ ложно», но что же?

То, что «неистинность» х постулируется, выводится лишь по-отношению-к, а именно — выводится из отношения этой сингулярности-события х к Х, где Х — независимо от содержания о нем человеческого знания в данный конкретный момент — составляет истину бытия вещей х-класса вообще. Мы говорим: для х попросту свойственно по природе быть Х, это принадлежит к ее непосредственному бытию и присутствию в качестве сущего. Но, как мы видим, вместо набора свойств Х (х), х, существование которого необходимым образом постулировано, все же представлен как Р (х) (т.е.: (∃х)(Р (х))). При этом Р (х) мыслится как нечто, нарушившее бытие вещи в придавании формы данности вещи сообразно природе, чтойности, такости, манифестациям этой же вещи в других конкретно-эмпирических явленностях. И, при этом, вне Р (х) подобные модальности-виртуальности не фиксируются актуально (или фактуально: не схватываются в фактофиксирующих высказываниях, о которых можно сказать, что они именно таковы). В данной ситуации мы имеем дело не с эпистемологическим, а с онтологическим противоречием: истинным бытием х, ее наличным бытием как условием даяния существования х как х, является Х; однако х присуще Р, исключающее каузацию «Из Х возможно Р / с необходимостью следует Р / в некоторых случаях Р». Р в данном случае — то, что спекулятивный реализм называет контингентной возможностью бытия 'х'. Об х как о Р (х) можно помыслить непротиворечиво (предположить существование отношений (РRх), где ничего в Х, тем не менее, не предпосылает Р; Р — суть чистая возможность, развертываемая на онтографическом плане виртуальности).

Онтологическое противоречие — неистина бытия х как х при Р (х); истина бытия х — Х (х), и это дано в самом присутствии х как существовании (сущести) вещи независимо от л коррелята-мышления, единичного / коллективного / видового. Неистинность, в отличие от ложности, относящейся к области коррелирующей предикации (предицирования «ложности» как свойства в процессе корреляции «бытие — мышление»), затрагивает сам способ бытия вещи как ее наличного бытия, как форму присутствия сущего, как его сутствие или сущесть. Сущесть сущего независима от формы его репрезентации, ее глубины, способа даяния, ис-черпывания его в репрезентации. Сущесть сущего — говоря языком Витгенштейна — то, как случается вещи быть. Сущесть не коррелирует ни с чем кроме в-себе-самой-пребывания пребывающей вот-так-а-не-этак вещи. Неистинность-Неистина бытия вещи — суть то, что саму эту вещь, согласно ее истинной природе, ведет к краху при актуализации как этой-вот вещи, которой свойственно то-то и то-то (свойственно Х, но несвойственно Р, где Р мыслится как «абсолютно возможное»).

Таким образом, неистинность как искажение вещи, как бытие ее в качестве превращенной, а не действительной формы на плане актуализации, имеет своим источником само Бытие-в-мире этой-вот вещи, само ее наличие в качестве так-наличествующего (в такости, отрицающей чтойность вещи как истины вещи, истины ее бытия). В то время как ложность — лишь ограниченное корреляцией мышления и бытия логико-эпистемологическое по своему фундаменту свойство, приписываемое познающим разумом своим собственным высказываниям об этой истине вещи как об истине бытия вещи, понимаемой в данном случае как ее — вещи — ход. Отсюда следует вывод о том, что Сокрытое, которое, безусловно, представляется через Неистину как недостаток рас-сокрывания, никогда не является «ложным бытием» вещи, независимо от конкретной формы проявления Сокрытости, в которой эта вещь может пребывать.

1. Хайдеггер М. (2009) Парменид. Санкт-Петербург: «Владимир Даль»

2. Хайдеггер М. (2018) О существе человеческой свободы. Введение в философию. Санкт-Петербург: «Владимир Даль»