В криминальных новостях нашего города новости, как не посмотришь, напоминают сюжеты арт-хаусных фильмов. Они такие грустные и кровавые, что после них не хочется даже включать новое кино Ларса фон Триера или читать книги про домашнее насилие. Настолько в этих новостях всего в достатке: здесь зарождается конфликт, стороны взаимодействуют, идут на сближение, происходит столкновение интересов, и наступает развязка. И какой-нибудь дядя Вася недоволен тем, что говорит про его закатанные на зиму огурцы дядя Петя. В пылу ссоры дядя Вася ударяет дядю Петю гантелей, и продолжает чинно выпивать, закусывая огурцами. Потом, конечно, приезжает милиция, это вроде бы логично. Соседи у нас бывают бдительными, когда дело касается криминала. Но не всегда, чаще всего соседи аккуратно выглядывают в глазок, не дай бог, с ними произойдет что-то этакое.

Новость про сброшенные с балкона автомобильные колеса, которые зашибли дяденьку, показалась мне до жути знакомой. Наверное, в каждом дворе встречались такие дети-исследователи. Они собирались компанией, и самый главный из них исследователь задавал риторический вопрос: а что будет, если. Юные коллеги подхватывали: а давайте выясним, мы же не какие-то тряпки. В живых оставалось большинство, однако, велся ли учет пострадавших. Обгоревших при взрыве баллона, застреленных из лука или задохнувшихся в подвале дома напротив. Да, в моем детстве мальчиков тряпок не встречалось, иначе им бы не поздоровилось. Хотя взять, к примеру, меня. Я тоже был своего рода тряпкой, но тряпкой из шелковых нитей. Ну, то есть не каждый такую сходу разорвет, кишка тонка.

Прочитав новость про упавшие на голову одному мужичку колеса, я решил написать этот рассказ, а вы как хотели, все из жизни. Если и приукрашиваю, то в рамках приличий. Еще в те времена, когда персональный компьютер был не в каждом доме, а в качестве переговорных устройств в основном использовались стационарные аппараты, что тут и говорить, продолжить список того, что было раньше несложно. Достаточно набрать в поисковике соответствующий запрос, и вы увидите километры текста, посвященного перестроечному или какому-либо другому детству ностальгирующих чудиков. Мое же детство пришлось на конец девяностых, но самый яркий период, это, без всякого сомнения, начало нулевых. Помню, что пора увлечения карбидом сменилась на телевизоры и кинескопы в них, которые взрывались, падая с чьей-нибудь крыши. Множество безделушек были найдены нами на свалке возле острова Угольный. Туда свозили разную дрянь с окрестных предприятий, районов маленького сибирского города, где мы тогда жили.

В один из походов на глаза нам попался холодильник. Старый советский, он был с толстыми стенками. Его дверца имела особенность. Открывалась она только снаружи. Если ты оказался внутри него, то выбраться без посторонней помощи не имел никакой возможности. Вот такая конструкторская фишка того холодильника потрепала мне знатно нервы в тот раз. Самый главный юный исследователь из нашей компании Короед, как сейчас помню. Задал чисто гипотетический вопрос: а что будет, если в нем будет человек, и мы его скинем откуда-нибудь. Из четверых детей я не выделялся своими быстрыми ногами, сильными руками, острым умом, но почему-то другие дети, так называемые, альфы чувствовали по отношению меня некое почтение. Но почтение было не вроде: снимаю свою шляпу. Возможно, тогда и много позже, в школах, институтах люди улавливали нотки безумия. Не хотелось бы хвалиться этим, но это действительно так. Как будто все они предпочитали лишний раз не связываться с непредсказуемым человеком.

И тогда же я сказал Короеду, белобрысому долговязому пареньку с заячьей губой: а давай посмотрим, что будет. Потом залез в холодильник, и захлопнул за собой дверь. На двери с внутренней стороны была пластмассовая полочка, за нее-то я потянул на себя. Внутри пахло жженными покрышками, и была абсолютная темнота, словно в чьем-нибудь теле. Полагаю, что если вы попадете в тело человека, внутри вы ничего не увидите. А дальше ребятишки шлялись вокруг моего холодильника, постукивали в него, пытались сообщить мне что-то важное. Но толстые стенки плохо пропускали звуки. И тут холодильник прямо со мной приподнялся, со скрипом нас куда-то переставили. Переставили на садовую тележку, как я позже узнал. И покатили, время от времени останавливаясь. Такой тяжелый груз без остановок, пусть и на тележке сложно двигать. Это что, холодильник без меня был тяжелый, как бегемот, а со мной он был еще тяжелее.

Привезли меня к пятиэтажному дому, опять же, как я понял позже, тогда я не думал о таких мелочах. Дом стоял на рыхлой и подвижной почве, прямо перед торцом дома находилась речка. Половину жильцов к тому времени переселили, тех, кто остался уже ничего не волновало. Те, кто остался, они доживали свой век там, где их поселили еще при Хрущеве. Архаровцы подняли этот холодильник со мной в металлическом пузе на лифте на крышу. Вернее, сначала на последний этаж, а уже потом втащили на чердак и на крышу. По замыслу главного исследователя нашей компании, меня должны были запустить в речку. Но я такой перспективы себе не желал, поэтому всячески подавал знаки, чтобы они прекратили. Полагаю, что малолетние изверги хотели от меня избавиться. Я тогда здорово испугался неопределенности. Категорически не хотелось ломать свои кости, а потом тонуть в речушке. Вода в ней была грязная, изредка в ней встречались странные рыбы. Рыбы светились в темноте, и у них не было глаз. То есть там, где по логике вещей должны присутствовать глазные яблоки, была белесая пленка.

В металлическое брюхо постучали. Страшно пекло солнце, в своем холодильнике я чувствовал жар, который шел от верхней стенки. Дышать становилось трудно. Ребятишки затихли, наверное, они совещались, прикидывая, какие последствия будут, если они запустят меня в космос. Выражение «запускать в космос» пошло у нас от Юры, который страдал энурезом. Старшие как-то раз зимой стреляли Юрой через гаражи. Они смастерили такую огромную рогатку. И пока Юрка летел, его крик не поспевал за телом. Да, хороший парень этот Юра Гагарин, жаль, что у него был энурез, людей с энурезом обычно дразнят в коллективах. У меня тоже была такая напасть, только в сознательном возрасте, когда я работал курьером, и зарабатывал гроши для одной женщины. Об этом я тоже как-нибудь расскажу.

А тогда на крыше пятиэтажного дома, внутри советского неисправного холодильника под палящим солнцем, я думал о том, что моя жизнь не может закончиться так нелепо. Как часто мы думаем в таком ключе. А что тут думать, вот так бывает, а еще бывает вот так. Но до чего же неприятно, что именно со мной, согласитесь. Ребята стали двигать меня в холодильнике к обрыву крыши. Насколько я мог слышать, они сопели и пыхтели. А затем я полетел в речку прямо с крыши пятиэтажного дома. Как будто мысль, вспыхнувшая тогда в моей голове: а что, если речка уже высохла. И все, больше никаких мыслей. Разве что вспомнил собаку, которую бабушка разрешила мне завести. Если не будет меня — думал я, пока летел — значит, не будет собаки, бабушка от нее избавится. Стоит заметить, что я выжил, иначе не писал бы сейчас этот текст. Собаку бабушка отдала довольно быстро, спустя неделю, как мы ее взяли. Мотивировала она такой чудовищный поступок моей безалаберностью. Щенок попал в руки двух дедушек, настолько стареньких, что при знакомстве было непонятно, в чем держатся души. Один из них был глухим, второй слепым. И вот они, значит, вдвоем жили, ухаживали друг за дружкой, а щенка бабушка отдала им, потому что я не мог за ним ухаживать. Но это случится позже.

Сейчас расскажу про приземление. Страшной силы толчок подбросил меня внутри холодильника, но все кости оказались целы. Я лежал там и ощупывал сначала руки, потом ноги, насколько мне позволяло помещение. А тогда я думал о холодильнике именно, как о помещении. Еще прикидывал, сколько времени мои дружки будут спускаться, чтобы вытащить меня из воды. Но такие прагматичные мысли быстро улетучились, ведь холодильник начал плыть по течению. И как бы я тогда не кричал из своего металлического панциря, никто не спешил не помощь. О, какие же времена наступили, казалось мне тогда. Воздуха внутри перестало хватать, руки тряслись, ногу свело. Где-то была пробоина, потому что внутрь начала поступать вода. Но в дело вмешалась одна женщина. Но тогда я, конечно же, не знал, что это женщина.

Что-то стукнуло по дверце холодильника, направление, в котором я плыл, изменилось. Я неумолимо приближался к берегу в полукилометре от дома, с которого я совершил тот злополучный полет. Когда я снова увидел улицу, на ней появилась женщина в сарафане. Солнце слепило глаза. На сарафане были подсолнухи, женщине было лет тридцать. Присмотревшись сквозь пальцы, разглядел у нее на шее ожерелье из чьих-то зубов. Она помогла мне вылезти, вся такая улыбающаяся, цветущая, просто загляденье. В ее волосах были седые пряди. Как-то излишне скромно я поблагодарил за свое спасение. Она представилась Сашей, и попросила составить ей компанию. Саша говорила в нос, как будто у нее был гайморит. Ее домик со ставнями, выкрашенными голубой и белый краской, стоял неподалеку. Место, где Саша выцепила холодильник длинной палкой с крючком, было пристанью. Выше росли цветы, трава, вытоптанная тропинка, поднималась наверх, к дому Саши.

Про внутренности дома, пожалуй, стоит рассказать поподробней. Внутри было много кукол, самые разные модели, от советских пластмассовых пупсов до резиновых блондинок в человеческий рост. Такая картина меня не обрадовала, на то были свои причины. Про Сашу, помнится, говорила моя бабушка, но сам я с ней не встречался до того случая. Женщина поставила чайник, попутно рассказывая мне о своих детях, которые сейчас в детском лагере. Когда Саша взяла большой кухонный нож, я напрягся. Она, заметив, мою реакцию, хитро улыбнулась: теперь всегда будешь холодильники бояться? И открыла холодильник более современный, из которого достала кирпич сыра, масло и сливки. Пили чай мы минут двадцать, на улице успело стемнеть. А мне нужно было как-то деликатно уползать из гостей. Женщина, словно любовалась мной, время от времени подливала кипяток в кружку с отколотой ручкой, поглаживала мою голову. Из другой комнаты послышался детский плач, женщина извинилась, и ушла. А я быстренько слинял, ведь появилась возможность. Но далеко уйти я не успел, прямо в ногу прилетел осколок кирпича. И мне пришлось существенно замедлиться. Саша догнала быстро, не успел я отойти и на сто метров от ее дома, как цепкие пальцы впились в загривок. И жестко потянули вверх, а потом эти же пальцы сжали шею. Пальцы были холодными, я мог лишь хрипеть, как тогда в холодильнике. Кажется, мой рассудок покинул тело на мгновение. Потому как следующее, что возникло перед глазами, это крыльцо дома Саши, она катила мое тело в садовой тележке. Точно в такой же, в которой ребята катили холодильник. Я еще про себя отметил: что у них, других тележек не нашлось. А потом пришло озарение: наверное, я сам такой холодильник, в котором лежат разные полезные и не очень микроэлементы. Что с этим озарением делать, не знал.

Женщина затащила меня в комнату, уставленную старой мебелью. Также повсюду стояли игрушки. В основном куклы, но встречались и плюшевые животные. Еще там, у окна была детская кроватка с ребенком. Сам я ребеночка не видел, потому что Александра этого не хотела, она усадила меня в кресло. Кресло пахло старыми вещами, которые уже начали плесневеть. Стянула с меня футболку, джинсовые шорты, сказала еще: давай-ка я повешу сушиться на печку. Пока она ходила затапливать печь, я подошел к кроватке. В ней лежала кукла поразительно похожая на живого младенца. Вплоть до складок в уголках глаз. Саша двигала предметы в соседней комнате, что-то подожгла. В помещение, где я был с этими чудовищными куклами, затянулся дым. Наверное, обратная тяга — подумал я. А потом закружилась голова, и я больше ни о чем не мог думать. Младенец в кроватке не подавал признаков жизни. Комнату заволокло едким туманом.

Пришлось упасть на четвереньки и ползти к двери, врезаясь в предметы. Саша стояла на улице. В окошко, которое было во входной двери, я увидел ее лицо. Она, как будто ждала, пока живые в доме исчезнут. Своим детским кулаком я стучал и стучал в стекло. Ни одной трещинки. В голове появились какие-то сумасшедшие мысли: а что, если я по-прежнему в холодильнике, а ребята боятся скинуть меня в речку. Оседая на пол, ощутил холодную воду, проникающую сквозь щель холодильника. Дергая за провода, я управлял судном, мы опускались все ниже и ниже. Кругляшек солнца висел высоко на небе. Под толщей воды его силуэт исказился. А потом мне на голову посыпалось битое стекло входной двери. Моя бабушка закричала: я из тебя все дерьмо выбью, будешь у меня шляться! И действительно на мою худую шею обрушилась теннисная ракетка, которой мы обычно выбивали пыль из ковров.

Окончательно в себя пришел к утру. Лежал с тряпкой, вымоченной в уксусе на лбу. Рядом сидела бабушка и щелкала семечки. По ее рассказам выходило, что Короед с ребятами видели, в какую сторону поплыл холодильник со мной. Но пока они спускались, туда-сюда, я исчез окончательно. Авантюризма ребятам было не занимать, поэтому в срочном порядке Миша, сидящий в холодильнике, был найден в доме некой Александры. Женщины, которая потеряла несколько лет назад собственных детишек. В связи с этим ее ментальное здоровье пошатнулось. И многие пропажи детей, происходившие в нашем небольшом северном городе — приписывали ей. Правда, никто не пытался выяснить, она ли ворует детей или не она. Так, поболтают старухи, сидя на лавках перед сном. Но никаких правоохранительных действий не предпримут.

Саша пропала, искал ее участковый, у которого появился ряд вопросов к ней. И кое-кто из местных жителей тоже искал Сашу. Проще сказать, кто не искал Сашу в те дни. Наверное, каждая семья, имеющая пропавшего ребенка, тем летом была обеспокоена новостью о возможном похитителе. В подвале дома нашлись детские вещи, которые опознали родители. Однако на этом улики заканчивались. В августе месяце я посетил Сашин дом. И вплоть до первого сентября бабушка не отпускала меня гулять одного. Но это уже совсем другая история. С ней в школу я ходил потому, что пожилой женщине было сложно найти себе увлекательное занятие. А мы с ней были своего рода друзьями. В четвертом классе я переехал в другой город. И в другом городе, хотите верьте, хотите нет, но увидел в окно троллейбуса Сашу. Она шла с детской коляской. Коричневое платье на ней с белым воротником напоминало платье монахини. Пока троллейбус стоял на остановке я разглядывал женщину. Она, кажется, меня не узнала, потому что это была не она.

Возвращаясь к теме колес, которые неумные дети сбрасывают с крыш домов, а потом получаются трагедии. Скажу так: все воздается рано или поздно. За каждого похищенного ребенка придется отвечать. Саша, да, я обращаюсь именно к тебе! Подумай, чего ты лишила этих детей. Прежде всего, тепла матери, вспомни это чувство! У тебя есть шанс все исправить, сейчас же обратись в ближайшее отделение милиции, расскажи все! Сбрось этот противный груз со своих тридцатилетних или уже сорокалетних плеч. Все еще можно исправить, Саша.