Начиная первый абзац очередной философской статьи, я отчётливо сознаю, что принимаюсь за дело с середины какой-то огромной мысли, которую стали думать задолго до моего рождения и вряд ли додумают, но моём веку. Да и себя самого я теперь воспринимаю как фрагмент одного великого сознания, растянувшегося во тьме несметных лет, словно змея, медленно и неустанно ползущая из одной бесконечности в другую. Этой змее нужно лишь вспомнить, что у неё есть не только голова, но и длинный-предлинный хвост — обрести на мгновение целостность и восстановить то, что приключилось с ней на этом долгом пути.

Все мы, так или иначе, наблюдали процесс развития живых существ — будь то растение, животное, человек и любая другая природная субстанция. Но все ли мы замечали, как происходит это развитие? С чего начинается процесс появления и становления нового? Кажется, что ответить на эти вопросы однозначно просто невозможно, поскольку вся основная работа мастерской природы до сих надёжно скрыта от наших аналитических возможностей. Остаётся лишь предположить, что одни элементы по каким-то метафизическим причинам соединяются и/или рассоединяются с другими, в результате чего возникают новые образования, постепенно оформляющиеся в самостоятельные объекты, которые проходят различные фазы до своего распада и реорганизации в иные формы.

Материя, как показывает опыт обывателей и эксперименты учёных, настолько изменчива, что невозможно сказать о ней ничего сколь-нибудь достоверного. В сельском детстве меня всегда удивляло, что в заполненной водой небольшой яме довольно скоро появляются не только лягушки и тритоны, но и жуки-плавунцы, водомерки, пиявки. Мне казалось, что все эти существа возникают прямо из воды или из земли, а не переносятся ветром и птицами из других водоёмов. Образование жизни всегда происходило незаметно и, одновременно, стремительно. В жилых помещениях, которые по молодости я менял довольно часто, сразу же заводились пауки и ткали свои прихотливые сети в самых разных местах. На немытой посуде в нашем студенческом общежитии через несколько дней буйно расцветала плесень. У детей из бедных семей, куда я захаживал гостем, из-за отсутствия элементарной гигиены появлялись паразитические вши и чесотка.  

Жизнь возникала повсюду, где было хоть немного воздуха, влаги или пыли. Сложнейшие химические процессы происходили всегда сами по себе, без каких-либо исключительных обстоятельств. Уже тогда, будучи школьником и подростком, я заметил, но ещё не понял, что у жизни нет другой цели кроме самореализации здесь и сейчас. Позже я перешёл от наблюдений за растениями, насекомыми и животными к самонаблюдению и обнаружил, что все происходящие во мне и со мной процессы не требуют моего осознания или волевых усилий, а просто случаются, переводя организм из одного состояния в другое по неподвластному логике сценарию.

У других представителей моего вида происходило то же самое — отдавали они себе в том отчёт или нет. Поэтому, наверное, я никогда не считал и не буду считать себя автором своей жизни. Весь этот бред величия мне чужд, как и модное сегодня убеждение о возможности изменить свою судьбу, какие бы гуманистические смыслы за ним ни стояли. Себе и прочим живым существам я отвожу роль исполнителей природного замысла, окончательное постижение коего, боюсь, невозможно.    

Со студенческих лет осознанно, а ранее бессознательно, я наблюдал за совершенным автоматизмом биологических процессов. К примеру, наблюдаемые мной в семьях друзей дети без всяких специальных стимулов начинали издавать звуки, ставить каракули на бумаге, а затем ходить и петь. Родителям оставалось только удивляться незаметно происходящей на их глазах метаморфозе человеческого существа — от мокрого комочка неиндивидуализированной плоти до социально субъекта со всем адекватным задачам жизни функционалом. Уже в те приснопамятные годы я начал подозревать, что от меня, как отдельного сознания, пытающегося подчинить себе вселенский поток жизни, мало что зависит.

Кажется, то же самое прозрел и Юнг в своих «Воспоминаниях, сновидениях и размышлениях». Вот знаменательная выдержка из этой атипичной автобиографии: «Жизнь всегда казалась мне похожей на растение, которое питается от своего собственного корневища. В действительности же она невидима, спрятана в корневище. Та часть, что появляется над землей, живёт только одно лето и потом увядает. Её можно назвать мимолетным видением. Когда думаешь о концах и началах, не можешь отделаться от ощущения всеобщей ничтожности. Тем не менее меня никогда не покидало чувство, что нечто живёт и продолжается под поверхностью вечного потока. То, что мы видим, лишь крона, и после того как она исчезнет, корневище останется».

Да, вот это самое юнгианское «корневище жизни» и не давало мне покоя, лишь только моё сознание как следует проснулось на третьем курсе университета. Тогда я ещё носился, как всякий философствующий неофит, с вопросом «в чём смысл жизни?». Некоторые вполне неглупые люди пытаются ответить на этот вопрос всю дорогу от колыбели до могилы, думая, что и сам этот вопрос, и ответ на него реальны, а не выдуманы горсткой воспалённых мозгов в разные периоды человеческой истории. Отдельные искатели приходят к ответу, что смысл жизни заключается в самом процессе жизни, и на этом успокаиваются. Но я пришёл к выводу, что никакого конкретного смысла кроме ежесекундной самореализации у жизни нет. Здесь я, конечно, имеют в виду не только человеческую жизнь, но и всю космическую мистерию, ничтожно малой частью которой мы, люди, являемся.

Ну какой конкретный смысл можно придумать для жизни одуванчика, вылезшего по весне из земли, а с приходом летнего тепла разлетевшегося по миру седыми былинками? Тут множество смыслов, как и самих былинок. Так и у каждого из нас, людей разумных, бессчётное множество смыслов жизни, а потому крайне странно отбрасывать одни и возвеличивать другие. Конечно же, одуванчику проще. Он не задаётся абстрактными вопросами о том, что было прежде — семечко или цветок. Только мы, прямоходящие приматы, без конца пытаемся «найти себя», «стать осознанными», «понять своё предназначение». Эта и многая другая балийская чушь уводит нас от главного — принятия жизни как полифонии смыслов. Если я говорю, что моя жизнь бессмысленна, то этим я лишь признаю, что в моей жизни неисчислимое множество тайных и явных сюжетов, которые не опишешь одним словом и даже целой вереницей слов.

Любая отдельная природная субстанция является проявленной, но не отколовшейся частью общей природы. Переходя на тёмный гераклитов язык, можно сказать, что появлению чего-либо нового предшествует метаморфоза уже имеющегося состояния материи. Стремление к реализации изменений свойственно материи по умолчанию. Одним словом, материя (всебытие) не может не меняться, поскольку остановка метаморфозы означала бы конец мира, а он невозможен в виду того, что материя в том или ином виде была и будет всегда, как изначальная, никем не сотворённая, данность. Таким образом, мы все являемся элементами вечного биодвигателя, который работает без пауз и поломок. Все его процессы автоматичны и синхронны, а наше сознание лишь с запозданием интерпретирует/осмысляет последствия производимой им работы.

Мало у кого из нас хватает проницательности и смелости признать до конца, что все мы — лишь соединения элементарных частиц в огромной природной лаборатории, где постоянно совершаются запрограммированные эксперименты. Мы просто соединяемся и разъединяемся с другими такими же элементарными образованиями, трансформируясь, рассыпаясь и создавая новые формы бытия. Вот что по этому поводу сказал дидактик, метафизик и, по совместительству, римский император Марк Аврелий: «…ведь смерть — это только распад элементов, из которых сложено каждое живое существо. Если же для самих элементов нет ничего страшного в том, что каждый из них непрестанно превращается в другой, то чего бы кому-то кривиться от того, что всё в мире подвергается метаморфозе и перевоплощению».

Когда я всматриваюсь в свою жизнь, то не вижу в ней ни одного эпизода, в котором бы я принимал участие абсолютно сознательно. Напротив, мне всё время предлагалось то, что требовало мгновенного и полного включения. Вам, я думаю, тоже. У нас нет времени думать над тем, как сделать шаг или плевок, съесть яблоко, высморкаться, ударить по столу кулаком, поцеловать любимого человека, закричать от боли. Всё это кто-то за нас делает с помощью нашего тела — наших органов чувств и действия. Кто же этот неведомый управитель всего сущего? Природная целостность, друзья мои. Та природная целостность, о которой говорили Анаксимандр, Эмпедокл, Гераклит, Марк Аврелий и многие другие философы-синтетики. Сегодня мы, как будто, вновь нащупываем эту целостность, вновь прикасаемся к своим истокам, постепенно выходя из тумана атомарных концепций предшествующих столетий.

На уровне целостности все биологические процессы связаны между собой и взаимообусловлены. Дерево непредставимо без почвы, кислорода, дождя, солнечного света, насекомых, грибов, бактерий и множества других воздействующих на него и находящихся под его воздействием явлений. Один человек не представим без других людей, поскольку для выживания каждого конкретного индивида нужна достаточно большая популяция. Сама наша планета находится в сложных физико-химических взаимоотношениях с другими планетами и солнцем, что уже доказано и обжалованию не подлежит. Чтобы природная метаморфоза могла продолжаться без ошибок и пауз необходим общий гомеостаз материи, который обеспечивается её химической устойчивостью. Подобно самому совершенному пластилину или глине, материя способна перманентно менять форму, сохраняя свои свойства и глубинную структуру.

Стремление к самореализации является одним их фундаментальных принципов материи на всех уровнях её существования. Даже болезни, природные катаклизмы и войны являются ничем иным, как следствием этой воли к проявленности. Очень точно сказал об этом Толстой в философском эпилоге романа «Война и мир»: «Говоря о взаимодействии тепла и электричества и об атомах, мы не можем сказать, почему это происходит, и говорим, что это так есть потому, что немыслимо иначе, потому что так должно быть, что это закон. То же самое относится и до исторических явлений. Почему происходит война или революция? мы не знаем; мы знаем только, что для совершения того или другого действия люди складываются в известное соединение и участвуют все; и мы говорим, что это так есть, потому что немыслимо иначе, что это закон».

Мысля себя автономными единицами, мы идём на всяческие ухищрения, чтобы «переписать сценарий жизни», «изменить судьбу» и «улучшить карму», как будто жизнь — это художественный фильм, судьба — маршрут с перекрёстками, а карма — пошатнувшееся здоровье. Вся эта балийская чушь, которую несут многочисленные гуру, окружившие себя инфантильными невротиками на экзотических островах, теперь столь популярна, что нет никакой возможности избавить от неё сознание среднего человека. Поэтому апеллирую к тем, кто выше среднего — к тем, кто готов трансформироваться из авторов в реализаторов, из умственно оторванных от природного целого в сопричастных ему на всех уровнях своего существа.