Нужно отвечать так, как будто кто-то тебя об этом спросил. Тихо, вкрадчиво так спросил, по-дружески. И ты отвечаешь также спокойно, размеренно, никуда не торопясь. Поспешишь — людей насмешишь. Поговорки ненавижу с детства. Они как заданная установка, руководство к действию. Но это поговорку люблю. Не, люблю — это не то слово. Скорее, признаю, принимаю её правила игры. Не будем торопиться, ладно? Прежде чем мы перейдём к делу и заговорим о главном… хотя что тут главное, что второстепенное не разобрать. Прежде чем мы начнём, я вам спою песенку: один куплет и припев. Ладно? Голоса у меня нет от слова совсем, да он тут и не важен. Вслушайтесь в слова.

Куплет такой:

вдоль по дорожке

шёл щенок тимошка

увидал тимошка на дороге кошку

и залаял весело

быть с тобою рад

погуляем вместе

побежали в сад

И припев:

зашипела кошка

отошла немножко

выгнув спину, бросилась на щенка тимошку

видимо собачьего не знала языка

драки не случилось бы

пойми б она щенка

Мне кажется, я что-то напутала в словах и в мелодии. Эту песню я услышала, когда мне было пять. Это был 1998-год. С ума сойти. Прошло больше двадцати лет, а я её до сих пор помню. Эту песню пела на конкурсе Варя Ситина. Из всех поющих только её тогда отобрали. Мы с ней были в одной дет.садовской группе. Поначалу очень дружили. Я всегда тянулась к ней. Варю всегда хвалили воспитатели. Она не только прекрасно пела, но и рисовала. Домики, деревья, солнышко, волшебную фею. Я тоже рисовала, но у меня так хорошо, как у неё не получалось. Тогда я подходила к Вариному столу, делала вид, что хочу взять со стола карандаш, а сама держала наготове свой чёрный карандаш, и когда Варя отвлекалась, я подрисовывала волшебной фее большой член. Я видела его в книжке, которая лежала у мамы с папой в спальне, в тумбочке. Я тогда толком не успела ничего рассмотреть в этой книжке, папа увидел меня с ней и наказал ремнём. Больно не было. Папа умел бить не больно. Честно. И вот от страшной зависти я всё время портила Варины рисунки. А Варя никогда на меня не жаловалась воспитательнице. Просто смотрела на меня ржущую в упор, сверлила глазами. Надежа Павловна — воспитательница как-то раз долго говорила с Вариной мамой и показывала ей рисунки с моими добавками. Надежда Павловна была такой серьёзной тогда, даже чересчур, а Варина мама смеялась в кулак.

зачем я это помню?

А потому что у меня и у Вари один папа. Да. Сначала он жил с нами, потом на две семьи, он поначалу скрывал, а потом уже во всём признался и жил открыто. А через какое-то время ушёл от нас к Вариной маме. И Варя с того времени больше не появлялась в садике. Папа всё оставил нам с мамой. Квартиру и свою коллекцию. Мы с мамой почему-то думали, что он к нам будет заходить чаще, ну, не к нам, а к своей любимой коллекции. Но ни я, ни мама, ни коллекция стали ему вдруг не интересны. Что за коллекция? Каслинское литьё. Ну, вы знаете, как никто, что это из себя представляет. Чёрные скульптуры, очень тяжелые, неподъемные, ими убить можно. Так вот у папы все полки были заставлены этими скульптурами. Всякие охотничьи собаки, Мефистофели, почему-то у нас их было два, один стоял в одной комнате, другой — в другой. Часы с воином в кольчуге, «Россия» назывались. Лукоморье с ученым котом. Помню, у кота был отбит хвост. Самой большой скульптурой был Суворов. Я тогда не знала, кто это такой. Мне он просто казался каким-то старым гномом, с какашкой на голове. Откуда я могла тогда знать, что у него такая причёска. Весь чёрный-пречёрный, что тут поймёшь. С клюкой, стоял так, чуть согнувшись. Я страшно его боялась. И мне часто снился один и тот же сон, что я просыпаюсь посреди ночи и слышу стук его клюки. Как он идёт из гостиной в спальню мамы и папы. Рядом с их кроватью стояла моя кроватка, стенка которой всегда была накрыта одеялом. Так вот шаги Суворова и стук клюки становился всё громче и громче, и вот он уже просовывал свою голову с чёрной какашкой через одеяло и… Тут я просыпалась и папа с мамой говорили мне, что я во сне кричала. Потом мне говорила об этом мама, когда папы уже с нами не было. Сейчас мне об этом никто не говорит. Я живу одна. А сон этот повторяется до сих пор.

зачем я это помню?

Я снова хочу спеть. Не думайте, что я получаю от этого массу удовольствия. Но эта песня, как и предыдущая для меня очень важна. Мы ведь с вами договорились никуда не торопиться.

Вот куплет:

туманный вечер

погасли свечи

и ты одна на фазенде стоишь

в красивом платье

в ажуре тонком

куда-то вдаль ты глядишь

а где-то там 

в тени дубравы

твой огонёк заблестит

И припев:

огонёк, огонёк

ты далёк, ты далёк

как мечта этой глупой девчонки

ту, которую выдумать смог

Припев повторяется два раза.

Как будто вы меня спросили, кто автор этой песни, а я вам отвечаю. Это песня написана моим отцом, представляете? И стихи и музыка. Я снова наврала в мелодии, понимаете, я чувствую внутри себя, как это должно звучать, но воспроизвести не могу. А папа мог. Вот, кстати, гитару он из квартиры забрал. Эта песня «Огонёк» была написана где-то за месяц до его ухода. Это всё мне рассказывала мама, именно поэтому я всё это сейчас говорю, будто бы сама всё досконально помню. Нет. Но я смутно так припоминаю, как сижу рядом с папой. У него в руках гитара вся в наклейках, а я брякаю по струнам. Не знаю, может быть, этого всего и не было. Помню, не затыкалось радио «Шансон». Папа очень любил его слушать, брал приёмник даже на балкон, когда выходил курить. Катя Огонёк, Михаил Круг, Шуфутинский, «Любэ», Наговицын горланили без умолку. В доме было всегда шумно и очень громко. Тишина наступала только тогда, когда папа вставал в угол. Да, прямо как наказанный. Меня в угол не ставили, а папа вставал. Вставал, брал в руку маленькую книжку и что-то шептал, глядя на полку с иконками. Я видела его со спины. Голая, тонкая папина спина с выступающими позвонками, его неразборчивый шёпот, свечка. Есть Бог или нет, не знаю, не важно. Есть темнота, есть шёпот и огонёк. Это помню.

катя, катя, а где же те денёчки

катя, катя — белые цветочки

катя, катя вольный ветерок

катя, катя, катя — огонёк

Катя Огонёк, кстати, умерла в тридцать. Вы не знали? Выглядела старше своих лет. Мне вот скоро тоже тридцать. Нет, я не пью и не курю. Тушь размазалась, извините.

зачем я это помню?

Об этом страшно подумать, но моего отца не стало, когда ему было 30 лет. Он был в моей жизни всего каких-то пять лет, а в Вариной и то меньше Я как-то пробовала найти Варю в соц. сетях, но всё безрезультатно. Нигде нет, ни в одной. А потом подумала, а что бы я ей написала? Посмотрела бы на её аватарку, позавидовала или наоборот порадовалась тому, что я неплохо в отличие от неё сохранилась? Не нашла, значит не время, куда нам торопиться? Я уверена, что папа любил нас одинаково. Когда его не стало, я испытала боль, нет, боль в квадрате, даже в кубе, а также почувствовала странную радость, что не только нам с мамой худо, но и Варе и её маме. Ладно, тогда я толком ничего не поняла, это я уже потом досочинила и дочувствовала. Я в тот страшный день ничего не узнала. А мама мне обо всём расскажет только через пять лет. Помню, что… да ничего я не помню, я всё говорю с чужих слов, с маминых слов. Маме позвонили на домашний, она взяла трубку. Ей что-то сказали в трубку, а она в ответ выкрикнула одно слова — «сука». Так высоко, неестественно, и я помню, что испугалась этого звука. «Сука». Мама взяла сумку, быстро набросила пальто на плечи, и хотела было выбежать из квартиры, но на секунду застыла, обернулась и посмотрела на меня. Я сидела на полу и играла с конструктором лего. Мы встретились с мамой глазами. А потом дверь защёлкнулась. И я осталась дома одна. Лего мне быстро надоело, и я подошла к большому мешку. Мама с папой тогда время от времени торговали на рынке и перекупали кое-какую одежду. Так вот в этом мешке был другой пакет, туго набитый разноцветными детскими носками. Может быть, помните, на них были рисунки с Мики-Маусом, Алладином, Чип и Дейлом. Каждая пара была соединена между собой такой маленькой железной скобочкой. Так вот я все эти скобочки открепила и перемешала носки. Они для меня были как конструктор лего. Пар было очень много, штук сто. Представляете себе, такую огромную кучу. Апофеоз носков просто какой-то. И я уснула в этой куче. Проснулась утром, увидела лежащую рядом с собой маму. Все лицо её было чёрное, в туши. Прямо как у меня сейчас. Я сначала подумала, что она умерла. Но потом увидела, что кофточка приподнимается, что дышит. Я тогда не знала, что в эту ночь отца убили.

зачем я это помню?

Я помню только один папин подарок мне. Это огромная резиновая божья коровка. Меня обычно из садика всегда забирала мама. Но однажды забрал папа. Это было так странно, что даже Надежда Павловна не хотела меня ему отдавать. Мы тогда уже жили раздельно. Он был вдрызг пьяный, но весёлый. Я бы тоже не стала отдавать пьяному человеку своего ребенка. Хотя у меня ещё нет детей. Но всё равно. Папа часто бывал выпивший, но без перебора, а тут действительно перебрал, но мне не было от этого так уж страшно. Я даже гордилась, что все, наконец, увидят моего папу. Вот он пришёл за мной, он есть, он существует. Он хрипло гаркнул на Надежду Павловну, и она сдалась, отдала меня ему. И мы пошли, держась за руки, домой. Мне казалось, что это я его вела, а не он меня. Смешно. Рядом с нашим домой стоял киоск «Роспечать». Там продавали всякое барахло: игральные карты с голыми тётками, фишки, мыльные пузыри, теннисные мячи, воланчики, жвачки. Моё внимание сразу привлекла резиновая божья коровка. Она висела на витрине, примотанная скотчем на несколько слоёв. Она была такая пыльная, такая несчастная и такая большая. Я тогда поняла, что если мы с папой её не купим, она провисит тут, примотанная скотчем, ещё двести лет. Она была недешёвой, и папа сначала не хотел мне её покупать, но я стояла на своём. Продавщица резким движением открепила божью коровку от стекла, и на стекле остался след от скотча. Она неожиданно для меня сдавила божью коровку и та так забавно хрюкнула, на самом деле как будто пукнула. Это развеселило меня и папу. Он держал меня на руках, я гладила божью коровку, сидевшую в руках у продавщицы. Я не унималась: купи, купи, купи. «Ладно, харэ клянчить. Берём» — сказал папа, и мне в лицо пахнуло перегаром, таким тёплым и кислым.

зачем я это помню?

хожу пижоном с газовым баллоном

от элемента спасу просто нет

хожу пижоном, скоплю деньжонок

куплю, конечно, черный пистолет

черный пистолет, с ним никто не тронет

черный пистолет, если не догонят

черный пистолет, выпьем-ка до дна

восемь бед один ответ и любовь одна

Это песня Шуфутинского или Круга, вот точно не помню. Откуда у папы взялся пистолет в тот самый день? Если бы он был настоящий, так ведь игрушечный. Кто знает? Может быть, помимо меня и Вари у него ещё был сын, у которого он его взял. Хотя это неудивительно. Он был большой ребёнок и все делал с такой увлеченностью. Он мог купить его себе сам. В том киоске «Роспечать». Я всего этого не могу знать, не могу помнить. Но я это говорю, говорю с чужих слов, но я имею на это право. Так вот в тот день папа выпил, и видимо сильно. К остановке «Посадская» подошёл троллейбус, и он в него вошёл, наставив на сидящих пассажиров этот долбанный игрушечный пистолет. Суки, убью, суки!- кричал он им. Нет, он не требовал денег, нет, нет, он просто кричал: суки, убью, суки, и смеялся, как пацан. И пассажиры могли видеть его фальшивый золотой зуб. Водитель хотел было остановить троллейбус и выбежать, но папа перехватил его, приставил к его виску пистолет и приказал тому продолжать движение. За троллейбусом гналась полиция. Тогда милиция. Это была погоня, самая настоящая, как в боевиках, которые так любил смотреть папа в видеосалонах. Суки, убью, суки. Суки, убью, убью. Убили. Менты. Милиционеры, полицейские, не важно. Откуда он взял этот пистолет? Был ли у него сын или он купил его в «Роспечати»? Я искала по фамилии в соц.сетях возможного сына, но никого не нашла, чтобы был хоть каплю похож на папу. Я сама-то помню его лицо только по фотографиям. Мама мне ничего тогда не сказала. Я помню, что она долго плакала и также долго соединяла, сидя на полу, потерянные носочные пары. Она даже не ругала меня за это. Сил не было. Папа на её бы месте всыпал мне ремня. Не больно, как только он умел.

зачем я это помню?

В день похорон, мама оставила меня у соседки, тёти Оли. У тёти Оли тогда были котята, и я с ними играла в то время, когда хоронили моего папу. В то время, когда я бегала с ниткой в руке, а котята следом за мной, нашу квартиру вскрыли и унесли всю коллекцию каслинского литья. Мама почему-то до сих пор уверена, что папа был кому-то там должен, и эти люди просто пришли забрать свой долг. Просто пришли и ограбили. Я не напоминаю маме об этом эпизоде, у неё и так больное сердце. Мама меня каким-то чудом вырастила, ей было очень непросто одной. После папы у неё никого не было. Когда она сильно волнуется, она начинает задыхаться. Лично я не переживала, что коллекции больше нет. Особенно рада была, что грабителям удалось вынести неподъемного Суворова с какашкой на голове. Извините, конечно, я так сейчас не думаю. Я тогда так думала. Я понимаю, что каслинская коллекция, которая хранится в вашем музее — это достояние страны. И я видела на вашем сайте, что Суворов тоже есть в вашей коллекции, точно такой, как у моего папы. И я его уже не боюсь, не боюсь. Говорю честно, что, если бы я не потеряла работу в пандемию из–за сокращения, я бы, наверное, не обратилась к вам. Но я увидела на хэдхантере вакансию смотрительницы. Я сама по специальности конструктор. Отучилась, но работать в этой сфере не продолжила, была архивариусом, лаборанткой, менеджером, даже бариста. Поэтому я всю жизнь скорее деконструктор. Разрушаю старое и очень хочу попробовать что-то новое. Я быстро схватываю, у меня хорошая память. Вы могли в этом сейчас убедиться. Я помню даже то, что не помню и что помнить не надо. Смешно. С этого вообще надо было начинать. И для меня было удивительным то, что вы просите прислать ваших возможных сотрудников такие видео-анкеты, где можно рассказать о себе, о том, почему именно я. Не просто голые факты, а что-то более личное, важное. Смотрители, они ведь обычно сидят на стульчике, молчат, ну говорят изредка: «не трогайте руками экспонаты». А вы даёте право голоса. И график работы мне очень подходит, я могу помогать маме. Она живёт в пяти минутах от музея. Ту старую квартиру мы давно разменяли на две однушки. Я только сейчас увидела, что тайминг был всего 5 минут. И я прошу прощения за то, что заняла у вас так много времени. Но ведь нужно отвечать так, как будто кто-то тебя об этом спросил. Тихо так, вкрадчиво спросил, по-дружески. И ты отвечаешь так же спокойно, размеренно, никуда не торопясь. Поспешишь — людей насмешишь. Так бы мне сказал мой папа. Хотя он бы, наверное, не сказал, а спел. Надеюсь, что вы хоть чуть-чуть улыбнулись за время моей болтовни. Даже если не перезвоните, всё равно спасибо. Правда.

Всё.

Замолкаю.

Яна Падукен, 28 лет.