"Итак, главной целью образования должно стать создание брожения

в умах студентов и умение с ним управляться".

Рональд Барнетт

Культура давно переросла своего создателя, и примечательно, что прогресс разума, теоретически выпестованный Дидро со товарищи, привел к тому, что уже почти вымершие энциклопедисты теперь находят применение своим амбициям разве что в «интеллектуальных шоу» да в размере собственной бороды. «Нельзя объять необъятное», вещала одна из первых постмодернистских мистификаций. Естественно, что чтение по диагонали призвано, кажется, только символически перечеркнуть книгу, как бы не оставляя ей шанса выжить хотя бы в мире платоновских идей. В то же время для поиска в Интернете нужна стоическая воля, безразличная к ошеломляющему количеству знаков, которые никогда не будут прочитаны. Отчаяние, в сто тысяч солнц пылающее в «Крике» Мунка, следует сделать эмблемой Google’а (потому что иначе его опередит коллега из «Меланхолии» Дюрера). А кнопку «поиск» неплохо бы заменить на сказочное «найди то, не знаю, что».

Какой смысл, в таком случае, в пресловутом «фундаментальном образовании», если «фундаментальность», навылет сраженная «интертекстуальностью», тянет ко дну и само «образование»? Ответ, разумеется, есть в сети. Так, Рональд Барнетт в "Осмыслении университета" утверждает, что в условиях тотальной неопределенности и сверхсложности мира, в котором ураганный свистопляс дискурсов не пугает теперь даже детей, единственным адекватным определением университета может стать «коллективная самоирония». Возможно, исключительно смеха ради сэр Барнетт вынес такой приговор не где-нибудь, а в лекции при вступлении на должность профессора Института образования Лондонского университета. Как бы там ни было, а это уже наша профессиональная вотчина: от Сократа до Деррида ирония оставалась для философа если не живой водой, то, во всяком случае, «палочкой-выручалочкой» с гравировкой “ultima ratio” на потёртой рукояти.

Тогда институционализированные, университетские попытки «философствования» призваны выполнять роль двойной самоиронии — иронии не только по поводу помпезных притязаний университета на знания, но и иронии по поводу такой элитарной самой себя, своих не менее напыщенных притязаний на вообще какую-либо оценку действительности. А неизбежный конвой кавычек при каждом втором слове приставлен, кажется, самим Zeitgeist (и дурной субстантив «философствование» — первая жертва этих семиотических репрессий). Бродить в темноте с закрытыми глазами, раскрещивая свой пирронистский Umwelt на «эпохе» и “docta ignorantia” становится показателем если не хорошего вкуса, то, по крайней мере, интеллектуальной честности. Если некуда идти, любая дорога — правильная; тем более, когда на компасе беспросветно полярная ночь.

Барнетт предлагает нам не путь, конечно, но его зарисовку. И хотя ответ на вопрос «кто виноват» опять приведет в тридевятые просторы Google’а, однако «что делать» теряет теперь всю свою (уже не более чем кокетливую) вопросительность и без помощи мантры «мне повезет!». Научиться жить в этой неопределенности и даже радоваться ей, завещает Барнетт. Профессионально радоваться, добавим дипломированные мы.

2010.