Автор: Зофья Круль

Перевод: Юрий Дзем

«И вот мысль — писать воспоминания и так добраться до самых глубоких слоев самого себя. Есть ли смысл писать воспоминания?». Не этот ли «самый глубокий слой» Юзеф Чапский (Józef Czapski) также достигает с помощью живописи? Откуда у него появляется потребность в словах? И как читать воспоминания художника? При чтении Вырванных страниц (Wyrwane strony) мысль о двух инструментах выражения — пере и кисточке — присутствует постоянно, отдает себе отчет о этом дуализме в дневнике и сам Чапский.

«Большая работа над полотном. Уже полдень. Наверное я уже не буду ничего писать, но сейчас я начинаю испытывать в себе новое желание, желание к письму, мышлению с самого дна моей повседневности, этой подкладки, как будто отделенной от всех наслоений дня, толп. Это меня кормит, возрождает, дает мне силы подойти к завтрашнему дню». Ошибся бы однако тот, кто посчитал бы, что «дно повседневности» значит приватные заметки и признания художника.

«Вот непроизвольно начинаю писать, не имея в мыслях ничего конкретно, это становится моей второй натурой, спасательной доской, какой-то формой молитвы». Молитвы? Очень много в этих записках размышлений о религии, страдании, Боге. Но совсем не в этом — или не только в этом — заключается их молитвенность. Она появляется в важности разделения дня на время работы и отдыха, время живописи и письма, время одиночества и время редких контактов с людьми. Молитвенность есть в определенном аскетизме мысли и внимании к — прежде всего — хорошим (внутренним) условиям для труда.

Важным персонажем Вырванных страниц является Симона Вейль (Simone Weil), она появляется так часто, что в тексте лаконично помечается автором инициалами S.W. Именно ей Чапскй обязан многими своими идеями — появившимися в том числе и через отталкивание от мысли Вейль. Он бунтует, например, против используемой Вейль категории médiocrité, посредственности. «Люди не делятся на médiocre (посредственных) и не médiocre, переход от médiocrité на другой уровень, высший (и наоборот) происходит в каждом человеке по разному, в той мере, на которую он оказывается способен, по его мере боли, его мере реакции, мере Любви, которая на него снисходит». Деликатность этих слов, осторожный анализ — вот черты стиля всех написанных Чапским «страниц». Эстетические или стилистические соображения уступают у него безотносительному приоритету содержания.

Самой частой темой Вырванных страниц является живопись, за ней идет и рассмотрение, наблюдение, анализ ощущений от вещей и людей. Источником счастья в дневнике Чапского могут быть два яблока на столе, трещина под белыми дверями, лицо рабочего в отражениях освещенного трамвая. Живопись — как это бывало у Милоша (Czesław Miłosz) с поэзией — оказывается бессильной в отношении красоты и разнородности мира — Чапский пишет о «бедности Пикассо и примитивности колористики Леже (Fernand Léger) в сравнении с игрой цвета на двух лавках, обитых фальшивой клеенкой». Уже на первой странице книги, в записи от 30 января 1963 года, Юзеф Чапский рассказывает о том, как пытается написать батарею, ослепленный «безграничным богатством форм, цветов, оттенков» и одновременно бедностью средств выражения. «Через какое-то время все перестает показываться» — пишет Чапский.

Может быть, однако, стоит воздержаться от суждений «о чем» записки Чапского, ведь «достаточно коснуться важной тебе точки и сразу каждая книжка, к которой обращаешься, кажется, касается тех же проблем и дает тебе еще и еще цитаты, направления». Чтобы читать Чапского нет нужды делать это систематчески, по-порядку, в них только одно определенно — «вырванные страницы» написаны с необычайным уважением к жизни.

Зофья Круль (Zofia Król) — главный редактор и руководитель отдела сайта литературы dwutygodnik.com., литератгурный кртитик, литературовед.

Переведено с разрешения редакции “Dwutygodnik”. Оригинал текста на польском языке: https://www.dwutygodnik.com/artykul/1414-jozef-czapski-wyrwane-strony.html