Часть третья

17 октября

16:09

Проснулись в 10 утра и я сразу начал смотреть видео о холестерине и сахаре. Последние дни я только и делал что курил траву и ел сладкое, не знаю, совсем не могу себя организовать. Боюсь что у меня будет диабет. У бабушки был. Иван говорит что это «ощущение отпуска» не дает мне работать, а я думаю что это еще и ощущение бездомности. В Тбилиси я часто понимал дом в котором я живу как базу — где я храню вещи, сплю, ем и делаю проекты. Несмотря на то что я вроде бы легализовал свое жилье у Ивана, не могу взять и начать делать ни одну из задуманных идей. Сегодня иду к Степану, там поселился до отъезда Кирилл, буду пробовать их холодец.

Уже давно мы с Кириллом в полушутку обсудили идею создания музыкального альбома за день. Кирилл в надежде убедить меня — что процесс создания музыки подобен моему арт-процессу, который дается легко, сказал что альбом можно сделать за день — и я поймал его на слове, на то что хотел бы увидеть это. И вот, кажется завтра мы проверим эту теорию на ее жизнеспособность. Умом я понимаю, что все возможно в любые сроки, но также я понимаю что не умею так быстро осознавать себя в создании музыки, это и будет прыжок в неизвестность. Я сделал, на самом деле, уже все оформление хотя не написано еще ни ноты, ни строчки, уже придумал весь визуал для всего что нужно обычно после того, как вы сочинили некое произведение.

А еще, на днях я вспомнил нашу с Кириллом идею о создании государства внутри чата, со своими деньгами и прочими вещами — и создал купюры нашего интернет-государства. Считаю это канабисным бредом, и вообще задумался, что скорее всего теряю свой талант и находчивость куря и поедая сладкое. Расстроился, но вдруг я еще не все прожил впустую?

Нужно сесть за сценарий, доделать картинки для подработки, придумать цену своего труда для еще одной работы — все это делать вообще не хочется. Белград для меня пространство где я ничего не хочу, разве что поиграть бы музыки с ребятами. Но с кем, на чем? Пока есть только желания.

Вчера смотрели такси-блюз и пили соджо. Рюмочками это чудесный напиток. Иногда я ловлю себя на осознании того что нахожусь парадоксально близко к центральной Европе, в двух часах езды от Вены, а потом вспоминаю про паспорт и становится грустно и хочется взорвать все границы. Вчера был дождь, а сегодня европейский утренний морозец, прячу руки в карман. Наконец-то дописался до Бориса, скучал по нему и разговорам с ним и теперь снова переписываемся. Даже захотелось в Берлин после его рассказов, а так казалось что там слишком людно и модно, да и без английского, совсем нечего делать. А где есть? Вот дадут эту визу во Францию, а я даже не знаю, куда мне ехать, на что там жить и как этим пользоваться. Мир снова кажется мне ужасно огромным и неповоротливым. Интересно, как сильно знание языков изменят это ощущение.

Все чаще ловлю себя в Белграде на мыслях о том что мне жалко, а что неважно. То себя, то всех кого я знаю. Это жалко вылезти из-под одеяла и начинает давить меня как подушка во время домашней детской драки, я хожу и размышляю, что будет дальше, но как известно нет смысла искать в будущем чего-то лучшего, как правило это просто способ отвлечься, от чего-то важного прямо сейчас, возможно проблемного, неприятного или спонтанного. Когда я начинал этот дневник, мне казалось что будет получаться художественно, но именно потому что я думал об этом — опустились руки и мне показалось что я вру всем вокруг! Сейчас эти записи вызывают у меня что-то вроде отвращения и беспомощности. Например я не читаю Джармена, он слишком влияет на форму того как я пишу и слишком монотонно часто описывает вещи которых я не понимаю, будь то милейшие цветы или ситуации которые меня не трогают по причине того что я устал фантазировать об английских пустошах, мне не весело когда я вижу перед собой в воображении этого пейзажа. А раньше было весело. Внутри меня умирает ребенок.

Когда я впервые в жизни убежал из дома, то поехал на попутной машине в город. Я делал так часто, люди постоянно удивлялись моей смелости, но я не понимал совершенно, что они имеют ввиду. Как будто дети не замечают некоторых, известных взрослым обстоятельств в жизни, тех при которых взрослый будет обескуражен и решит что так делать нельзя. Я ехал в разными людьми, помню что часто меня подвозили женщины. И я успевал влюбиться в них.

Однажды я влюбился на улице в женщину, долго шел по дороге забыв изначальную цель, фантазировал как мы снова столкнемся, и хоп — следующий кадр мы умираем вместе где-то в эстонской деревушке, я уже давно все понял про жизнь, хожу в теплом свитере с огромными усами, а моя жена занимается растениями или изучает физику, и нам хорошо. В тот день я заметил паттерн, я думаю так обо всех, в кого влюбляюсь, но не с одним человеком я не мог ужиться близко больше года. Так много обстоятельств давит вокруг, сверху снизу — слева идея равенства внутри сожительства, уважение, справа — финансы, быт и его заковыки, сверху и снизу другие общественные проблемы которые вместе образуют в себе мою непостоянность и лень, избегание и даже криповость в поведении. И вот я снова еду на машине, впереди сидит ребенок и мать, играет классическое российское радио. За окном пейзаж которых в дороге по России тьма — поле между одним городком и другим, я всматриваюсь в горизонт и понимаю что солнце как на макете в фотошопе светит без изменений во времени, кидаю взгляд на водительницу, она поворачивается ко мне и я вижу в одном лице — десять знакомых лиц женщин в которых я влюблялся. Я вжимаюсь в кресло, стесняюсь. Женщина молча изучает меня взглядом. Следом поворачивается ребенок и у него лицо Ивана — он очень высоким голосом произносит:

— Кажется ты потерял одеяло.

И я просыпаюсь.

От тоски решил пойти в этнографический музей. Там штук 30 манекенов в разных одеяниях всех народов населяющих балканский полуостров. Умилялся местным изразцам и узорам, частый мотив креста и османские традиционные орнаменты, и чем южнее тем более сильно ощущается влияние турков на местное население. На одной из табличек, где представлена косоварская одежда написано без единой думаю тени сомнения «Косово, Сербия». Музей оказался скучным, в нем ощущается холодное «надо» от выставки, и к этим костюмам и к этим людям на фото сами организаторы, кажется, испытывают чисто научный и политический интерес.

Зато как прекрасна Белградская крепость, очень красивый парк внутри, мощные новодельные стены. Между двумя кольцами стен — выставлены напоказ, подобно нашему российскому ладу — военные обрубки второй мировой. Немецкие малые самоходки, мелкие танки и броневики. На многих не стерли вермахтовский крест. Я уже и забыл, что это крест который можно увидеть только на картинках в книге. Кто-то запустил дрон, он жужжит надо мной и люди повторяют, так мило звук его полета, а мне жутко, потому что когда я слышу о войне дронов, я ошибочно представляю себе таковой — жужащий могучий достать тебя всюду. Один мой друг, Вардгес, не может слушать звуки техно, потому что они напоминают ему артобстрел и атаку дронов. Какой ужас, что это не фантастика из книжек. Дрон сел на землю, и закат заливаешь высотки на горизонте. Я очевидно мешаю семье сделать фото, отхожу и замечаю что снова мешаю сделать селфи другому человеку. Какой-то турист тоже запустил дрон. Весь парк жужжит и я хочу скорее уйти отсюда.

На туристической улице играет Моцарт и всюду продают попкорн. Называется по сербски «кокице».

Написал Никола, говорит его спрашивают продюсеры, про его проект и когда будет удобно его обсуждать, предложили число, а у меня ничего не готово для созвана с ним завтра. Расстроился, но может удастся сделать что-то? Так тяжко, смотрю на проходящих мимо людей и хочется с кем-то познакомиться, пообщаться, обменяться мнениями, номерами, поговорить о наших родинах. Но нужно учить английский, а вместе с ним десяток языков, они такие красивые, но такие сложные.

22:33

Читаю книгу Льва Рубинштейна «Ма-ма мыла ра-му» которая насквозь пропитана ностальгией по Советскому прошлому, детству и всему что я видел как фрагмент эпохи, а не свою жизнь и понимаю, как многое между нами общего с нашими предками, бабушками-дедушками, и как грустно от осознания того, что теперь вернувшись домой я скорее всего не увижу случайного праздника, неожиданную гостью, мамину подругу еще со школы, которая привезла вкусной еды и гладит меня по голове — все это таит в себе чад семьи, потерянный кусочек детства.

23:22

Кажется в Сербии больше всего на свете любят пиццу. Я снова сейчас из-за своей неусидчивости встал из-за стола и подошел к полке где у Ивана лежат боксерские перчатки. Они уже стали мне родными, я вижу их несколько раз в день и снова задумался как романтично живет Иван — он фотограф, боксер, живой человек. В шестидесятые за ним стояла бы очередь. Я искреннее верю в это. Сейчас понял, что наверное меня это привлекает потому что я сам занимался борьбой и был рад этому занятию долгие годы, а также, потому что в современном мире, иметь хобби или занятость не связанную с работой я бы считал равной категории свободы. Ты дескать сам выбираешь что ты делаешь в свое свободное время, но все-таки как-то осознанно, не пиво пьешь, а боксируешь! Советское настроение у таких мыслей, потому как пить пиво это тоже выбор и ничем не хуже, чем бокс, если они оба не приводят к насилию.

18 октября

Встал в 9 утра, сразу всполошился потому что сегодня созвон с Николой, а я ничего не написал. Успел позавтракать и помыться, сбегал в магазин, в общем-то первый день когда я рад тому как начинаю утро. Разбудил Ивана своим громким голосом, он лежал в наушниках. Гадкий я гость, кажется.

Захотелось Ивану сделать приятное, так как весь завтрак что я брал себе я взял в двух объемах: обжариваю теперь для него на сливочном масле слойку со шпинатом, на нее я с любовью положив сыру и ложку песто, а накрыл я это дело жареной глазуньей. Также впридачу: кофе из турки и бейгл с ягодой. Иван вышел из ванной, с зализанной прической как у Аль-Пачино, присвистнул и попробовал. Покачал одобрительно головой и сказал:

— Спасибо…

Я доволен.

00:23

В Грузии неудался импичмент. Ну и слава богу, все утро читал новости, и переживал будто Грузия и правда стала мне отчасти домом. Где меня не ждут. Встретились с Кириллом на Зелени Венац, зашли за круассанами. Очень люблю автобусы в Белграде — кажется что ты далеко от места куда хочешь поехать и вот ты уже на месте. А еще в них ужасно глупая система оплаты, поэтому почти все горожане ездят бесплатно. Очень небольшое количество остановок которые пролетают мгновенно. Как московские автобусы в нулевых, если верить рассказам друзей. Кирилл сочинил четыре песни, группа «Босс» которую мы выдумали за пивом возле Дома Омладине существует теперь уже физически, а не только в моей голове и выдуманных обложках. Но думаю что удалим два трека из сделанных пяти. Я и поверить не мог что это правда случится. Может потому и особенно приятно?

Поужинали с Кириллом и Иваном в китайской забегаловке едой без особенного вкуса. Кирилл побрел домой. А мы взяли домой еще по Заejаркому и разболтались о сибирской сцене. Меня обуяла такая тоска по дому, ужасно захотелось оказаться внутри гаража, где играл первые концерты. И слушал лучшую музыку сделанную бесплатно. Без умолку чесал Ивану истории про все что связанно с панком в Иркутске, перечислял имена, ситуации, ни на чем не мог остановиться, меня несло. Сейчас заметил что дневник стал сухой, стало меньше моих ощущений, впечатлений и кажется даже настоящих мыслей. А может наоборот?

Соня купит мне билет и кажется, я окажусь на Шри Ланке на свой день рождения. Мне никогда не хотелось в Азию: часто с горяча в разговорах с людьми я рассуждаю об Азии как о месте однородном, однобоком и похожем, хотя даже поездка в Турцию в декабре 21-го года была показательной, в смысле — мир очень разный и наверное, от этого разнообразия очень глупо бежать, глупо пытаться все измерять мерками известного мне узкого европоцентризма, ровно также, как и бежать от возможности увидеть азиатские страны и вообще ту часть мира прежде, чем я увижу эту самую Европу. Ведь по гамбургскому счету, я уже видел Европу, я имею представление о ее архитектуре и уж тем более имею ввиду ее культурно и политики и все то чего я не видел и что мне интересно — больше особенности отгороженного первого мира, каких-то сиюминутных благ, буржуазных событий и мероприятий, удобства и маячаящей неправдивой, по сути — свободе. Как бы не случилось ситуации, какая случилась с Герценым.

Тот, прибыв в Европу, настроенный скорее радикально-республикански, чем социалистически, сразу стал заметным участником интеллектуальной жизни. Начав публикацию серии статей под заглавием «Письма с Avenue Marigny» в Отечественных записках, он шокировал своих друзей — либералов-западников — своим антибуржуазным пафосом.

Февральская революция 1848 года казалась Герцену осуществлением его надежд, однако Июньское восстание и последующее кровавое подавление заметно потрясли его. Оно и понятно. Я читал о том что именно это стало поворотным моментом, и Герцен решительно обратился к социализму, сблизившись с Прудоном и другими радикалами.

Страстное стремление к свободе мышления является своеобразным ключом к Герцену. Он, словно путник в пустыне идущий своим путем, не поддавался устоявшимся политическим партийным установкам. Его душа отвергала узость ума «людей дела», и он оказывался вдали от многих революционеров и радикалов Европы, в попытке сберечь свою неприкосновенность взглядов.

Герцен быстро проникал в суть и недостатки западной жизни, освежая свой взгляд на мир, к которому его первоначально тянуло из глубин русской действительности 1840-х годов. С течением времени он с удивлением отказывался от своих первоначальных симпатий к Западу, разочарованный, когда тот оказывался ниже ожидаемого идеала.

В его истории тесно переплетались очень близкие мне анархизм Прудона и эксцентричные идеи Бакунина, становясь непрерывным источником вдохновения. В этом вихре изменений он отбросил свои старые идеалы, заметив, что Запад далек от его первоначальных представлений. Это был своеобразный авторский поворот в его собственной истории, когда он осознал, что реальность Запада далека от его первоначальных ожиданий.

02:23

На мне так много обязательств перед разными людьми сейчас, особенно тех что касаются работы. Смешно, что это все недолговечные подработки, на которые я с привеликим удовольствием наплюю и брошу их при первой возможности. Когда ложусь в постель и задумываюсь о том что я законченный «лентяй», я вспоминаю всех «лентяев» этого света, всех голодных и близких мне по духу людей: от Маркса до Бренера и мы кружимся с ними в хороводе, в разбитых ботинках, в подранных штанах, мы держимся за руки и Марксу очевидно кажется, что я лишний, я кручусь и хочу обнять каждого, потискать бороды, а вокруг стоит целый мир и смеется над нами, тычет пальцем и манит грошем. Но когда я рядом с ними — голодными и великими, мне кажется что даже самая захудалая кроватка в небытии самая сочная перина и я — самый счастливый и полноценный человек. Потому что я не предаю себя и хочу чтобы мы все были чуть больше погружены в себя, и занимались буквально ничем, потому что это часто сложнее чем все остальное.

19 октября

23:56

Стал записывать вечером. А днем забываю про это дело.

Проснулся и бегло позавтракав сел за работу которую откладывал и обманывая переносил. Быстро закончил, дабы работы там на двадцать минут без внимания — получил правки и осознание что это не вся работа, а только начало. Так порадовался когда получал эти 300 лари за постер, а оказалось не только за него. Вся суть рабства!

Я действительно выучил часть центра на достойном уровне и передвигаюсь без карт.

— Маленький городок, узкий какой центр, а? — спросил Иван когда мы шли в Заокрет.

Я утащил его с собой, чтобы сидеть и пить кофе, коворкать и начать таки обрабатывать сценарий, который я обещал сдать в воскресенье. Сегодня четверг. Четыре минуты и пятница. Я забыл ноутбук и в итоге пока Иван работал я пытался читать Беньямина бегло переписываясь с Соней. Кажется я и правда улечу на Шри Ланку (которую вопреки самоцензуре приятно называть Цейлоном) на целый месяц через два дня после приезда в Грузию. Уже договорился с соседкой о том что пересдачи комнату еще на месяц. Дела хороши, правда трачу больше денег на еду чем хочу, и сам тому виновен, потому как объективно могу тратить меньше.

У меня совершенно износилась обувь — показывал недавно Соне дыры на своих мартенсах и честно говоря и сам пришел в ужас, как дошел до жизни такой? Вестимо. Каждый день я думаю о работе и труде, каждый день я думаю о том что если выйдет так что я не смогу больше жить в квартире, у меня не будет денег и я не смогу быстро найти варианты как справиться — то кажется, покончу с собой. А все-таки не хочется расстраивать родителей, да и правильно замечает Соня — такого не будет. Я сам про себя понимаю, заранее, что не выживу на улице, и потому без лишнего пафоса думаю что лучше быстро чем медленно. Но кажется и того не сделаю.

Что такое Белград? Это город где дети рома подбегают к баку и потрошат мешки так будто переобувают резину на формуле один, а за ними огромный серб очень смачно чавкая выбирает в пекаре какой сандвич себе приобрести. А рядом с ним стоит боксер у которого невероятно огромная мошонка. А пасть внушает мне отек квинке — такая сильная аллергия у меня на слюни всех бульдогов и им подобных.

- Ты смог бы вернуться в Иркутск, спросил меня Иван, ну жить в своем доме на удаленке?

Родители неоднократно предлагали мне всеми правдами и неправдами построить на заднем дворе — там где каждый сентябрь я страдал на картошке — собственный дом, «красивый, новый, какой хочешь, с интернетом и всеми коммуникациями», но я сразу отказался, тогда они предложили мне купить квартирку в Иркутске, на что я тоже ответил им решительным отказом — ибо жить в современной централизованной России тогда, уже три года назад, где-либо кроме Москвы я не видел для себя привлекательным.

— Это дорого, жить в Сибири

— А в Москве что дешевле?

— Дешевле, если считать то сколько денег ты получаешь, обменивая свое время на высасывающий тебя труд в бесполезном местечке.

Я не понимаю, как мне жить в деревне, и не сойти с ума от одиночества, как не выйти в окно от неспособности самостоятельно чинить водопровод, копаться в счетчике электричества если что-то пойдет не так.

Я не понимаю как жить в городе где живет меньше миллиона человек, хотя там я прожил всего три года. Как жить в городе без тысячелетней истории, где нет живой энергии мегаполиса, беготни площадей и улиц, полных истории, романтики того что «здесь возможно все», шума машин от которого, как выяснили ученые — можно заболеть и быстрее умереть. Как жить без автобуса, трамвая, троллейбуса, метро, коммуникаций? Еще раз, как жить без активного социума и людей вокруг?

Думаю, что этот мой бег между анархистскими идеями и практиками и европоцентричным взглядом, где мегаполис и его «мерцающие возможности» неолиберальные «все можно купить», и очень нездоровое желание находиться в толпе, по сути будучи уставшим от скуки бессмысленных разговоров — очень расщепляющий и глупый, черно-белый и бинарный. То что я ненавижу капитализм, считаю интернет небезопасным и жестоким, современный труд рабским и бессмысленным, деньги пустыми и неприятными, городское пространство романтизированным и бездушным — это, безусловно, не отменят того что я не знаю, что лучше, (и может ли тут быть лучше?) пока не видел одного — жизни в комфорте и в Европе (если там комфортно, а часто кажется что нет) и насмотрелся на другое — прожив в частном доме и возделывая землю большую часть своей жизни. Наверное пора перестать искать сторону и выдохнуть, и просто жить?