По мотивам открытой лекции Михаила Ямпольского в рамках Первого Российского Эстетического Конгресса, 17-19 октября, Санкт-Петербург.

Одной из главных тем творчества и исследовательской мысли философа и теоретика культуры Михаила Ямпольского является понятие субъектности, место субъекта в истории, культуре, в общей картине мира. Картине, которая до эпохи Ренессанса писалась, по сути, без автора — буквально имена художников не фиксировались, таким образом лишая картину проявлений субъектности. И только с появлением линейной перспективы, которая задает точку, с которой смотреть, точку зрения, субъект обретает взгляд на мир. Исчезает онтологическая схема мира, художник помещает себя в точку зрения.

Категория субъекта — онтологическое понятие, связанное с субстанцией. Субъект — это тот, кто длится, кто активен по отношению к миру, к другим, и в то же время, субъект — это тот, кто осознает свою ограниченность, свою конечность. Дуальность субъекта — я осознаю себя самого как объект и как субъект одновременно. Индивидуация личности и есть ее объективация. Субъект может быть рассматриваем только в плоскости истории, культуры и никак иначе. Доминирующая сегодня культура меланхолии, на которую указывает Ямпольский, поднимает проблему субъекта, особого субъекта, отмеченного печатью пустоты на месте точки зрения, которая создает хрупкость его позиции. Интенциональность — это структурная позиция субъекта, но зияние на месте точки зрения делает репрезентацию шаткой. Кризис субъекта как кризис реальности. Реальность уже опирается на пустую хрупкую позицию.

Субъект становится всего лишь аффективным вместилищем и не является больше носителем активности

Шаткая онтологическая основа говорит о беспочвенности личности. Ямпольский отмечает взрыв интереса к разного рода реализмам как попыткам освободиться от субъекта, компенсировать хрупкость его позиций, и называет способы компенсаций. Первый способ заключен в кризисе идентичности: в пример психиатрический феномен ретроградной амнезии, когда человек не имеет возможности вспомнить себя и производит нарративы, которые переживаются им как реальности, таким образом происходит подстановка повествований на место пустоты. Второй способ компенсации восходит к теории психоанализа и к частности работе З. Фрейда «Введение в нарциссизм» и заключается в подстановке психологического Я принадлежащего другому. Я формирует объект вне себя, направляет на него либидо, после объект присваивается. Тень объекта упала на Я, пишет Фрейд. Утрата объекта превратилась в утрату Я.

Ямпольский обращается к еще одной работе Фрейда «Скорбь и меланхолия», в которой рассматривается феномен утраты объекта влечения в меланхолии, когда утрата исключается из сознания и происходит проецирование самой утраченности и резкое обеднение Я, которое обращено к пустоте, к зиянию. Случается утеря интенциональности, обращенности на объект. Субъект становится всего лишь аффективным вместилищем и не является больше носителем активности. Меланхолик проецирует на Эго нечто недоступное познанию. Объект в меланхолии одновременно есть и нет. Именно здесь наблюдаем кульминацию парадоксальности. Ямпольский обращается к Дж. Агамбену, который говорит, что утраченного объекта и не было — он фантазмируется!

Если объект мыслится как нечто утраченное, то есть смысл говорить о репрезентации — дается что-то, но этого на самом деле нет, оно несет в себе знак несуществующего. Репрезентация заставляет исчезнуть присутствие. Когда мы видим копию, возникает отсутствие самого оригинала. Ямпольский обращается здесь к таким фигурам «двойников» в философии: Сократ у Платона, Заратустра у Ницше. Чем меньше биографии, тем философский дискурс ближе к истине, отмечает Ямпольский. В фигурах заложен некий импринт, продукт деятельности субъекта направлен на объект. Сами эти фигуры предназначены зрению и связаны с мощным присутствием. Происходит подстановка форм присутствий вместо зияний. Наблюдаем параллель в современном искусстве, когда искусство возвращается в виде инсталляций.

…утраченного объекта не было — он фантазмируется!

В разговоре о доминировании меланхолии в современной культуре, Ямпольский обращается к работам В. Беньямина, который говорил о жесте отрыва меланхолической утраты от субъективности. Тогда сама вещь становится носителем собственного исчезновения. Понятие руины как знака смерти здания становится ключевым. Субъект исчезает вместе с направленностью на объект. В меланхолии заключена форма движений к истине. Исчезновение субъекта, а по сути, его изгнание и омертвение — это способ приближения к истине. Омертвение, в свою очередь, знаменует собой конец интенциональности. На сцене главенствует прошлое, ведь руины не имеют направленности в будущее. Современная культура, говорит Ямпольский, состоит из монументов (руины у Беньямина), наблюдаем меланхоличное аллегорическое разрастание области памятников, бесконечное поле скорбей и утраты. В искусстве исчезают интенциональные объекты: картины подменяются формами простого присутствия вещей, тел и т.д.

Художник исчезает, его место занимает куратор, который расставляет объекты в пространстве

Ямпольский отмечает, что интеллектуальные игры, которые в свое время захватили культуру постмодерна, больше не прельщают и не впечатляют. Актуальной становится тема мемуаризации, когда субъект не постигает, а является пассивным вместилищем монументов. На месте объекта искусства возникает пространство, топос, отчего так важна сегодня инсталляция. Художник исчезает, его место занимает куратор, который расставляет объекты в пространстве, не наделяя их интенциональностью. Все это, по мнению Ямпольского, проливает свет на кризис субъектности — происходит изгнание субъекта, утрата им агентности, а на его место приходит нейтральный обитатель пространства. Современность отмечена бесконечными процессами реконструкции и реставрации, осмысления безвозвратно утраченного. Память связана с местом, а ностальгия — с фиксацией образа места в теле. Очевидный способ подвергнуться аффектам. Тело становится важной категорией для субъектности. Субъект оказывается укоренен в теле, которое укоренено в месте, окрашенном аффектами. Меланхолические аффективные машины, которые заведуют новой субъективностью. Особым проявлением реализма становится поиск нового телесного опыта, который запечатан в теле прошлого (мертвеца). Субъект современности — это ловец аффектов с присваиваемыми травмами, связанными с мемориалами исчезающего будущего.