Старинная фотография и современность
Коль много сказано о роли фотографии как «запечатлении исчезающего», о документалистике уходящего, то неплохо было бы сказать и о плодах такого подхода. Глядя на эти старинные фотографии, ощущаешь то время, тех людей, их настроения, и буквально запах исчезнувшей навсегда эпохи. Эти снимки не просто документальные архивные снимки. Конечно, это художественная фотография, а если точнее — документально-художественная. Если бы она была только документальная, то было бы потеряно самое ценное для ныне живущих. Какой прок в том, чтобы знать сколько этажей имело здание стоявшее на
Авторский взгляд — это единственное, что может донести до нас саму ткань времени и вечности. Если внимательно всмотреться в снимки, станет явственно видно то, что «вечность» была иной, нежели сейчас. Как и в любом другом времени, так и в настоящем, «вечность» отражает не высказанную сущность эпохи, скрытую в надеждах и чаяниях людей, в предметах их окружавших, в
Мир, в котором живём мы, мир, в котором жили наши предки, он важен для нас не только своей объектной и материальной стороной, но и субъектной. Всё, с чем сталкивается человек, становится достоянием субъективного опыта, окрашивается чувством эпохи и чувством личным. Даже в скупой на эмоции физике, навечно поселился пресловутый «кот Шрёдингера», что уж говорить о предметах обихода, и пространстве жизни в целом. Изогнутые ножки кресел, стоптанные сапоги, покосившиеся избы, полукруглые стога, повозки с кривыми колёсами, трогательный уют застолья вокруг самовара, грозное небо нависшее над древним городом, деревянные особняки с ностальгией по неведомой античности, сказочные парусные корабли, овеянные тайнами далеких стран — все не похожие друг на друга, каждый со своим характером и судьбой, материализованные «селфи» своих владельцев и мастеров их изготовивших, немые свидетели исторических перипетий, все они составляют субъектную часть пространства и времени.
Предыдущая эпоха характерна тем, что вещи наполнявшие её были созданы в основном простым ручным трудом. Вещи носили отпечаток тех людей, которые их изготовляли. Механистичность, потоковость практически отсутствовала. Мир был более человеческим и в
Современная тоска по утверждению себя в своём бытии находит выход в реконструкторских играх, где участникам предоставляется возможность одеть то, что одевали их предки, сделать одежду и другие атрибуты своими руками. Это выглядит как игра. Но тогда, раньше, когда бытие в большей степени зависело от рук и личного мастерства, все выглядело и чувствовалось иначе. Необходимость в утверждении своего бытия либо отсутствовала в таких масштабах, либо выражалась в
Фотографов было немного, а те, кто осмеливались брать в руки камеру, обладали не только знанием оптики и химии, но и хорошим художественным вкусом. С одной стороны, фотографию не относили к разряду искусств, отдавая в этом предпочтение живописи. (Как выяснилось позднее, совершенно не важно как было создано изображение — путём покраски кисточкой холста или как-то иначе). С другой стороны, фотография многим казалась приговором живописи в её классическом понимании. Подобное потом происходило с кино и театром, а сейчас с компьютерными играми и кино. Но только сейчас, когда фотокамеры встроены в телефоны, смартфоны, компьютеры и прочие девайсы, и каждый снимает тысячи снимков в год и выкладывает их в сеть на всеобщее обозрение, становится очевидно, как редок настоящий художественный, а тем более документально-художественный снимок. Интернет переполнен пустыми гримасами «селфи», снимками годящимися лишь для семейных альбомов, псевдо-художественными «работами», в которых авторы путём наложения разнообразных эффектов пытаются казаться красивее реальности, псевдо-документальными, где гипертрофированно акцентируют социально-политические аспекты «на злобу дня». Все они похожи на переусердствовавших фальшивомонетчиков.
Ничто не заменит ни художественную фотографию, ни живопись, ни великое кино, ни магию театрального представления. Фотография признана искусством пусть с опозданием, но и великих мастеров живописи понимали не сразу и чаще всего уже после их смерти. Они-то сумели уловить капризную вечность, как насчёт нас?
Я