В начале ноября в издательстве «Рипол-Классик» в рамках серии «Фигуры философии» выйдет книга теоретика объектно-ориентированной онтологии Грэма Хармана, переведенная Александром Писаревым и посвященная спекулятивному реализму — не как единой позиции, а как спорному целому. В ней он раскрывает основные позиции, пункты расхождения и назначения четырех ветвей одного из важнейших течений в современной философии. Каждая ветвь ассоциирована с одним из «отцов-основателей» спекулятивного реализма — Квентином Мейясу, Йэном Хамильтоном Грантом, Рэем Брассье и самим Харманом.

Мы публикуем введение, которое Харман написал специально для русского издания, и введение к самой книге, в котором американский философ рассказывает о контексте появления спекулятивного реализма и в общих чертах описывает содержание работы.

Предисловие Грэма Хармана к русскому изданию

Я пишу эти приветственные слова для русскоязычного издания моей книги «Спекулятивный реализм: введение» с большим удовольствием. Это первый перевод этой книги, и он продолжает тенденцию, ведь мои тексты переводились на русский язык чаще, чем на любой другой — даже чаще, чем на испанский, который быстро становится вторым национальным языком в Соединенных Штатах. Во многом благодаря этому мне посчастливилось уже трижды посетить Россию и и встретить здесь незабываемых людей. Думаю, для этого есть причины, ведь обе наши страны не только обширные и многообразные, но и находятся на восточном и западном краях европейской цивилизации, что дает нам кое-что общее в отношении к европейской философии. Эта тема заслуживает отдельного эссе. Но вместо того, чтобы развивать ее здесь, я сразу обращусь к спекулятивному реализму.

Как теперь хорошо известно, исходная группа спекулятивных реалистов собралась — в первый и последний раз — в Лондоне в апреле 2007 года. Эта встреча объединила четырех молодых философов, в то время в основном малоизвестных публике, но затем быстро ставших известными или печально известными благодаря дискуссиям в Лондоне и последующим спорам. Различия между нами были настолько ярко выраженными, что объединяли нас только две вещи. Первая — разделяемая нами оппозиция тому, что Квентин Мейясу в своей замечательной первой книге «После конечности» (2006) назвал «корреляционизмом». Этот термин обозначает фоновое предубеждение континентальной философии со времен Гуссерля и Хайдеггера, согласно которому спор между реализмом и антиреализмом это «псевдопроблема», поскольку мы всегда уже выходим за собственные пределы, познавая объекты или используя средства. Второй объединившей нас вещью, больше похожей на совпадение, была любовь всех участников группы к работавшему в жанре ужасов американскому писателю Говарду Лавкрафту, которому я посвятил отдельную книгу, вышедшую в 2012 году [1]. Все остальное вызывало между нами споры.

Дом это не сумма взглядов, а то, что способно поддерживать все взгляды, не раскрывая свои тайны ни одному из них

Основная дискуссия развернулась вокруг того, как преодолевать корреляционизм. С точки зрения Мейясу, как и его учителя Алена Бадью, привилегированным методом получения доступа к первичным качествам вещей является математика. По мнению Рэя Брассье, главную роль в избавлении от корреляционизма играют естественные науки, когнитивистика и философия сознания. Остаемся мы с Йэном Хэмилтоном Грантом как два, на первый взгляд, «иррационалистических» участника группы, поскольку для меня философия ближе к эстетике, чем к математике и естественным наукам, а Грант опирается на интуитивистские идеи Ф.В.Й. Шеллинга и Жиля Делеза. Я использую кавычки в «иррационалистические» неспроста — я считаю, что Мейясу и Брассье имеют возможность использовать более солидные арсеналы математики и естественных наук лишь потому, что принимают центральную догму современной философии, а именно таксономический подход, берущий начало в философии Декарта. Согласно этому подходу, космос состоит из вещей двух совершенно разных типов: (1) люди и (2) все остальное. Хотя и в меньшей степени, это верно даже для позиции Гранта, поскольку особенно сильное влияние на него оказал Шеллинг. Это еще один мыслитель, принимающий таксономическое деление реальности на «природу» и «дух», пусть даже отношение между двумя этими сферами приобретает у него необычный вид, сообщая самому Шеллингу ореол «безумного ученого», одержимого электричеством и магнетизмом.

В моей объектно-ориентированной философии человеческое мышление лишь один из типов вещей среди триллионов других. Да, мы можем быть гораздо более интересными, чем такие объекты как камни или амебы, но это не оправдывает онтологии, в которых мышление представляется как радикально отличное от всего остального, что существует или может возникнуть. Скажем иначе. Согласно обычному определению реализма — редкой среди современных континентальных философов позиции — в нем постулируется существование мира «за пределами сознания». Заметьте, однако, что такой реализм слишком уж многое уступает современному идеализму, поскольку неявно допускает, что внешнее есть, прежде всего, у сознания. С точки зрения объектно-ориентированной философии, напротив, реализм утверждает, что за пределами чего угодно есть мир: вне кроликов, капель дождя, облаков и единорогов. Всякая сущность есть то, что она есть, и ничто ни с чем не вступает в исчерпывающее отношение. Здесь описанная Иммануилом Кантом трагическая конечность человеческих существ, в которой люди по своей природе неспособны схватить вещь в себе, отнюдь не заменяется решением немецких идеалистов начисто устранить вещь в себе как артефакт мышления. Напротив, мы критикуем Канта за его предположение, что призрак вещи в себе преследует только человеческих существ. В конце концов, любой объект конечен в своей способности вступать в отношения с другими объектами, и потому любое отношение — включая простое неодушевленное причинное взаимодействие — не более чем перевод вещи в себе в собственный конечный план этого отношения. Помимо прочего это означает, что неодушевленная причинность снова становится темой метафизических размышлений, а не боязливо отдается наукам, оставляя философию в тюрьме бесконечных обдумываний отношения человека и мира, как это происходит в большей части современной философии.

В XX веке Альфреду Норту Уайтхеду и в меньшей степени Бруно Латуру удалось продвинуться в борьбе с таксономической философией за счет рассмотрения объект-объектных отношений как самостоятельных и независимых от доступа к ним человека. Однако их подходы жертвуют слишком многим, трактуя объекты в чисто реляционных терминах. Из–за своей враждебности к традиционным теориям субстанции они не хотят признавать, что любой объект содержит некий избыток сверх своих текущих отношений и даже сверх всех возможных отношений. Вопреки Морису Мерло-Понти, дом не есть «дом, видимый отовсюду», поскольку дом это не сумма взглядов, а то, что способно поддерживать все взгляды, не раскрывая свои тайны ни одному из них. Эта идея — ядро объектно-ориентированной философии. В книге, которую читатель держит перед собой, я пытаюсь доказать, почему именно эта версия спекулятивного реализма в конечном счете должна возобладать. Остальные слишком многое уступают философскому модернизму, и преодолеть который — величайшая задача философии сегодня.

Я рад, что над русскоязычной версией этого доказательства работал такой опытный переводчик, как Александр Писарев.

Введение

Спекулятивный реализм существует едва ли больше десятилетия, но уже является одним из влиятельнейших философских движений в искусстве, архитектуре и гуманитарных науках. Частично или полностью ему уже посвящено несколько книг: на ум приходят работы Питера Граттона, Стивена Шавиро и Тома Спэрроу [2]. Однако о спекулятивном реализме еще многое можно сказать, и до сих пор ни один из первых спекулятивных реалистов не написал такой книги. Поэтому когда издательство Polity попросило меня порекомендовать того, кто мог бы написать запланированное ими исследование на эту тему, я вызвался сделать это сам [3].

Есть два деликатных обстоятельства, о которых стоит сказать с самого начала. Первое состоит в том, что я не только автор этой книги, но и один из тех, кому она посвящена — один из четырех участников исходного воркшопа по спекулятивному реализму (вместе с Рэем Брассье, Йэном Хэмилтоном Грантом и Квентином Мейясу). Кроме того, я один из философов, наиболее ассоциируемых с этим движением. Из–за необходимости время от времени говорить о самом себе, я оказываюсь в затруднительном положении: должен ли я говорить о себе в первом лице, что невыносимо, или в третьем, что еще более невыносимо? Вот что я решил. Когда речь идет о личных действиях, таких как чтение лекций или написание книг, единственная реальная альтернатива — говорить от первого лица, хотя я постарался свести такие напоминания об авторском присутствии к минимуму. О своей же философской позиции в целом я буду говорить безлично как об объектно-ориентированной онтологии (ООО). Это влечет за собой непреднамеренную несправедливость по отношению к моим наиболее важным коллегам по ООО: Яну Богосту, Леви Брайанту и Тимоти Мортону [4]. Позиции каждого из них по целому ряду пунктов сильно отличаются от моей, и я никоим образом не претендую на то, чтобы говорить здесь от их имени. Но поскольку эта книга посвящена не ООО, а спекулятивному реализму, то есть, более широкой теме, можно без опасений обобщать базовые допущения объектно-ориентированного крыла спекулятивного реализма как противостоящего позициям Брассье, Гранта и Мейясу [5].

Второе деликатное обстоятельство касается объективности этой книги. Исходная группа СР просуществовала недолго, и сегодня между ее членами есть острые философские и даже личные разногласия. Хотя всего было два воркшопа по спекулятивному реализму, Мейясу не было на втором; его удачно заменил Альберто Тоскано, бывший модератором воркшопа в Голдсмитсе. Насколько я знаю, причиной отсутствия Мейясу было то, что он хотел подчеркнуть материалистичность своей позиции в противовес реализму спекулятивного реализма. Гораздо более значительная проблема — наличие острого противостояния между спекулятивно-реалистическим крылом Брассье и моим собственным. Доходит до того, что Брассье теперь отвергает название «спекулятивный реализм», хотя сам же его и предложил. Его ученик Питер Вольфендейл даже опубликовал более чем четырехсотстраничную книгу, чтобы доказать интеллектуальную беспомощность моей объектно-ориентированной позиции [6]. Я уже разбирал эти споры в другом месте и не буду заниматься этим здесь, коль скоро данная книга — введение в спекулятивный реализм, а не моя собственная работа [7]. Как бы то ни было, цель данной книги — достоверно изложить как позицию Брассье, так и позиции Гранта и Мейясу. Некоторым из поклонников Брассье неизбежно не понравится мое критическое представление его идей, но это нормальная профессиональная ситуация, характерная для интеллектуальной жизни.

* * *

27 апреля 2007 года в Голдсмитсе, Университет Лондона, состоялся интригующий философский воркшоп под названием «Спекулятивный реализм». Он объединил четырех авторов, работавших в континентальной (то есть, франко-германской) традиции философии. В алфавитном порядке каждый из них сделал часовой доклад [8]. Первым был Рэй Брассье из Мидлсекского университета в Лондоне, затем Йэн Хэмилтон Грант из Университета Западной Англии в Бристоле. После перерыва на обед настал мой черед, к сожалению, я был с жуткой болью из–за сильного фарингита. Четвертым и последним докладчиком был Квентин Мейясу из Высшей нормальной школы в Париже, единственный неанглоязычный участник воркшопа.

Название «спекулятивный реализм» было предложено Брассье незадолго до события как неизбежно компромиссное. К тому времени я довольно хорошо знал Рэя, наша первая встреча произошла двумя годами ранее, когда он пригласил меня в Мидлсекс прочесть лекцию о туманном хайдеггеровском концепте четверицы земли, неба, божеств и смертных [9]. В следующем году, когда я был проездом в Лондоне как турист, Брассье и его жена любезно приютили меня на ночь в своей квартире в Северном Лондоне. Именно тогда он впервые высказал идею совместного события с участием меня и Гранта — по его мнению наши идеи перекликались, хотя тогда я еще не был знаком с работами Гранта. Через несколько месяцев, после возвращения из короткой поездки в Париж, Брассье порекомендовал мне книгу, которую он нашел в магазине, но еще не прочел: Apres la finitude Мейясу, позднее переведенную самим Брассье на английский как After finitude [10]. В отличие от него у меня было достаточно свободного времени, чтобы сразу прочесть книгу, и, ориентируясь на мой положительный отзыв, Брассье добавил Мейясу в список участников совместного события. Как завзятый организатор, я, находясь в поездке в Исландии, быстро написал электронные письма Мейясу и Гранту, хотя и не знал их лично, и в течение нескольких дней получил от обоих любезные ответы. Тоскано, давний друг Брассье, быстро организовал для нас событие в Голдсмитсе, запланированное на следующий год. В какой-то момент я узнал от Брассье, что он приглашал и Тоскано присоединиться к нашей группе, но последний по неизвестной мне причине отказался. Событию нужно было название, и мы поначалу думали о «спекулятивном материализме» — термине, которым Мейясу называл собственную философию. Но учитывая мою убежденную анти-материалистическую позицию, Брассье предложил взамен «спекулятивный реализм», это название в итоге и было принято.

Существует ли спекулятивный реализм и если существует, то является ли он чем-то новым? Некоторые критики отрицательно отвечали на оба эти вопроса или же на один из них, с моей же точки зрения в обоих случаях ответ должен быть положительным. Начнем с реализма. Для разных людей это слово может иметь разное значение, но его обычное значение в философии относительно ясно: реалисты признают существование мира, не зависящего от человеческого сознания. Один из легких способов отвергнуть реализм — принять противоположную позицию, идеализм, с точки зрения которого реальность не является независимой от сознания (хотя, как мы увидим, Грант не разделяет такое определение этого термина). Яркий образец идеализма — философия Джорджа Беркли (1685-1753), в которой «быть» значит попросту «быть воспринимаемым». У Беркли сегодня не так много последовательных сторонников, но есть более популярная современная ветвь идеализма — так называемый немецкий идеализм И.Г. Фихте (1762-1814), Ф.В.Й. Шеллинга (1775-1854) и неимоверно влиятельного Г.В.Ф. Гегеля (1770-1831). Что касается нашего времени, то хорошим примером философского идеалиста является плодовитый словенский мыслитель Славой Жижек, несмотря на то, что он часто высказывает недовольство этим ярлыком. Помимо реалистов, заявляющих о существовании независимого мира, и отрицающих его, в свою очередь, идеалистов есть те, кто занимают изощренную срединную позицию «по ту сторону» реализма и идеализма. Возможно, ярчайшими ее образцами в континентальной философской традиции являются феноменолог Эдмунд Гуссерль (1859-1938) и его мятежный звездный ученик Мартин Хайдеггер (1889-1976). С точки зрения обоих, вопрос о внешнем мире это попросту «псевдопроблема»: мы всегда уже находимся за пределами самих себя, будучи направлены на объекты (Гуссерль) или вовлечены в мир через дотеоретическую практическую активность (Хайдеггер). По мнению, невозможно мыслить мышление или мир отдельно друг от друга, поскольку они всегда рассматриваются как пара, существующая лишь во взаимной корреляции. Если в аналитической философии реализм и (в меньшей степени) идеализм всегда считались работающими позициями, то в континентальной философии почти единодушно была принята точка зрения Гуссерля и Хайдеггера, согласно которой дилемма реализм VS идеализм — примитивная и ложная проблема, не заслуживающая внимания философов. В своей первой книге «Бытие-инструментом» (2002) я назвал эту доктрину «философией доступа», поскольку ее интересует лишь наш доступ к миру и никогда — сам мир [11]. Вскоре после этого Мейясу предложил для ее именования термин «корреляционизм» и проследил ее истоки вплоть до философских учений Иммануила Канта (1724-1804) и даже его предшественника Дэвида Юма (1711-1776) [12]. Я предпочитаю термин Мейясу собственному из–за его экономности и более сильного этимологического основания, поэтому ввел его в свой философский словарь.

Чем сильнее стиль мышления или искусства, тем больше вариаций он породит

Можно с уверенностью сказать, что первых спекулятивных реалистов объединяло неприятие корреляционизма, хотя многие критики утверждают — неверно, по моему мнению — что никакого корреляционизма не существует. Во многом из–за этого разногласия спекулятивный реализм остается в меньшинстве в истеблишменте континентальной философии, который в США представляет Общество феноменологии и экзистенциальной философии (SPEP) (его ежегодные встречи я не посещал с 1993 года, со времен аспирантуры). В Британии есть аналогичная структура, Общество европейской философии (SEP), хотя, на мой взгляд, эта группа более открыта по отношению к спекулятивному реализму, чем ее американские коллеги. Общество европейской философии даже пригласило меня прочесть лекцию на открытии их конференции в Йорке в 2011 году.

Есть и другие критики, которые не отрицают существование корреляционизма, но сомневаются, что противостояние ему является достаточным основанием для единого философского движения; в первую очередь это касается круга Брассье. Такая позиция кажется мне необоснованной, но следует признать: исходные спекулятивно-реалистичные проекты настолько разные, что вместе им едва ли удалось продержаться больше двух лет. Жижек даже заявил, что раскол группы был неизбежен: «можно заметить ограниченность спекулятивного реализма, проявившуюся в том факте, что он немедленно раскололся на четыре направления […] “спекулятивный материализм” Мейясу, “объектно-ориентированная философия” Хармана, неовитализм Гранта и радикальный нигилизм Брассье» [13]. Однако вовсе не очевидно, что раскол свидетельствует об ограниченности спекулятивного реализма. Вообще говоря, чем сильнее стиль мышления или искусства, тем больше вариаций он породит. Такие важные течения XX века как феноменология и психоанализ сохранили свое влияние во многом благодаря многочисленности и разнообразию способов, которыми они практиковались, а не потому, что остались жестко ограничены авторитетом своих создателей, Гуссерля и Зигмунда Фрейда соответственно. Именно это все еще интересует меня в спекулятивном реализме после десятилетия размышлений: у четырех философских проектов, которые на первый взгляд мало что объединяло (у группы в целом нет ни одного общего философского героя), тем не менее, есть достаточно очевидное единство — единство на фоне корреляционистской среды континентальной философии, из которой вышли их авторы. Все четыре философии — релизмы, хотя в каждом случае это слово имеет свой смысл. И все четыре спекулятивны в том смысле, что в отличие от реализмов недавнего прошлого, остающихся в пределах здравого смысла, все они приходят к выводам, которые кажутся контринтуитивным или даже откровенно странным.

Стараясь соблюсти баланс, я буду следовать алфавитному порядку, в котором участники выступали в Голдсмитсе в 2007 году. Кроме того, я постараюсь посвятить каждому из проектов спекулятивного реализма примерно равное количество страниц. Когда дело дойдет до представления ООО, я намеренно сделаю его короче, частично потому, что не хочу излишне повторять идеи, уже высказанные мной в других книгах. Моя задача — быть объективным, но очевидно, что я предпочитаю свою собственную философию трем другим. Поэтому я выскажу в их адрес некоторые критические замечания вместо того, чтобы пытаться говорить из беспристрастной «точки зрения Бога». Читатели этой книги заслуживают того, что в ней ищут, то есть, непредвзятой оценки проектов спекулятивного реализма.

В главе 1 прослеживается развитие идей Рэя Брассье, начиная с его книги «Необузданное ничто» (2008) и до недавних статей, в которых намечается новая и еще не опубликованная версия его позиции. На заре спекулятивного реализма у стиля мышления Брассье и его круга не было отдельного названия, но, кажется, в последние годы их излюбленным термином стало «прометеанство», при этом «акселерационизм» чаще используется для обозначения строго политического мышления учеников Брассье, Ника Срничека и Алекса Уильямса [14].

В главе 2 я обращаюсь к философии Йэна Хэмилтона Гранта и начинаю разбор с его трудной, но новаторской книги «Философии природы после Шеллинга» (2006), которая многим обязана философии Жиля Делеза (1925-1995). На первый взгляд неожиданный поворот происходит во второй книге Гранта, написанной в соавторстве с талантливыми молодыми коллегами Джереми Данэмом и Шоном Уотсоном, ведь она называется «Идеализм». Однако мы увидим, что «идеализм» Гранта — не противоположность реализму, а всего лишь отсылает к роли идей в производительной потенции самой природы, но не к обычному идеализму привилегированного человеческого субъекта. Как станет ясно далее, это не значит, что я принимаю грантовское определение идеализма.

В главе 3 разбирается объектно-ориентированная онтология, которую проще всего описать как продукт объединенного влияния Хайдеггера и Бруно Латура (род. 1947). Из всех направлений спекулятивного реализма ООО обладает, несомненно, наиболее широким междисциплинарным влиянием, и это кажется мне явной силой, а не слабостью объектно-ориентированного течения.

В главе 4 я обращаюсь к спекулятивному материализму Мейясу, ясного и сильного мыслителя, пусть и — по крайней мере, пока — не плодовитого. Важно осветить основные идеи его выдающейся первой книги «После конечности» — несомненно самой известной индивидуальной работы, связанной со спекулятивным реализмом, и потому наиболее часто цитируемой и самой переводимой. Мы также обсудим фрагменты его необычной и важной докторской диссертации «Божественное несуществование».

В заключении я поразмышляю о том, на какие подгруппы можно разделить мыслителей спекулятивного реализма. Забегая вперед, скажу: я буду доказывать, что Мейясу и ООО — противоположности, как и Брассье и Грант. Другие сочетания предполагают согласие по одному из двух самых фундаментальных вопросов спекулятивного реализма. Для студентов и других читателей в конце каждого раздела помещены полезные учебные вопросы.

Примечания

[1] Harman G. Weird Realism: Lovecraft and Philosophy. Zero Books, 2012.

[2] Gratton P. Speculative Realism: Problems and Prospects. London: Bloomsbury, 2014; Shaviro S. The Universe of Things: On Speculative Realism. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2014; Sparrow T. The End of Phenomenology: Metaphysics and the New Realism. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2014.

[3] Такое случилось во второй раз. В первый раз это привело к написанию книги для издательства Pluto Press: Harman G. Bruno Latour: Reassembling the Political. Pluto Press, 2014.

[4] Bogost I. Unit Operations: An Approach to Videogame Criticism. Cambridge, MA: MIT Press, 2008; Bryant L.R. The Democracy of Objects. Ann Arbor, MI: Open Humanities Press, 2011 (русский перевод: Брайант Л. Демократия объектов / пер. с англ. Мышкин О. Пермь: Гиле Пресс, 2019); Morton T. Realist Magic: Objects, Ontology, Causality. Ann Arbor, MI: Open Humanities Press, 2013.

[5] Более обстоятельное изложение самой ООО см.: Harman G. Object-Oriented Ontology: A New Theory of Everything. London: Pelican, 2018.

[6] Wolfendale P. Object-Oriented Philosophy: The Noumenon’s New Clothes. Falmouth: Urbanomic, 2014.

[7] См.: Harman G. The Current State of Speculative Realism // Speculations. 2013. IV. P.22–28; Harman G. Quentin Meillassoux: Philosophy in the Making. 2nd edition. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2015. P.77–80.

[8] Brassier R., Grant I.H., Harman G., Meillassoux Q. Speculative Realism // Collapse III: Unknown Deleuze [+Speculative realism] / Mackay R. (ed.). Falmouth: Urbanomic, 2007. P.306–449.

[9] Harman G. Dwelling with the Fourfold // Space and Culture. 2009. #12/3. P.292–302.

[10] Meillassoux Q. After Finitude: Essay on the Necessity of Contingency / Brassier R. (tr.). London: Continuum, 2008. (русский перевод: Мейясу К. После конечности: Эссе о необходимости контингентности / пер. с фр. Медведева Л., науч. ред. Ханова П. Екатеринбург; Москва: Кабинетный ученый, 2015).

[11] Harman G. Tool-Being: Heidegger and the Metaphysics of Objects. Chicago: Open Court, 2002.

[12] Мейясу как-то сказал мне, что придумал этот термин в 2002 или 2003 году.

[13] Žižek S. Less Than Nothing: Hegel and the Shadow of Dialectical Materialism. London: Verso, 2012. P.640.

Williams A., Srnicek N. #ACCELERATE MANIFESTO for an Accelerationist Politics // Critical Legal Thinking blog. May 14, 2013. URL: http://criticallegalthinking.com/2013/05/14/accelerate-manifesto-for-an-accelerationist-politics/ (русский перевод: Уильямс А., Шрничек Н. Манифест акселерационистской политики / пер. с англ. Колесников Д. // Логос. 2018. №2).