В конце августа издательство «Носорог» выпустило свою первую книгу — перевод «Числа и сирены» Квентина Мейясу, с публикации которого когда-то начался одноименный журнал. В этой работе французский философ обращается к знаменитой поэме «Бросок костей» Стефана Малларме и в поисках «числа не способного стать другим» предпринимает попытку расшифровки поэтического текста. Полученный им код становится ключом к пониманию поэзии и религии современности. Издание «Числа и сирены» включает в себя оригинальный текст поэмы, а также перевод поэта Кирилла Корчагина, сделанный в 2014 году.

Мы публикуем введение к книге, в котором Мейясу доказывает недостаточность существующих интерпретаций «Броска костей» и отстаивает гипотезу о наличии особого кода, способного открыть новое измерение загадочной поэмы Малларме и раскрыть смысл изысканий последних лет его жизни.

Попробуем перейти сразу к делу.

Цель этой книги состоит в выявлении процедуры шифрования, заложенной внутри «Броска костей» Малларме. Как только эта процедура будет расшифрована, она позволит точно определить «то единственное Число», которое загадочно упоминается в поэме.

Мы, стало быть, утверждаем:

а) поэма Малларме закодирована;

б) дешифровка этого кода составляет условие правильного понимания «Броска костей», поскольку он проливает свет на один из существенных элементов поэмы, а именно на природу Числа.

Читатель искушенный, несомненно, отнесется к этому заявлению с подозрением или иронией. Оставим в стороне на первый взгляд сумасбродный характер подобного предположения: каждый волен самостоятельно судить, насколько серьезно или несерьезно наше расследование. Однако есть и более глубокое основание для того, чтобы этот тезис был встречен сдержанно, и связано оно на этот раз с состоянием маллармеанской критики. Дело в том, что знатоки его творчества в целом прочно усвоили мысль, что по-прежнему ассоциировать «Бросок костей» с идеей «тайного кода» можно лишь при наивном прочтении. Как пишет Жак Рансьер, емко выражая мнение большинства современных комментаторов: «Малларме — не герметичный автор, он автор трудный» [1]. Он имеет в виду, что не стоит сводить маллармеанскую поэзию к некоему «ключу», способному разгадать ее конечный смысл, будь то ключ биографический или заимствованный из какой-либо уже устоявшейся эзотерической традиции. Действительно, важные для своего времени психоаналитические трактовки Шарля Морона [2], а также эротические и одновременно герметизирующие интерпретации Шарля Шассе [3] сегодня представляются большинству критиков устаревшими — если не в тех или иных нюансах анализа, то в самом притязании на систематичность. Ныне принято считать, что за самыми непроницаемыми стихотворениями Малларме нет никакой сокровенной тайны, которая, будучи раскрыта, окончательно прояснила бы их глубинное значение: ни личного или даже непристойного «секретика», ни «великой тайны», извлеченной из какой-нибудь религии или мудрости, в которых Малларме якобы черпал «ресурсы своего мышления». Единственный секрет здесь — как сейчас любят твердить — в том, что никакого секрета нет [4].

Мы вполне разделяем неприятие психоаналитической, биографической или эзотерической расшифровки. Тем не менее не всякая кодировка обязательно принадлежит к этому разряду, и достаточно обратиться к сочинениям Малларме, чтобы догадаться, что они заключают в себе шифр иного рода. Ибо имеются веские основания предполагать наличие в «Броске костей» эндогенного кода — который возможно расшифровать исключительно посредством подсказок, разбросанных в данном произведении, — а не экзогенного, отсылающего ко внешнему относительно его текстов ключу, к жизни поэта или какому-нибудь древнему (ancestrale) учению. В самом деле, почему в прошлом — и мы к этому вернемся — уже возникал соблазн непременно обнаружить «тайный расчет» в «Броске костей»? Хотя бы по той причине, что сам Малларме был страстно увлечен подобными вычислениями в «Заметках по поводу Livre [Книги]». Эти «Заметки» (вне всяких сомнений, составленные между 1888 и 1895 годами) представляют собой единственные дошедшие до нас наброски того, что должно было стать его Великим Произведением. Вместе с тем все, что осталось от этой грезы об абсолютной Литературе, по сути дела, состоит из простейших арифметических операций, касающихся всех возможных аспектов издания Livre и ее публичного чтения. Все эти расчеты имеют явно символический, а не утилитарный смысл. Вот лишь один из примеров: 24 «ассистента», которые должны присутствовать на публичных чтениях Livre, очевидно символизируют 24 слога попарно рифмованных александрийских стихов. Следовательно, поэт серьезно намеревался создать произведение, куда были бы встроены вычисления, значение которых подлежало расшифровке: иногда сразу дешифруемые, как в упомянутом нами примере, а временами гораздо более туманные расчеты, смысл которых до сих пор не прояснен. И эти символические калькуляции, по-видимому, не должны были быть непосредственно зримы как таковые, скрываясь за внешне второстепенными аспектами Livre и предполагаемого ею церемониала: длительности ежедневных чтений, размера опубликованного текста, количества его томов и т. д.

Однако не стоит обманываться на сей счет: современная критика в большинстве своем говорит не о том, что «Бросок костей» не закодирован. <…> Критика скорее утверждает — между строк и никогда в том себе не признаваясь — что поэма не должна быть закодирована.

Утверждение, согласно которому Малларме не мог заниматься тайным вычислением «того единственного Числа», о коем говорится в «Броске костей», таким образом, никак не подкреплено тем, что нам известно из его текстов. Заметим, что, прежде чем обрести свою окончательную форму в 1898 году, эта «Поэма» увидела свет в первоначальной редакции в 1897 году, то есть спустя всего два года после вероятного завершения «Заметок по поводу Livre». С учетом настойчивого упоминания в «Броске костей» некоего «Числа» загадочной природы, которое в качестве грядущего Метра, кажется, в себе одном заключает судьбу всей будущей поэзии, было бы неудивительно, если бы одержимость расчетом перекочевала из одного текста в другой. Надо сказать, что идею о наличии типографских расчетов в поэме выдвинула в 1980 году Митсу Рона, но они в итоге оказались неверными [5]; но разве ошибочность ее гипотезы доказывает, что кода нет вообще? Так, например, Мишель Мюра в своем — в остальных отношениях строгом — исследовании «Броска костей» из ошибки Рона, о которой свидетельствуют различные указания в рукописи Малларме, спешит вывести тезис, что «подход поэта» в «Броске костей» «не систематический и не опирается на расчеты» [6]. Его логическое заблуждение (из несуществования отдельного кода делается вывод о несуществовании и какого-либо кода) выдает принципиальную позицию, черпающую свою очевидность исключительно в общем единодушии, с которым теперь отметается любая гипотеза о коде.

Между тем априорное отрицание существования кода, по правде говоря, представляется нам подозрительным. Ведь если присмотреться, то тем самым отвергают не столько изжившую себя форму критики, сколько само предприятие Livre, а стало быть, явно или неявно объявляют о его сущностном провале. Сказать, что Малларме — не герметичный автор, значит, по большому счету, осудить его самого за «заблуждения», то есть попытки производить символические и секретные расчеты как раз там, где его Произведение должно было достичь своей кульминации. Поступая таким образом, можно не утруждать себя вопросом о том, какой поэтический смысл эти вычисления могли иметь в сознании их автора. Тот факт, что «Заметки по поводу Livre» обрываются, рассматривается просто как следствие изначальной несостоятельности этой ошибочной затеи.

Однако не стоит обманываться на сей счет: современная критика в большинстве своем говорит не о том, что «Бросок костей» не закодирован, — ведь тому нет никаких подтверждений, а доказать отсутствие кода крайне нелегко. Критика скорее утверждает — между строк и никогда в том себе не признаваясь — что поэма не должна быть закодирована. И по одной простой причине: «незакодированность» «Броска костей» — гарантия того, что сам Малларме отверг Livre. Ведь если выяснится, что поэт отказался от всякого шифрования в своей самой новаторской поэме, пусть даже в ней и сохраняется навязчивая идея Числа, то можно быть спокойным, что Малларме — начиная с 1897 года — избавился от нездоровой страсти к счету и что это милое безумие не выплеснулось за пределы его неопубликованных «Заметок». Число освободится от Вычисления, чтобы вновь стать чистой поэтической метафорой исхода случайного броска костей — а именно, того самого броска, который подразумевается написанием стихов после смерти Бога. «Бросок костей» станет тогда эпитафией самому проекту Livre, застрявшму в тупике безрассудного и тщетного символического просчитывания всех аспектов письма и церемониального чтения. И можно будет вслед за Бланшо сделать из Малларме героя абсолютной Литературы, ведающей о своей обреченности на провал, или наоборот по примеру Рансьера считать, что Малларме сам же выпутался из апорий великих незавершенных текстов — «Игитура» или «Заметок по поводу Livre» — в своих опубликованных текстах, по сути, единственных, которые имеют значение. В обоих случаях мы будем верны последней воле поэта, который перед смертью попросил близких сжечь «полувековую кипу» своих неизданных заметок, включая, соответственно, и те, что касались Livre. За отсутствием реального аутодафе Произведения, от которого как минимум частично отказалась семья поэта, задача «интеллектуального аутодафе» секретных вычислений, которые в нем производятся, неизбежно встает перед всяким, кто желает трезво оценить тайны «Броска костей».

Обнаружение кода не даст нам ответа, который распутает все сложности поэмы, но поставит новый вопрос: почему понадобилось шифровать «Бросок костей», а точнее, почему его понадобилось шифровать таким образом?

Но тогда столь же ясным становится и второй член альтернативы: обнаружение кода в «Броске костей» означало бы, что Малларме никогда не отвергал — во всяком случае в принципе — вычислительный проект Livre. Сказать, что «Бросок костей» закодирован, — значит сказать, что прекращение работы над Livre было знаком не ее неизбежного краха, а того, что исследование символических вычислений внезапно приняло иную форму. Это также означает отказ видеть в Малларме заложника неосуществимых и бесплодных мечтаний о Произведении, заранее обреченном на провал, и предпочтение другого образа — поэта, сраженного смертью в тот самый момент (в 1898 году, если быть точным), когда он обнаружил то, что упрямо искал.

Именно эту версию мы и собираемся отстаивать. Соответственно, перед нами двойная задача. Мы должны разрешить, во‑первых, вопрос фактический: существует ли код на самом деле — и если да, то в чем он состоит, как он функционирует и почему его структура убеждает нас в его реальности; во‑вторых, вопрос правовой: какой могла бы быть поэтическая легитимность подобного шифрования для Малларме и в каком отношении поэт мог отвести ему ключевую роль в своем литературном проекте в 1898 году, то есть в год своей смерти? Почему эта поэма — однозначно представляющая собой, как мы увидим, завещание поэта — должна была оставить нам в наследство, помимо своей красоты, еще и принцип шифрования?

Вторая проблема — не принцип кода, но его обоснование — самая трудная. Ведь надо признать, что сам по себе код, каким бы сложным он ни был, — вещь, по существу, легкомысленная, во всяком случае лишенная литературной ценности. Следовательно, если даже «Бросок костей» и содержит загадку — которую нам потребуется разгадать, как разоблачают «трюк» фокусника, — то ее объяснение отнюдь не высветит поэтический смысл текста, который таким образом предстанет в новом свете. Напротив, оно его страшно усложнит, заставив нас задаться вопросом, почему Малларме решился пойти на то, что все–таки кажется недостойным великого поэта: нарушить великолепие своих ломаных стихов ребяческими уловками по декодированию. Забавляться подсчетами — нам еще предстоит увидеть, чего именно — или даже шарадой загадочного Числа в том самом месте, где современная поэзия должна была пережить беспримерную революцию письма, революцию беспрецедентную по радикальности и с тех пор не имеющую себе равных? Нарушать подобную красоту играми, когда столько многое стояло на кону: как Малларме мог с нами так поступить?

Итак, обнаружение кода не даст нам ответа, который распутает все сложности поэмы, но поставит новый вопрос: почему понадобилось шифровать «Бросок костей», а точнее, почему его понадобилось шифровать таким образом? Код даст нам не заветный ключ к поэме, а скорее сведения об устройстве ее замка: не раскрытие ее подлинного смысла, а прояснение прежде не замеченной трудности. Текст не засияет, как только шифр будет известен, но омрачится иначе, подернется новой тенью, о которой мы раньше не подозревали. Прояснение шифрования окажется не концом тайны, но открытием новой проблемы, которая может стоять только перед читателем, знающем о шифровании: как простейший секретный код смог приобрести для Малларме фундаментальную поэтическую значимость? Лишь разрешение подобной «загадки в загадке» позволит нам проникнуть в сокровенный смысл этой довольно странной Поэмы.

Примечания

[1] Rancière J. Mallarmé. La politique de la sirène. Paris: Hachette, 1996. P. 10. Курсив наш. (Здесь и далее, если не указано иное, — примеч. авт.)

[2] Mauron C. Introduction à la psychanalyse de Mallarmé. Neuchâtel: Les Éditions de la Baconnière, 1950.

[3] Chassé C. Les Clés de Mallarmé. Paris: Aubier, 1954.

[4] См. замечания Пьера Машрэ в статье «Малларме Алена Бадью», которые почти дословно воспроизводят комментарий Раньсера: «Малларме не герметичен в смысле глубоко запрятанной тайны, в которую необходимо проникнуть, он всего-навсего сложен <…>; секрет в конечном счете в том, что никакого секрета нет, поскольку все, что поэме есть сказать, выставлено на вид <…>; указано черным по белому в <…> его тексте»: Macherey P. Le Mallarmé d’Alain Badiou // Ramond C. (dir.) Alain Badiou. Penser le multiple. Paris: L’Harmattan, 1998. P. 400–401.

[5] Мы вернемся к причинам этой ошибки в первой части настоящей книги.

[6] Murat M. Le Coup de dés de Mallarmé. Un recommencement de la poésie. Paris: Belin, 2005. P. 93.

Перевод с французского Софии Лосевой и Карена Саркисова.

Книгу можно приобрести на Озоне или в магазинах, список которых есть на фейсбук-странице издательства.