Donate
Psychology and Psychoanalysis

МЕГАТРЕНДЫ, ГИБРИДНОСТЬ И ДАВЛЕНИЕ НА СОЗНАНИЕ

Andrey Starovoytov27/04/21 21:471.5K🔥

Человек опутан сетью проводов. Провода, опутывающие человека — это подходящая метафора, указывающая на возникшую новую несвободу. Новая несвобода эквивалентна новой нормальности.

Чем является современный нормальный человек? Что составляет природу его внутренней реальности и к реализации каких целей он устремлен?

Провод — это переходный феномен между непосредственным контактом и беспроводной передачей информации. Современный человек ушел от контактности с миром. Той контактности, которая заставляет кожу покрываться испариной или мурашками, краснеть или бледнеть, которая вызывает дрожь, наслаждение или отвращение. Мы можем решить для себя, что наша вера в реальность выстроена на визуальности — мы верим во то, что видим. Но что мы способны видеть с закрытыми глазами? Если это внутренние видение, внутренняя образность, –насколько она реальна?

Вера — это результат чувственного восприятия, это следствие контакта, это именно та вера, которая постепенно перерастает в знание. Мы знаем реальность своим телом и никак иначе.

Тело — это универсальный экран, на котором отражается мир во всем его многообразии по мере того, как он входит в контакт с нашим телом.

Но современный человек ждет (или неосознаваемо жаждет) бесконтактности и возможности присутствовать в реальности не касаясь ее. Будет ли это та же самая реальность к которой мы привыкли, либо это будет некий эффект дополнительной реальности?

Психотерапия в этом вопросе занимает неоднозначную позицию. С одной стороны, она обеспечивает возможность более глубокого соприкосновения как с внешним миром, так и с миром внутренним. С другой же стороны — она выступает в некотором роде условием возникновения эффектов дополнительной психической реальности. Каждый специалист, практикующий психотерапию, знает, что терапевтическое пространство (психотерапевтический теменос, психотерапевтическая рамка) и содержания терапевтической коммуникации носят в значительной мере символический характер и не предполагают непосредственной, прямой трансляции в реальную жизнь. В условиях психотерапии недопустима адресованная клиенту фраза — делай то-то!, — не по тому, что это неэтично, но скорее в связи с тем, что интенсивность символического послания, возникшего в условиях терапии и исходящего из уст терапевта, вероятнее всего окажется превышающей возможности сознательной ассимиляции клиентом и трансформации этого послания в реальный опыт, разворачивающийся вне пределов терапевтического кабинета, а значит и вне пределов терапевтического контроля. Символический опыт психотерапии должен быть адаптирован и транслирован в реальность лишь сквозь призму осмысленного и рационального восприятия, когда учтены все латентные факторы и скрытые мотивации. В противном случае, нет гарантии в том, какая душевная сила выступит предопределяющим источником преждевременных решений, и авторство которых возможно даже не принадлежит сознательной воле человека.

Именно поэтому в качестве исходного условия терапии формулируется рекомендация не вносить никаких существенных изменений в свою текущую жизнь до тех пора, пока определенный этап терапии не будет завершен. Все решения, которые человек намерен предпринять, он предпринимает лишь после интеграции, обобщения и подведения текущих итогов.

Бесконтактность может быть определена более точно и в некоторым роде более экстремально, как экзистенциальная бесконтактность. В силу развития технологий мы стремимся минимизировать усилия физического тела (при этом способность к физическому контакту, являющаяся частью нашей проявленной природы, также является свойством нашего физического тела). Мы начинаем действовать на расстоянии — силой голоса, силой взгляда или силой мысли. Не приводит ли это вместе с тем к тому, что минимизируется и наша экзистенциальная составляющая?

Природа нашей души глубоко телесна. Наша самость обретает наиболее полное выражение лишь через тело и в самом теле. Тело и есть материализованная, проявленная, фактическая структура самости.

Мегатренды — это глобальные тенденции, которые вторгаются в пространственное тело человеческой популяции, формируя его фоновые мотивационные тенденции. Доминирующая установка, заключенная в природе мегатрендов — это экзистенциальная бесконтактность, истончение чувствующего слоя души, ментальной кожи, которая словно незримая аура покрывает физическое тело каждого человека, обеспечивая его персональный опыт чувственности. Индивидуальная чувственность суммируется в структуры коллективной чувственности, определяющей характеристики коллективной метателесности.

Эффекты реализации мегатрендов проявляют себя как чудо. Объект нашего пользования как бы возникает сам собой. Его история для нас абсолютно неочевидна. Он приходит к нам из пустоты и в пустоте беспамятства исчезает, не оставляя после себя никаких следов.

Объект современных технологий не предназначен для вечности, истории или для памяти. Он предназначен для скорейшего исчезновения, чтобы стать замещенным новым объектом, более современным, в более изысканном дизайне. Эффект износа и устаревания заложен в него изначально. Высокотехнологические объекты устаревают уже в момент своего серийного выпуска. Они производятся как избыточный технологический мусор, предназначенный для прошлого и для забвения. Продукты высоких технологий обречены на исчезновение.

Расстояние между тем, кто создает нечто материальное, выступая биологической частью производственного конвейера, и потребителем объема произведенных товаров, в которых суммированы элементарные производственные операции, — бесконечно велико. Биржевого маклера, совершающего в кроссовках Nike пробежку в Центральном парке Нью-Йорка и жителя Вьетнама, производящего эти кроссовки, разделяет не расстояние, культура или качество жизни, но пропасть смысла.

Мегатренды — это гиперобъекты, неравномерно распределенные в пространстве и во времени. Они являются воплощением цифровых и информационных технологий. Они незаметно входят в нашу жизнь, создавая некое ее качество. В конечном счете, каждый из нас оказывается поглощён их вязкой аурой, присутствующим в их динамике навязчивым намеком на возможность чего-то иного, отличающегося от того, что есть уже сейчас.

Мегатренд — это намек на будущее, постоянно соскальзывающее в прошлое и неспособное удержаться на скользкой грани реальности. Каждое технологическое новшество — это шаг в экзистенциальное прошлое, поскольку не концептуализирует смысл будущего. Наверное, более строго, следовало бы сказать, что все–таки концептуализация имеет место, но технологическое будущее концептуализирует смерть, тем самым обрекая технологические сдвиги на принадлежность прошлому, на планомерное соскальзывание в небытие.

Высокотехнологический объект негативирует субъекта, поскольку не потенцирует две ключевые формы опыта — ненависть и любовную страсть. Пафос будущего истощается по мере развития цифровых технологий.

В сумме, мегатренды дифференцируются в соответствие с тремя категориями:

— инновации в сфере высокотехнологичных объектов (беспилотные транспортные средства, робототехника, новые материалы, новые технологии производства объектов);

— инновации в сфере цифровых технологий (интернет вещей, криптовалюта, системы социального мониторинга);

— инновации в сфере биотехнологий (синтетическая биология и генная инженерия, генетическое секвенирование).

Каждый инновационный тренд затрагивает экзистенциальный статус человека и его критерии в оценке реальности.

Что есть реальность как таковая? — Технология актуализирует этот вопрос как никогда, поскольку во времена Платона, это вопрос формулировался как абстрактная метафизическая установка. В настоящее время, поиск нейтрино и секвенирование ДНК создает некую предпосылку, намек на то, что ответить на этот вопрос можно с опорой на цифровые данные, исключая абстрактные, оторванные от фактической реальности категории. Две с половиной тысячи лет назад это был вопрос, ответ на который указывал на природу человека. В настоящее время экзистенция человека исключена из области вероятного ответа. Описание реальности стремится к предельной точности, в надежде на полное исчерпание абстрактности.

Далее следует уточнение — Что есть реальность человека? Каково место сознания в ситуации биологического моделирования нового организма?

Сознание по своей природе — это негарантированный эпифеноменом биологической эволюции живой материи, это следствие развития высокодифференцированной чувственности, перешедшей в область абстрактных категорий. Но в сумме современных биотехнологий, призванных ускорить процесс биологической эволюции через перенаправление разума к трансформации биологической материи, акцент делается вовсе не на доминанте саморефлексивного и самореферентного аспекта живой ткани, а на факте неотторжимости структурных элементов внутри биологической системы.

Совместимость органических элементов, их сопричастность новому целому выступает неким гарантом адекватности человеческих усилий. Новая целостность делается основанием новой органической нормальности. Вопрос даже не в том, насколько Кентавр или Химера реалистичны, как некоторые фактические данности, но в том, как в одном органическом целом совмещается то, что не способно обладать единством за пределами мифологии? Но наука, влекомая в неизвестность, допускает явление химер. Условия технологической гипертрофии сообщают цивилизации невозможность остановки и следование дальнейшему нарастанию прогресса, основная черта которого, его центральная характеристика — это гибридизация, тотальная гибридизация несовместимого, дающего эффект новой нормальности.

Новая нормальность — это совмещение несовместимого и обозначение результата как допустимого в условиях меняющегося мира. Очевидно, что меняющийся мир — это эквивалент реальности, которую мы знаем, которая воспроизводима и которую нам сообщают. Меняющийся мир указывает нам на то, что реальность меняется, но она меняется таким образом, что ответить на вопрос что есть реальность? оказывается все сложнее, поскольку критерии реальности размываются по причине размывания критериев человеческого. Гибридизация обладает тотальностью своего распространения и охвата.

Буквально неделю назад (16 апреля, 2021) в сети появилось сообщение, что «ученые пересадили человеческие клетки в эмбрионы макак и выращивали их в лаборатории 20 дней» .

«Использование химер поможет в проведении медико-биологических исследований не только на самой ранней стадии жизни, но и на самой поздней. В конечном итоге, мы проводим эти исследования для того, чтобы понять и улучшить здоровье человека» — прокомментировал свою работу профессор J.C. Izpisua Belmonte (Salk Institute for Biological Studies, California), руководитель этого исследовательского проекта. Очевидно, что все, что ни делается, все делается во благо человека, даже если речь идет о гибридных формах жизни.

Мы утешаем себя надеждой на то, что эти исследования в конечном счете будут способствовать уточнению статуса самого человека. Химерные эмбрионы были уничтожены на двадцатый день их существования. Закономерно, что ряд ученых (Anna Smajdor, Julian Savulescu), занимающихся преимущественно вопросами биоэтики, высказали свою обеспокоенность тем, к чему это в итоге может привести в будущем, если рост химерного организма не остановить. Вероятнее всего, рано или поздно необходимо будет задаться вопросом — являются ли такие формы жизни людьми, или они скорее животные, но если они все же, в какой-то мере окажутся соответствующими критериям человека, будет ли это означать, что на них распространятся те же политические и юридические права, а также культурные функции, что и на человека в том его статусе, в котором он существует до настоящего времени? На что они вправе будут претендовать и не составят ли они конкуренцию нам в борьбе за собственный экзистенциальный статус и смысл? Поскольку, как я рискну предположить, экзистенциальный статус человека — это единственный предмет борьбы, заставляющий совершать на протяжение тысячелетий человеком все то, что он совершал, совершает и будет совершать в будущем, во всяком случае до тех пора, пока его субъектность будет оставаться заключённой в биологическую оболочку собственной кожи. И новый импульс к такой борьбе человек обретет в тот момент, когда на аналогичный статус начнут претендовать не-люди — кибернетические, бионические и химерные существа.

С этим процессом связан социальный и культурный тренд, расширяющий критерии человеческой идентичности — гендерной, политической, биологической, социальной — для того чтобы в категорию «человеческих» существ ввести новые биологические и квазибиологические формы, а также кибернетические формы, обладающие искусственным интеллектом. Взятие в кавычки слова «человеческих» в данном случае обозначает не биологическую форму и не качество осознанности, но претензию на равные права с теми, кого мы традиционно считаем людьми. Очевидно, что наступает время расширения и трансформации традиций и привычек.

Популяционная задача — придать новым существам экзистенциальный статус, экзистировать их фактичность и их претензию на равенство в принятии решений наряду с человеком. Уже в недалеком будущем искусственный интеллект приобретет юридические права как автономная, способная принимать решения и высказывать суждения, данность. Будет ли искусственный интеллект обладать личностными чертами? Лишь небольшая аналогия… Если мы допускаем, что личность ребенка во многом инвестирована психологическими вкладами родителей и социума, объемом формирующих проекций, не означает ли это в той же степени и того, что личностные характеристики искусственного интеллекта констеллируются по мере присвоения ему наших собственных личностных черт, как это происходит в ситуации общения между ребенком и матерью?

Гибридность — это, пожалуй, центральны характеристика современности. Она призвана совместить и сделать «читаемым», т.е. интерпретируемым как допустимое и оправданное, то, что прежде рассматривалось как недопустимое, неоправданное и невозможное. Граница человеческого была непроницаема для целого класса существ и явления. Все что выходило за рамки человеческого низвергалось в бездну дьявольского, либо в божественные небеса. Все что казалось непонятным, все для чего не имелось общепринятого объяснения, все это было чуждым и опасным. Категория чужого универсальна и архетипична, а рамки человеческого традиционно строги. И целый ряд культур строго чтит границы человеческого, не допуская или минимизируя присутствие сомнительных категорий, форм или явления. Свойственное человеку нечеловеческое нивелирует статус самого человека в этих культурах. Речь идет о принципах религиозного фундаментализма в первую очередь. Именно религиозные традиции контролируют границы человеческого, поскольку именно в этих границах читаема фигура Бога и его откровение. Если рамки человеческого расширять бесконечно, то в итоге мы придем к логическому выводу, что спасать этих людей, или этих существ, будет некому. Если некого спасать к чему нам Спаситель?

Гибридность расширяет границы биологического фундамента.

Гибридность модифицирует тактику и стратегию ведения войны.

Гибридная экономика может не предполагать владения материальными активами.

Гибридные технологии позволяют моделировать элементы реальности и создавать объекты неестественным путем.

Гибридная идентичность позволяет считать себя кем угодно.

Но ключевым фактором возможности гибридности по-прежнему выступает сознание, поскольку именно оно призвано оправдать несовместимое. В этой связи категорию несовместимости, несовместимого следует ввести в глоссарий онтологии и интерпретировать ее как пограничный онтологический феномен, суть которого — негативация человеческого и сомнение в привычных антропных критериях, как доминирующего фактора самоутверждения человечности.

Автор публикации: Андрей Старовойтов, 2021

Author

Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About