О том, почему Гегеля мало цитируют и читают, и почему диалектика ближе к нам, чем мы думаем.

Философский лекторий Шанинки — площадка, на которой приглашенные лекторы предлагают свой анализ острых проблем социальной и политической жизни. В гостях у лектория вступают ведущие специалисты в области социологии и политической философии в России и за рубежом. Лекторий организован в партнерстве с магистерской программой «Политическая философия и социальная теория».

Гегеля почему-то часто боятся — считают, что его тексты слишком сложны и абстрактны. Быть может, из–за этой странной боязни Гегеля в России мало цитируют и мало читают, несмотря на то, что практически весь корпус гегелевских текстов переведен и издан на русском языке. Отчасти упреки в сложности, наверное, и оправданы, но бояться и тем более отказываться читать Гегеля не стоит.

Моя задача — на простых примерах, но без ненужной примитивизации показать, чем замечательная гегелевская философия и почему диалектика не просто чудная реликвия XIX века, совершенно от нас далекая.

Рамки гегелевской философии были заданы исторической эпохой, в которой жил Гегель. Один из главных императивов немецкой культуры рубежа XVIII-XIX вв. — идеализация античности как мира, в котором свобода была естественным элементом жизни полиса и всех его граждан. Вдохновленный этим идеалом, Гегель предлагал мыслить свободу как совокупность конкретных жизненных практик, а не просто систему норм, оторванных от реальности.

Я обозначил тему лекции как “Свобода и институты”, но точнее было бы сказать “Свобода как институты”, ибо важнейшая идея политической философии Гегеля — странное на первый взгляд их отождествление. Как нам его понять?

► Итак, первый шаг. Античный мир для Гегеля — это мир, в котором свобода существует в своем непосредственном, имманентном социальной структуре виде. В этом мире нет рефлексии над данным, индивиды не размышляют над тем, почему и как они составляют часть — “момент” — социальной общности. Эту форму жизни Гегель называл “Sittlichkeit”, то есть “нравственность”, “нравственная жизнь”, от которой индивиды неотличимы, законы которой для них непреложны.

► Второй шаг. В определенный момент люди начинают мыслить себя отдельно от социального порядка. У них возникает вопрос: “соответствует ли институт, в котором я живу, моим представлениям о свободе?” Это индивидуалистическая логика, логика модерна, которую Гегель всецело разделял и важность которой неустанно подчеркивал. В этом смысле Гегель несомненно сторонник либерального индивидуализма.

►Третий шаг, решающий. Гегель видит своей исторической задачей вернуть обществу, где преобладает индивидуализм, обществу, члены которого не видят своей общей жизни или воспринимают социальный порядок как нечто чуждое себе, интерсубъективное измерение. Найти такое устроение сообщества, в котором только и будет реализовываться индивидуальная свобода, в котором институты и свобода не будут противоречить друг другу.

Первые работы Гегеля, собственно, посвящены дисфункции институтов и их чужеродности по отношению к реализации индивидуальной свободы — молодой Гегель называл эти выхолощенные институты “позитивными”.

Заслуга спекулятивной диалектики — нахождение связи между индивидуальным и социальным.

Имеет смысл прокомментировать знаменитое высказывание Гегеля из предисловия к “Философии права”, которое часто понимают как консервативное обожествление status quo: “Все действительное разумно, все разумное действительно”.

Но существенный смысл диалектического философствования в том и состоит, что такого рода фразы должны рассматриваться иначе. Основной камень преткновения — наш язык, в котором значение слов фиксировано и слова эти не предназначены для понимания движущейся, качественно изменяющейся исторической реальности.

Итак, что же значит эта фраза? Самое простое объяснение состоит в том, что “действительность” следует отличать от “реальности”. Действительное есть не реальное, а, грубо говоря, то, что соответствует своей идее. Если что-то реальное неразумно, значит оно просто не действительно.

И наоборот. Гегель, конечно, был убежден что мир становится разумным, что реальность становится действительностью, поэтому тождество свободы и института — это диалектическое, динамическое тождество. При этом у нас нет заранее заданного набора правил того, какими должны быть институты, обеспечивающие нашу свободу, — есть только реальные изменчивые формы общей жизни, “объективный дух”, из которого свобода вырастает и в качестве которого она только и существует.

Свободы нет без исторического контекста. Она не дана нам изначально, ее необходимо постоянно завоевывать. Диалектика учит непрестанной борьбе за освобождение.

________________________________________________

Вопросы [&] ответы

Для либерального сознания существует проблема, заключающаяся в том, что, когда ты сталкиваешься с тем или иным проявлением насилия, ты начинаешь задумываться о наступлении несвободы. Как можно это рационализировать в системе свободы и института Гегеля?

И.Б.: У Гегеля есть тексты, где упоминается о борьбе и о том, что в случае ущемления своих прав человек может возразить и возмутиться. То, что свобода реализуется в определенной системе правил и норм, в институтах, не означает, что эти правила и нормы безупречны. “Позитивность христианской религии” в том и состояла, что система религиозных институтов не соответствовала духовным потребностям человека, а он не чувствовал эту систему своей. Первая интуиция спекулятивной диалектической философии — фиксация несоответствия между индивидуальным и социальным.

Насколько политические категории Гегеля можно рассматривать через поздних критиков Гегеля?

И.Б.: Гегеля можно спасти для современной мысли. Причем не подчинив эту мысль Гегелю, а переосмыслив диалектику в свете постструктуралистской и прочей критики. Как это сделать — вопрос особый. Скажу лишь, что диалектика не обосновывает себя ничем иным, кроме себя самой.

Что такое «отчуждение» у Гегеля и как он связано с усложнением социальных институтов?

И.Б.: Отчуждение имеет несколько смыслов. Проще всего о нем говорить в терминах онтологии. Структура гегелевской системы предполагает трехчастное деление, намечающее путь “мирового духа” — в логике, природе и в самом себе. Дух находится вначале как бы наедине с собой, но он должен обратиться к “своему иному” — к природе, и это “становление иным” есть одновременно отчуждение, ибо в природе дух как бы становится себе чужим. Но без этого становления никакая история невозможна, дух остается “абстрактным” и не обретает по-настоящему самого себя. Так что отчуждение — фундаментальный онтологический факт и потребность.

Можно ли сказать, что по Гегелю свободное государство — это то, которому удается убедить всех своих граждан в том, что они свободны?

И.Б.: И да и нет. “Да” — потому что свобода состоит в том, что каждый индивид свое собственное высшее предназначение связывает с жизнью целого — “общественной тотальности”, которое он/она воспринимает как нечто свое. “Нет” — если речь просто идет об “обмане” или “самообмане”. В “Феноменологии духа” Гегель критикует просвещенческую критику религии, согласно которой “попы обманывают народ”, и говорит, что обманывать всех невозможно, это противно самому принципу обмана, а значит, если все до единого в чем-то убеждены, это что-то нельзя сводить к простой иллюзии.