Терапия устроена так, что скрывает своё социальное значение. Она выглядит нейтральной к общественному устройству и не связанной с широким социальным контекстом. Человек не может завести друзей, построить отношения с партнером, переживает из-за событий в прошлом, не любит себя. Терапия помогает справляться с такими проблемами, чтобы он чувствовал себя лучше и мог нормально жить.

Рождение терапии из потребностей индустриального производства

Американский психолог и специалист по менеджменту Эдгар Шайн в своей работе "Organizational Culture and Leadership" пишет, что психологическая индустрия — североамериканское изобретение, влияние которого быстро распространилось по всем Соединенным Штатам и Канаде, а затем перекинулось на Европу и Россию. Распространение психологии обязано тому, что она начала внедряться на американских предприятиях, прежде всего на заводах, в начале 30-х годов прошлого века. Далее мы рассмотрим, как это происходило.

За внедрением стояло два фактора. Американская школа психологии, которая развивалась как академическая дисциплина, сосредоточенная на измеримости, эффективности и решении индивидуальных проблем. А также введение научной организации труда на предприятиях, прежде всего тейлоризма, значительно повысившего производительность труда, — когда задачи стали разбиваться на множество мелких процессов, за каждый из которых отвечал отдельный рабочий. Включение психологии в рабочие процессы было частью тейлоризма — движения к наибольшей оптимизации труда для максимизации прибыли предприятия.

Тейлоризм был разработан Фредериком Уинслоу Тейлором, ранним промышленным психологом. В начале двадцатого века, когда сталелитейная и автомобильная промышленности столкнулись с трудовыми конфликтами, связанными с механизацией фабрик и ужасными условиями труда, его наняли для разработки способов контроля рабочих и повышения их производительности.

Тейлоризм предлагал бизнесу ряд преимуществ: (1) он увеличивал зависимость рабочих и власть управления; (2) снижал стоимость рабочей силы, поскольку неквалифицированных людей можно было легко обучить; (3) позволял легко заменять «нарушителей спокойствия»; и (4) лишал рабочих свободы влиять на производство, делая каждого рабочего, по словам самого Тейлора, «простым автоматом, деревянным человеком». Актуальность тейлоризма для психологической отрасли заключается в том, что он предоставляет модель для подхода сборочного конвейера к производству.

Общая логика следующая: в производстве участвуют станки, навыки, время, алгоритмы, множество материальных объектов — все это упорядочивалось для достижения максимальной эффективности. Но также в нем участвует личность рабочего, его эмоциональная жизнь. Она неизбежно влияет на успех производства, а значит, должна быть оптимизирована. Если в первом факторе годится механический подход, который уже был активно разработан в теории тейлоризма, то в психологическом возникла нужда в более тонких инструментах.

Со временем первый подход частично интегрируется во второй. Психология начинает использовать логику тейлоризма в области человеческих отношений. Произошло это в результате того, что они стали объединяться в таких школах, как гуманистическая психология и когнитивно-поведенческая. Поэтому сегодня психология говорит субъекту: "Вы должны оптимизировать свою жизнь, понять, что вам нужно от этих отношений, что вы от них получаете, ведет ли это вас к поставленным целям?" Подход, направленный на повышение эффективности в индустриальном производстве, перенесли в сферу личных и эмоциональных отношений. Ее распространение в обществе привело к негативным последствиям как для самого общества, так и для психики людей в долгосрочной перспективе. Мы об этом писали в одном из прошлых текстов.

Но вернемся к теме. После Первой мировой войны американское правительство привлекло психологов для помощи ветеранам. В конце 1920-х годов предприятие Western Electric начало сотрудничать с ними на своих заводах. Начинается Хоторнский эксперимент, имевший фундаментальную роль в популяризации психологии.

Психологи изучали, как на производительность труда влияют освещение, длительность перерывов, уровень поддержки, неформальные связи. Они установили, что она растет, когда рабочие знают, что за ними наблюдают, и когда дают им понять, что их труд важен. В ходе разговоров с рабочими выяснилось, что на мотивацию влияет то, что они не могут до конца осознать и высказать. И тогда психологи обратились к психоанализу Фрейда, который акцентировал бессознательные мотивы. Непроговоренное содержание психики, которое влияет на мотивацию к труду, они включили в сферу управления. Эва Иллуз пишет:

"Клинические специалисты, многие из которых были вдохновлены фрейдистскими психодинамическими взглядами и которые были особенно успешны в армии, помогая вербовать солдат или лечить военные травмы, были мобилизованы корпорацией".

Уже на ранних этапах становления психологии произошел синтез прямой утилитарности американской психологии с более изысканными, философскими методами психоанализа. Для корпоратиной психологии бессознательное очень важно. Специалист должен помочь рабочему осознать чувства, природу которых он до конца не понимает, и которые могут влиять на его мотивацию к труду. Это включает происходящее с рабочим вне работы, особенно в его семье. Его личная жизнь и производственные процессы становятся общей областью, упорядочивание которой направлено к повышению эффективности труда.

Далее. Лидер Хоторнского эксперимента Элтон Мейо предположил, что;

''Конфликты не являются вопросом конкуренции за дефицитные ресурсы, а скорее являются результатом запутанных эмоций, личностных факторов и неразрешенных психологических конфликтов. Он установил дискурсивную преемственность между семьей и рабочим местом'' (Иллуз, 2012).

В этой логике плохое настроение рабочего и его претензии к руководству не могут быть интерпретированы как результат низкой оплаты труда и общей эксплуатации. Причины коренятся в личных внутренних конфликтах, возникших из-за его отношений с близкими. Психолог на предприятии должен помочь с этим разобраться, убедить рабочего, что дело не в зарплате и условиях труда, а в том, что происходит в его личной жизни. Мэйо учил интервьюеров внимательно слушать, не перебивая, сосредотачиваясь на личных ситуациях работников, а не на их рабочих обидах. Этот мягкий стиль служил мощным эмоциональным высвобождением обиды. Он также подразумевал, что компания заботится о чувствах работников и способствовал взаимопониманию или сотрудничеству между работниками и компанией. Хотя его называли «дружеским», он был явно контролирующим, поскольку определял проблемы работников как возникающие внутри них самих, а не из каких-либо общих проблем на рабочем месте. Примером этой кооптирующей силы является ситуация, когда работник делает общее заявление о том, что сдельные ставки на его работе слишком низкие. В интервью он рассказывает, что его жена находится в больнице и что он обеспокоен счетами за услуги врача. Интервьюеру удаётся переориентировать жалобу так, чтобы она сводилась к факту, что его текущих доходов из-за болезни жены недостаточно для покрытия его финансовых обязательств. Он мягко дает понять, что эта тема не обсуждается

Рискну предположить, что какой бы школы ни придерживался психолог, он пользуется, сам того не зная, моделью, сформулированной Мейо. Как мы видим, в ней нет ничего специфического, инновационного, принципиально нового. Каждому человеку надо, чтобы его, не перебивая, послушали, не осудили, показали, что он важен и нужен. Капитализм использовал эти базовые человечные вещи в своих интересах. Сделал их частью структурного подхода целью которого является извлечение прибавочной стоимости.

Стоит подчеркнуть, что эти методы начинают массово вводиться в период Великой депрессии, когда рабочий класс находится в катастрофическом положении, и его эксплуатация растет.

''Для менеджеров и владельцев корпораций язык психологии был особенно подходящим для их интересов: психологи, казалось, обещали не меньше, чем увеличение прибыли, борьбу с трудовыми беспорядками, организацию отношений менеджеров и рабочих неконфронтационным образом и нейтрализовывали классовую борьбу, излагая ее на мягком языке эмоций и личности. Со стороны рабочих язык психологии был привлекателен, потому что он казался более демократичным, поскольку теперь он ставил лидерство в зависимость от личности и способности понимать других, а не от врожденных привилегий и социального положения.''

Он и сейчас многим таковым кажется.

Союз терапии с феминизмом

Сегодня многие одобряют терапию, среди прочего, за её женский эмоциональный стиль. Терапия — это про бережность, внимание и заботу. Кажется, что это часть Четвёртой волны феминизма, когда женские качества приходят на смену маскулинности с её слепотой к психической сложности. Казалось бы, это прогрессивное явление. Но союз феминной субъектности и терапии возник тогда же, в начале 30-х. Иллуз пишет:

''В экспериментах Мэйо в General Electric все испытуемые были женщинами, и его выводы были в высокой степени гендерными. Если, как утверждали многие феминистки, мужественность неявно вписана в большинство наших культурных категорий, то, несомненно, выводы Мэйо являются примером обратного, а именно вписывания женственности в «универсальные» требования. Мэйо использовал женский метод, основанный на речи и передаче эмоций, чтобы раскрыть проблемы своих женщин-подопытных внутри американской корпорации, которые имели фундаментально межличностную и эмоциональную природу.

Язык психологии был чрезвычайно успешным в формировании дискурса корпоративной самости, он помог натурализовать новые формы конкуренции и иерархии''

Эта ситуация показывает, что капитализм использует женскую субъектность для реализации тонких методов эксплуатации и подавления, создавая для прогрессивно настроенных граждан видимость чего-то прогрессивного.

Моральная сторона внедрения терапии на рабочем месте

Как внедрение психологии можно оценить с точки зрения теории стоимости? Рабочий своим трудом создаёт стоимость, превышающую заработную плату, которую получает. Созданное им за день стоит дороже, чем полученная оплата. Из этой разницы образуется прибыль предприятия и капитал владельца. Если бы рабочий получал ровно за свой труд, то не было бы прибыли. Поэтому часть своего рабочего времени он трудится бесплатно, создавая стоимость, которую присваивает владелец. И психоанализ, и остальные школы встраиваются в эту ситуацию, чтобы эксплуатировать рабочих более эффективно. В конечном счёте психологи работают ради того, чтобы у владельцев предприятий было больше денег за счёт бесплатного труда.

Мы любим Славоя Жижека, любим Джудит Батлер, почему они об этом не написали? Может, это настолько очевидно, что и не стоит разговора для таких больших умов? Конечно, они используют психоанализ для тонкого анализа культуры и гендера, но тем самым они ставят его вне подозрения. То обстоятельство, что психоанализ начинает своё триумфальное шествие на стороне эксплуататоров, левые философы могли хотя бы упомянуть. Психоанализ наделяет повседневное Я очарованием, делает его таинственным и труднодостижимым, но истоки его массовости лежат в очень прагматичных задачах индустриального бизнеса.

Изменилась ли ситуация теперь? Об этом пойдёт речь ниже.

Нынешнее время

Положение психологии серьёзно изменилось. Раньше она работала только в рамках отношений между пациентом и специалистом, а теперь её идеи стали частью общества. Стали частью общей духовной атмосферы, поощряющей такие явления, как автофикшн в художественной литературе и исповедальную эмоциональность в соцсетях.

Поменялась и структура труда — мы живём в постиндустриальном обществе, в котором в центре производства стоят уже не материальные вещи, а эмоции, отношения и субъективности (Негри, Хардт, 2003). В экономике увеличился сектор сервисного труда, и он затребует прежде всего поведение. Работник должен соблюдать определённые эмоциональные правила: сглаживать конфликты, не отвечать грубостью, уметь общаться. Труд, эксплуатирующий эмоции, нуждается в упорядочивании нервной системы.

До 40% людей в Москве и Петербурге работают прекарно. Это нестабильный труд с временными контрактами, без гарантий отпуска и больничного листа. Он порождает необходимость обучаться новому, часто менять трудовые навыки. После ковида многие предприятия остались на удалёнке, а сетевые коммуникации в целом поощряют рассеивание производства и отрыв рабочего от социального кластера. Это может приводить к социальной изоляции и чувству одиночества. Эта структура труда совсем не похожа на ту, которая была у рабочих в Хоторне. Однако она тоже порождает в субъекте стресс, хроническую тревогу, нередко более тяжёлые расстройства. (Д. Чэндлер и Дж. Рейда, «Неолиберальный субъект: стрессоустойчивость, адаптация и уязвимость»).

Так исполняет ли терапия роль адаптации к эксплуатации? Экономика остаётся капиталистической, а значит, извлечение прибавочной стоимости из неоплачиваемого труда продолжается, поэтому ответ утвердительный. Кроме того, со времён Хоторнского эксперимента ситуация с терапией стала драматичней. Она по-прежнему практикует мягкое и бережное общение с клиентом смягчая его стрессы. Даёт ощущение, что он ценный и важный (фоном при этом транслируя — "за то, чтобы ты себя таким почувствовал, надо платить деньги"). По-прежнему превращает проблемы социальной группы (работников с нестабильной занятостью, например) в личные и эмоциональные. Учит его трактовать стресс и боль, как следствие устройства его психики.

Человек, поглощённый терапевтическими идеями, связывает свои несчастья прежде всего с эмоциональными связями. Тем самым вытесняя саму мысль о том, что, возможно, дело прежде всего в условиях труда и в деньгах. И это соответствует его объективным условиям — в обществе нет сил, которые могли бы помочь ему справиться с трудовыми проблемами, зато есть те, которые могут помочь справиться с эмоциональными — это терапевты. И на коротких дистанциях они очень эффективны. А главное — есть силы, которым нужно, чтобы он трактовал свои проблемы как эмоциональные — это работодатели. Тут ситуация такая же, как в 30-е годы в США.

Новая итерация терапии

И всё же в нашей ситуации, в сравнении с эпохой Хоторна, появилось кое-что принципиально новое. Если в прошлую эпоху терапия акцентировалась на внутренних конфликтах субъекта, то теперь она учит добиваться своих целей, выбирать ''прежде всего себя'', учит ''здоровому эгоизму''. Она внедряет в психику анализантов логику, господствующую в буржуазном обществе, она не способстует дружбе с людьми, и поэтому, в конечном счете, вредит психике. В этой логике другой человек не воспринимается как цель или ценность сам по себе. Отношения с ним оцениваются через призму выгоды: ''что я от этого получу? ' (в эмоциональном смысле). Точка зрения собственника, оценивающего, увольнять ли сотрудника, переносится в психическую сферу. Терапия учит подходить к отношениям как к работе: рационально и выгодно. Конфликты с близкими и сложные темы при этом превращаются в стандартизированный алгоритм. Обращусь снова к Иллуз:

''В конечном счёте, общение, которое предлагает терапия, означает ослабление эмоционального клея, который связывает нас с другими. Эмоции, которые всегда зависят от контекста, превращаются в набор стандартных реакций. Вместо живых чувств появляются заученные шаблоны поведения, которые всё меньше связаны с реальными событиями и отношениями.''

Это пример стандартизации общения. В острой ситуации человек должен принять нарочито спокойный тон, задать вопросы, которые следует задавать в таких случаях, спокойно и рационально отделить одни интересы от других. Отношениям сообщается анонимность и стандартизированность, говорит уже не этот своёобразный субъект, а через него говорит терапевтическая машина. Это очень похоже на тейлоризацию, только в области отношений и эмоций.

Резюме

Изначально терапия формировалась как инструмент повышения эффективности труда, синтезируя методы психологии и психоанализа для управления рабочими, их эмоциями и личной жизнью. Со временем она проникла в массовую культуру, стала важной частью постиндустриального общества в котором доминируют эмоции и субъективность. Что с этим делать? Мне кажется, что как минимум иметь это в виду. Мы уже писали про самодеятельный театр и совместные занятия искусством. B дальнейшем мы попробуем сформулировать еще какие-то альтернативы и призываем к этому остальных.