Идеи, высказываемые Александром Дугиным в публичных выступлениях, интервью и книгах, являются конститутивными для современной российской государственной идеологии. Особенно той ее части, которая убедительна для людей, занимающихся гуманитарными науками и интересующихся философией и историей; для молодых интеллектуалов, посетителей магазина Листва и читателей телеграмм канала Катехон и т. д.

Идеи Дугина влиятельны не только в русскоязычном мире, но и за рубежом. Если спросить Chat GPT-4: «Кто является самым цитируемым российским философом на Западе?», он ответит, что Александр Дугин. А если спросить чат о самых издаваемых за рубежом российских философах за всю историю, то на первое место он поставит Михаила Бахтина, а на второе героя этой статьи. Вместе с тем, среди оппозиционно настроенных граждан к нему принято относиться несерьезно. Как к фрику, говорящему про отравленный ветер и камыши, или как к сумасшедшему фашисту. Часто отношение к нему связано с ненавистью такой силы, которая полностью застилает глаза и не позволяет проанализировать его идеи.

В этом тексте мы попытаемся проанализировать два связанных друг с другом концепта — «катехон» и «Третий Рим», — развиваемых Александром Дугиным в книге «Метафизика Благой Вести» и в трехтомнике «Русский Логос». Их анализ даст ответ на вопрос, что стоит за высказываниями, повторяемыми не только Дугиным, но и такими людьми, как Захар Прилепин и Александр Проханов — «Святая Русь», «Россия святая», «Битва с антихристом», «Богоизбранность русского народа». Надо сказать, что недавно на Русском Соборе под руководством патриарха Кирилла было объявлено, что современная Россия является катехоном, выполняя сдерживание натиска глобализма. Это делает актуальность понятия катехон особенно острым.

Справедливо задаться вопросом — что вообще имеется в виду? Ведь в Священном Писании ничего не сказано ни про Русь, ни про мессианскую роль русских. Чтобы ответить на эти вопросы, надо начать издалека. И прежде, чем это сделать, хочу заметить, что оппонировать этим идеям следует из их религиозной аксиоматики, ибо со светской точки зрения они не могут быть предметом рационального разговора, ничего, кроме негативной и сугубо эмоциональной реакции не вызывают, а значит не могут быть деактивированы. Итак, приступим.

Во «Втором послании апостола Павла к Фессалоникийцам» есть такие строчки: «Тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий». Из контекста ясно, что тайна беззакония — это действие сил антихриста. Совершение этой тайны — это ее самораскрытие и пришестие антихриста явным образом. А вот относительно того, кто такой удерживающий (по гречески κατέχων — «катехон» в русской транскрипции), вопрос более сложный, на него существует обширная традиция толкования.

Посмотрим, как у Александра Дугина, впервые в книге «Метафизика благой вести», появляется это понятие: «Православная традиция однозначно понимает под удерживающим Православного Царя, а под тем, что не допускает ему открыться — Православное Царство, христианскую Империю». Заявление безапелляционное.

Через 25 лет, в первой книге трехтомника «Русский логос», удерживающий (катехон) упоминается в том же духе: «Мировоззренческая структура (действующая в России), высшим выражением ее является фигура катехона, Православного Императора». «В Московской Руси осмыслилась идеология катехона (Москва — Третий Рим)», в контексте разговора о катехоне автор пишет: «это есть миссия (катехонисческая) русского государства и русского народа».

Удивляет, что делая катехон краеугольным камнем своей политической теории, Александр Гельевич не знакомит читателя с традицией толкования этого понятия. Происходит это, очевидно, не из-за того, что автору неизвестны правила научного подхода к понятиям (если мы посмотрим его кандидатскую диссертацию, то там они безупречно соблюдены), а потому-что прослеживание истории этого понятия серьезно подточит те последствия, которые он из него извлекает. А эти следствия относятся не только к политической мистике средневекового христианства, но продлеваются гораздо дальше — на фигуру президента Путина, который в контексте вышеозначенного толкования катехона понимается как православный царь, вступающий в битву с антихристом. Именно поэтому ставки относительно значения катехона предельно велики.

Пойдем далее и обратимся к традиции толкования. Удивительно, но не существует ни одного толковательного текста, ни в Византии, ни позже, в которых катехон понимался бы как царь. Александр Гельевич вводит нас в заблуждение, когда говорит «всегда однозначно понимался». Впервые такое понимание возникает у Иоанна Кронштадтского в 1896 году, в аккламационом тексте по случаю помазания на царство Николая II. Он говорил: «Антихрист не может появиться среди нас по причине самодержавной власти, сдерживающей бесчинное шатание и нелепое учение безбожников».

Удивляет, что делая катехон краеугольным камнем своей политической теории, Александр Гельевич не знакомит читателя с традицией толкования этого понятия

Автор, будучи ярким общественным деятелем, все же не был интеллектуалом и богословом, поэтому неудивительно, что он сказал то, что за много веков никому не приходило в голову, просто потому, что из этого получился бы абсурд — ведь тогда со свержением самодержавной власти должен явиться антихрист, но в Византии она уже давно прекратила существование и антихрист тогда не явился. С окончанием самодержавия Романовых прихода антихриста тоже, очевидно, не случилось.

Безусловно, в ультраправом дискурсе есть представление, что Ленин и большевики — явления антихриста, но такое понимание указывает на отступление его сторонников от Писания, от пророчества Иоанна о конце времен, в связи с пришествием которого должны случиться совершенно конкретные события — проповедь Евангелия среди всех народов, принятие евреями христианства, объединение всех государств в одно, открытое управление всем человечеством антихристом и т. д. Всего этого, очевидно, не случилось, поэтому по логике христианской эсхатологии считать императора или монархическую династию катехоном ошибочно. Священник и богослов Даниил Сысоев, склоняясь к тому, что катехон — это любой, кто проповедует Евангелие, в 2006 году пишет «богомудрые Отцы не дают нам повода впадать в апокалипсическую лихорадку и не позволяют считать, что удерживающий уже взят из среды в 1917 году».

Надо добавить, что считать катехона самодержцем, это значит полагать, что апостол Павел имел в виду современного ему императора Нерона, но он был язычником, гонителем христиан, и казнил и самого Павла, и почти всех остальных апостолов. Поэтому толкование катехона как самодержца несколько абсурдно и бросает тень на апостолов. Заходясь в черносотенном кураже Иоанн Кронштадский упустил этот момент.

***

Идем далее. Посмотрим как катехон понимали средневековые богословы. Первое толкование его в политическом смысле относится к третьему веку и принадлежит Тертуллиану, приведено оно в книге «Воскресение плоти», именно на него должен был бы указать нам Александр Дугин, если бы прослеживал генеалогию понятия: «Кто же это (удерживающий), если не римское государство, падение и разделение которого между десятью царями совершит антихрист?»

Надо сказать, что и в католическом и в православном богословии ссылаться на Тертуллиана неловко, делается это обычно с оговорками, ибо из его текстов следует, что он с симпатией относился к монтанизму — еретическому учению второго века. Это еще одна улика, указывающая на то, почему Дугин, будучи декларативным ультраортодоксом, стесняется приводить генеалогию понятия — она восходит к человеку с репутацией еретика.

Но далее к политическому пониманию катехона присоединяются два богослова, имеющие безоговорочный авторитет и причисленных к лику святых.

Иоанн Злоатоуст в пятом веке пишет: «одни полагают, что под этим (удерживающим) должно разуметь благодать Святаго Духа, а другие — Римское государство. С последними я больше согласен». Далее Златоуст рассуждает, не настаивая на политическом толковании, оставляя возможность трактовать иначе. Основное его возражение против трактовки, что это Святой Дух заключается в том, что если бы апостол Павел имел его ввиду, то так бы написал.

Блаженный Феофилакт спустя 600 лет тоже пишет, что одни богословы понимали под удерживающим благодать Святого Духа, другие — таинственное и непрогнозируемое определение Божие: «когда настанет время, определенное Богом, тогда явится и антихрист», далее Феофилакт Болгарский добавляет: «но ты следуй толкованию святого Иоанна, как более истинному».

Есть ряд других толкований от не менее авторитетных авторов: Василий Великий считал, что катехон, это тот, кто хранит истинную веру и препятствует разногласиям между братьями и искажению вероучения: «встречаемое у нас такое разногласие, как с заповедями Господними, так и в отношении друг к другу приведет к открытию тайны беззакония».

Василий Кесарийский считал, что катехон, это тот, «кто народам проповедует Евангелие».

Севериан Габальский споря со Златоустом настаивал, что катехон: «удерживает появление беззаконного и препятствует ему Дух Святой».

Блаженный Августин заявил про отрывок из апостола Павла про удерживающего: «признаюсь, я не понимаю этих слов». Далее он пересказывает толкования разных богословов, например, что под «тайной беззакония» имелась ввиду деятельность Нерона, а под явлением беззаконника понимали будущее воскрешение Нерона, которое случится, когда-либо ослабнет римская власть (республиканская), или же когда, по мнению других, в Церкви усилятся ереси и расколы.

Как мы видим, толкований катехона множество, однозначного никогда не было, вопреки тому, в чем нас пытается уверить Александр Гельевич. А уверение важно, ибо открывает путь, чтобы провести линию от Нового Завета через Византию к России и ее политическому руководству с тем, чтобы найти основания для сакрализации последнего. О том, как Россия связана в этой логике с Византией речь пойдет ниже.

Напомню, что еще в 2014 году Дугин призывал к коронации Путина. В основании поддержки президента Путина для многих людей с православным, консервативным мировоззрением действует понимание катехона как царя или христианской империи. Но первого толкования в православной традиции никогда не было, а второе, когда Россия понимается как приемница мистической функции Византии, было осуждено на Вселенском соборе 1667 года. Более того — на соборе 1826 года учения (такие как Третий Рим), из которых следует приоритет политических национальных интересов над вселенскими духовными интересами Православной Церкви, был назван "ересью этнофилитизма". Эти осуждения никогда официально не были отменены.

Итак, понимание России, как приемницы Византии восходит к понятию «Третий Рим», семантически связанным с политическим толкованием катехона.

***

Разберём историю этого понятия. Оно означает приемственность Россией мистической роли Римской империи по удерживанию мира от прихода антихриста. То есть, в это понятие вложена интерпретация Златоуста и Феофилакта и опущены все остальные.

Оно впервые возникает в письмах монаха Филофея Ивану III в 1522 году, в книге «Русский Логос. Образы Русской мысли» Александр Дугин обильно их цитирует и комментирует:

Филофей — «если хорошо урядишь свое царство 一 будешь сыном света и жителем горнего Иерусалима, и как выше тебе написал, так и теперь говорю: храни и внимай, благочестивый царь, тому, что все христианские царства сошлись в одно твое, что два Рима пали, а третий стоит, четвертому же не бывать».

Далее следует комментарий Дугина: «русское государство и русские цари призваны Духом для участия в последней битве, и им отведена в этой битве главная роль. Но стоит только оступиться, растеряться, уклониться, и все человечество постигнет на сей раз необратимая катастрофа. Антихрист не удалился, он близок как никогда. Третий Рим — это последний шанс, данный человечеству в лице возрожденной Руси».

Филофей имеет в виду, что был первый Рим — это языческий Рим, второй Рим — христианский Константинополь, и Третий Рим — православная Москва. Он не упоминает толкование катехона как христианской Империи, но из контекста его писем вполне допустимо считать, что именно это толкование он имеет ввиду. И тогда получается, что, следуя этому тексту, Русь действительно принимает на себя мистические функции противостояния антихристу.

Но теперь посмотрим как Александр Гельевич манипулирует этими текстами в пользу идеи о «богоизбранности русского народа как народа Третьего Рима».

Обращу внимание на тонкое различие, но из него следует очень многое — Филофей действительно говорит об особом, мистическом статусе Руси и из этого допустимо сделать вывод об особом статусе населяющего его народа. Этот статус означает — «вы последние христиане и поэтому вы обязаны вести себя между собой по христиански». Из этого не следует богоизбранность, потому что таковая касалась евреев и означала совершенно конкретные вещи — явление Бога через пророков, дарование народу нового закона на скрижалях и прочих установлений. Богоизбранность значает, что Бог избрал народ, чтоб через него говорить с человечеством. Русскому народу Бог через пророков не являлся и нового закона ему не открывал, по крайней мере ни один Церковный Собор такого не фиксировал. Однако, из понятия ''Третий Рим'' Дугиным и его единомышленниками делаются выводы, что быть русским — значит иметь особые духовные способности, которые есть только у них, и наличие их основано на православии. Но ничто на это в письмах Филофея не указывает, и из понятия Третего Рима как оно представлено в оригинале, не следует.

На самом деле, такое понимание русского народа появилось в 19 веке в подражание идеям о «национальном духе» имеющим в себе априорные содержания, идеям, которые появились в 18 веке и развивались Монтескье во Франции и фон Мозером в Германии, потом были перенесены в Россию Хомяковым и Достоевским, а далее подхвачены черносотенцами. Александр Дугин проецирует национализм нового времени на средневековье, незаметно подменяя религиозные установления националистическими, делая вид, что националистические представления и есть религиозные.

Александр Дугин проецирует национализм нового времени на средневековье, незаметно подменяя религиозные установления националистическими

То, что человеку из-за его принадлежности к какому-то народу свойственна особая духовная сущность — например, что русским свойственна изначально заложенная в них Богом духовность, — идея глубоко антихристианская, потому что «для Бога нет ни эллина, ни иудей» и в Писании ничего не сказано про то, что существуют народы, которым дарована эксклюзивная, отдельно обобщающая их душа. Иисус обращался к людям универсально (в Притче о Страшном Суде сказано, что всем людям в конце времен будут заданы одни и те же же вопросы), от одной крови произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли» (Деян. 17:26), апостолы разным народам пропагандировали одни и те же идеи. Идеи о том, что у каждого народа есть особая душа, появилась как раз в результате упадка влияния христианства, о котором сетует Дугин.

Но вернемся к цитированию Филофея: «блаженный святой Владимир, и великий богоизбранный Ярослав, и другие блаженные святые, того же корня, что и ты». Комментируя этот кусок Дугин пишет, что Иван III оказывается наследником императора Константина, тем самым выжимая из этого текста триумфальные, комплементарные значения, но следующим абзацем Филофей пишет то, что Дугин не цитирует, и что для его интерпретации крайне невыгодно: «любя тебя, взывая, умоляя милостями божиими, — перемени скупость на щедрость и немилосердие на милость: утешь плачущих и вопиющих день и ночь, избави обиженных от руки обидчиков». То есть Филофей имплицитно, но при этом впоне недвусмысленно, упрекает царя в скупости и жестокости.

Надо заметить, что Иван III был первым правителем Руси с ярко выраженными деспотичными наклонностями. Историк Д. Иловайский в своих работах отмечал «суровый, деспотичный, крайне осторожный и вообще мало привлекательный характер» личности Ивана III. С. Герберштейн, побывавший в Москве уже при Василии III, писал об Иване: «…для женщин он был до такой степени грозен, что если какая из них случайно попадалась ему навстречу, то от взгляда его только что не лишалась жизни».

Далее: «не надейся на золото, и богатство, и славу: все это здесь собирается и здесь, на земле, остается. Вспомни, царь, того праведного, который, скипетр в руке и царский венец на своей голове нося, говорил: "богатству, что притекает, не отдавайте сердца"; и сказал премудрый Соломон: "богатство и золото не в сокровищнице познается, но когда помогает нуждающимся"; апостол же Павел, им следуя, говорит: "корень всякому злу — сребролюбие''». Этих строк Александр Гельевич тоже не цитирует, похоже они опасно сходятся с тем, о чем говорит ФБК.

***

Итак, прочитав письма Филофея легко убедиться, что идея Третьего Рима означает — два Рима пали из-за того, что правители и народы жили не по христиански, и «повторю — блюди и внемли», чтобы не пал и Третий, поэтому «будь щедр и милосерден». Российский историк-медиевист Валерий Каравашкин трактует письма: «первые два Рима подвергнуты наказанию за их измену православию». Письма Филофея — увещевания царю, наставления и призыв к милости, автор рассыпается в комплиментах, следуя придворному этикету, пользуется тем самым педагогическим приемом, высоко ставя личность корреспондента, как бы дает ему понять — «будь милостив и щедр, соответствуй сам себе».

Если бы Дугин, следуя Филофею, писал письма с просьбой отказаться от сребролюбия и избавлять обиженных от рук обидчиков Путину, едва ли идея Третьего Рима встречала неприятие у оппозиционно настроенных граждан. Но нет, ему выгодно считать, что она означает богоизбранность русских, святость правителя России и назначение Запада царством антихриста. Хотя у Филофея получается так, что царь скуп и жесток, силы антихриста внутри, про Запад ничего не говорится.

А что про народ? Относительно его в письмах Филофея есть два рассуждения, которые Дугин конечно не цитирует, ибо для его позиции они крайне невыгодны, процитируем мы: «в твоем царстве не осеняют люди себя правильно знамением святого креста» — имеется ли тут в виду, что люди крестились двумя перстами, а надо тремя, или же что-то другое, не ясно.

А следующий абзац описывает распространение на Руси гомосексуализма: «горько говорю, чтобы искоренил ты в своем православном царстве сей горький плевел, о котором пророк Исайя, рыдая, повествовал: "Вслушайтесь в слово Божие, князья Содомские, и воспримите Божий глагол, люди Гоморры: "Что мне жир жертв ваших и подношений ваших, переполнен я всесожжениями. И если принесете мне кадило — мерзко мне это, и праздники ваши ненавидит душа моя!" Так пойми, благочестивый царь, что пророк не мертвым, уже погибшим содомлянам такое говорил, но живым, творящим злые дела. Ибо сказано: "Изменяющий жене разрывает плоть свою, но творящий содомский блуд убивает плод своего чрева". Бог сотворил человека и семя в нем для рождения детей, а мы сами свое семя убиваем и отдаем в жертву дьяволу. И мерзость такая преумножилась не только среди мирян, но и средь прочих, о коих я умолчу, но читающий да разумеет. Увы мне, как долго терпит милостивый, нас не судя! Все это я написал, много и горько рыдая, и сам я, окаянный, полон грехов, но боюсь и молчать».

То есть, Филофей сетует на распространение на Руси гомосексуализма и намекает, что и сам подвержен этой страсти. Замечу, что ни о какой западной заразе речи не идёт.

***

Итак, из вышесказанного следует, что из определенной традиции толкования провести связь православия с государственной миссией можно, но она была дважды осуждена. Кроме того, когда разные люди считающиеся Святыми Отцами по разному понимают одно и тоже — выбор понимания остается за читающим, тогда как Александр Дугин проводит необходимую связь православной идентичности с означенным толкованием.

И главный момент — как мы убедились, прослеживая идеи катехона и Третьего Рима, — они не дают возможность извлечь из них идею о богоизбранности русского народа и о том, что «Россия — святая» в противовес греховному Западу. Такое понимание возможно только если насильственно спроецировать на письма Филофея и на толкования катехона национализм 19 века. А также допустить прямую ложь, что катехон всегда трактовался как православный царь, и намеренно умолчать о критических отрывках из писем Филофея прямо противоречащих идеи о святости царя и богоизбранности русского народа.

Идеи катехона и Третьего Рима — разрешают игнорировать заповеди не убий, заповеди о миротворцах, заповедь о любви к врагам, потому что, когда речь идёт о противостоянии антихристу, то есть самому чудовищному злу в мироздании, то возможно любое насилие в отношении кого угодно, если это насилие идёт в русле борьбы с антихристом. Это главное последствие идей катехона и Третьего Рима.