Тридцатилетняя М. поступила в острое отделение психиатрической больницы в середине марта. 8 марта за неделю до госпитализации у неё умер кот. Впрочем, известно это стало значительно позже, когда М. снова заговорила. За первые 12 дней пациентка не проронила ни слова.

Невысокая и склонная к полноте, она и сама считала себя серенькой мышкой. Соседи по ластичной клетке видели её редко, обычно нагруженную кульками из местного супермаркета. Почти всегда одна, без спутников, М. неохотно здоровалась и забивалась в свою норку. О том, что происходило внутри, не знал никто. Но если кому-то и случалось проникнуть в её однушку на окраине большого города, города со старыми домами, похожими на торты, и уродливыми новостройками, такой гость мало что смог бы рассказать. Потому что в быте М. действительно не было ничего особенного. По крайней мере со стороны.

Своё детство она не помнила, хотя слушая рассказы матери за праздничным столом или разглядывая семейные фотоальбомы, иногда думала, что помнит. Сцены на фоне ковров и сервантов складывались в сюжеты. «Есть ли в этих историях хоть сколько-нибудь правды? — спрашивала себя М. — Должно быть, правды в них столько же, сколько в любой истории о прошлом. То есть достаточно, чтобы жить дальше». И она продолжала жить.

Мир представлялся ей беспорядочным нагромождением предметов. Люди в нём тоже походили на предметы: порой они почему-то оказывались ближе, чем обычно, могло даже показаться, будто между ними устанавливались какие-то связи. Но М. редко забывала, что это только видимость. Очнувшись посреди рабочего совещания, она вглядывалась в лица коллег и беззвучно недоумевала: “Сколько городов и людей на земле, а я оказалась заперта вместе с этими. Третий год, пять дней в неделю. О чём они там говорят? Ни слова не понять, а ведь сидим так уже полчаса”.

Когда-то у М. был возлюбленный. Не то чтобы она на самом деле любила того юношу или он любил её, но, не найдя более подходящего слова, они решили называться возлюбленными. Однажды, сидя напротив в плохо освещенной комнате, на дне его зрачков М. увидела собственное отражение — тёмный силуэт в глазах другого непроницаемого существа. Страшная догадка пришла тогда ей в голову: а что, если в попытках сблизиться, мы, как автомобили, обречены разбиваться о поверхности или скользить по ним, а внутрь никак не попасть?