Отношение к знаменитому немецкому мыслителю, поэту и публицисту Фридриху Ницше почти никогда не бывает равнодушным. Его можно назвать или восторженно-истерическим (особенно в молодом возрасте) или категорически-непримиримым (у лиц, чья жизнь клонится к закату). На то и другое есть свои веские причины.

Одна из них заключается в том, что именно Ницше стал первым откровенным провокатором и разрушителем традиционной философии. Провокатором в том смысле, что демонстративно отказался от достижений своих ближайших предшественников, современников и соотечественников — категориальности Канта и систематичности Гегеля. Он предпочел этому всему мышление в виде фрагментов, отрывков, шокирующих афоризмов. В его полном, тринадцатитомном собрании сочинений именно фрагменты и отрывки составляют несколько томов. Конечно, судить по ним о том, что собой могло бы представлять целостное произведение, крайне затруднительно.

Ту своеобразную «революцию», что совершил в русской поэзии Г.Р. Державин, начав стихийное разрушение канонов классицизма, Ницше осуществил сначала для немецкой, а затем и для мировой философии. Не будет преувеличением сказать, что его книги можно читать с любой страницы без ущерба для понимания общего смысла. Тем более что этот самый общий смысл все равно неизменно будет ускользать от вас. Об этом автор заранее позаботился.

Ницше принадлежит к той категории философов, которых так и хочется назвать универсалами. Впрочем, хочется, но язык не поворачивается. И все же в его книгах много такого, что, будучи вырванным из общего контекста, начинает восприниматься принципиально иначе, причем превратно и неточно. Вырывать цитаты из контекста — значит, заниматься демагогией. Но кто сегодня этим не занимается? Самый показательный пример в этом плане — то, что сделала с наследием брата его сестра Элизабет. Именно «благодаря» ей и книге «Воля к власти», составленной тенденциозно, Ницше стал любимым философом А. Гитлера. Виноват ли в этом он сам? Едва ли. Мертвые за себя ответить не могут. Безусловно, в философии Ницше много такого, что позволяет считать его одним из духовных «отцов» будущего нацизма. Но обобщать все же не стоит.

Многие ли могут похвастаться, что читали Ницше в подлиннике или хотя бы в хорошем русском переводе? Кстати, перевод с немецкого языка имеет свою специфику. Дословно здесь ничего не переводится. Сначала требуется найти сказуемое, стоящее обычно в конце предложения, затем подлежащее, понять грамматическую основу предложения, и уже затем пытаться воспринять и адекватно подавать общий смысл.

Впрочем, Ницше и не собирался писать просто. Его манера импрессионистична, суггестивна, окрашена личностным восприятием чего-либо или кого-либо. И своей пристрастности автор не скрывает. И в выражениях порой не стесняется. Так что господам переводчикам не позавидуешь. Огромное количество восклицательных знаков, мыслительные «скачки» и «зигзаги», нарочитая афористичность — здесь Ницше вполне в своей стихии.

Сама его творческая эволюция протекала странно. В молодые годы, когда многие его сверстники охотно и непринужденно проявляли себя бунтарями и революционерами, Ницше самым парадоксальным образом оставался строгим моралистом, держал себя в классических рамках приличия. И лишь с годами он дал полный выход эмоциям. Именно таким — нервным, с неустойчивой психикой — его знают, любят или ненавидят.

Этика Ницше — прежде всего, этика силы и воли. Воля в его произведениях выступает синонимом самой жизни. Без всякого сомнения, хорошо знакомый с произведениями русской классики, Ницше позаимствовал теорию студента Раскольникова из «Преступления и наказания» Ф.М. Достоевского для написания книги «Так говорил Заратустра», а сам термин «нигилизм» — из романа И.С. Тургенева «Отцы и дети». Нигилизм в традиционном понимании есть тотальное отрицание. У Ницше это понятие наполняется иным содержанием. Философия, оторванная от реальной жизни, от почвы и крови, от дионисийского начала в культуре, — тоже разновидность нигилизма. К началу ХХ века человечество пришло к тотальному кризису: многие ценности исчерпали или дискредитировали себя, «старый Бог умер», следовательно, требуется полная «переоценка ценностей». Культура — «тонкая яблочная кожура над раскаленным хаосом», один из рецептов противоядия от нигилизма. Разумеется, доказать существование Бога ни тогда, ни даже сегодня экспериментальным путем было невозможно, поэтому констатацию «смерти Бога» не стоит понимать слишком буквально. Скорее, речь шла о том разочаровании в возможности построения «идеально хорошего» государства, которое наступило в умах людей к началу ХХ столетия, а также о массовом недовольстве позднейшими искажениями первоначального христианства, в коих многие винили именно институт официальной христианской церкви.

Идея сверхчеловека — любимая идея Ницше. Она была провозглашена в самой поэтической его книге — «Так говорил Заратустра». Сверхчеловек, которому всё дозволено, который вправе переступить даже через кровь во имя грядущих грандиозных целей — орудие в руках истории.

Ницше склонен был рассматривать всех остальных по отношению к будущему сверхчеловеку по трем позициям. Во-первых, это его бледные копии. Во-вторых, это орудие в его руках. В-третьих, это сила, ему противостоящая. Их много — он один. В этом и трагедия, и величие. Люди «рабской морали» начинают роптать, расправляют плечи, требуют прав. Если вовремя не успокоить разбушевавшийся плебс — быть большой беде. Не подать падающему руку помощи, а толкнуть падающего призывает Ницше, ибо сверхчеловечеству слабые люди не нужны.

Для того, чтобы посредственные люди не объединились и не захватили господство, сверхчеловеку необходимо воевать с массами и бороться с демократическими тенденциями нашего времени. «Все что изнеживает, что смягчает и что выводит «народ» или женщину вперед, действует в пользу всеобщего избирательного права, то есть господства «низших» людей».

Почву для создания сверхчеловека призваны «унавозить» именно эти многочисленные остальные — не «сверхчеловеки». Им чего-то не хватает, чтобы встать над временем и веком. Но их интеллектуальные усилия даром не пройдут.

И все–таки без творческого созидания исчезает любая возможность опереться на что-либо иное в мире, утратившим гармонию и лад с самим собой. Уникальное мировоззрение эллинов возродиться не может. Ницше даже сам надевает маску «радикального нигилиста», хотя это, скорее, не нигилизм, а уже цинизм, цинизм от страдания и от невозможности изменить что-то самому, в одиночку. Многие шокирующие афоризмы Ницше рождены именно его настойчивым стремлением видеть у себя те черты характера, что должны быть присущи сверхчеловеку: ум, сила, воля, интуиция, но которых он у себя не находил. Но, увы — если не дано, то само по себе не появится, как ни культивируй. Собственно, и с представительницами противоположного пола Ницше предпочитал общаться посредством эпистолярного жанра. Какое уж там «идешь к женщине — бери плетку!» Далеко Ницше до его же Заратустры…

Своеобразной квинтэссенцией этических взглядов Ницше стала его книга «Антихрист» (или в другом переводе — «Антихристианин»). Она не столь известна, как «Так говорил Заратустра», «Человеческое, слишком человеческое» или «Веселая наука». Зато именно она стала последней, написанной немецким философом в здравом уме и трезвой памяти. Оставшиеся одиннадцать лет жизни мыслитель находился, что называется, вне игры, или, если пользоваться его собственным выражением — «по ту сторону добра и зла». Впрочем, сомнения в психическом здоровье автора возникают по ходу чтения и этой работы. Уже с первых страниц здесь мы находим и «волю к власти» и уничижительные высказывания в адрес всего человечества, — всё то, на чем Ницше сделал себе имя. И именно эта книга заканчивается выкриком о необходимости «переоценки ценностей». О чем же речь? Ни много, ни мало — об анафеме христианству.

Что именно подвигло Ницше обрушить шквал проклятий (и каких!) в адрес одной из признанных мировых религий — христианства? Биографы философа не дают внятного ответа. И само его духовное созревание происходило крайне парадоксально, так что здесь мы вступаем в область догадок и домыслов — область весьма неблагодарную. Но разве сам Ницше не грешил тем же самым? Разве не позволял он себе, как уже отмечалось выше, шокировать почтенную публику броскими афоризмами?

Тяжелый счет предъявляет Ницше христианству — здесь и ненависть к уму и свободе, и презрение к телу, и апелляция к низким инстинктам. То здесь, то там на страницах «Антихриста» разбросаны его бросаемые как бы ненароком очередные шокирующие афоризмы. Вот лишь несколько примеров: «христианство — чудовищный знак вопроса», «Был только один христианин — и тот умер на кресте», «Новый Завет надо читать в перчатках» и др.

Особенно Ницше раздражает то обстоятельство, что христианство возникло как религия рабов, униженных и оскорбленных, как религия сострадания. По мнению Ницше, для того чтобы обратиться в христианство, нужно сделаться больным — ни больше и ни меньше.

И в этом контексте заключительный выкрик автора с требованием «переоценки ценностей», исходя из его собственной системы координат, не кажется не логичным.

Есть такой тип на самом деле незаурядных личностей, которым требуется самоутвердиться за счет других. Точнее, предъявить коллегам, не могущим ответить за себя, ибо они уже — небожители, серьезный счет — в ошибках, заблуждениях, сознательных преступлениях. Ницше — именно из этой породы. На страницах «Антихриста» он нередко вступает в подобный заочный спор — то с Кантом, то с Ренаном, то с Лютером (хотя с последним-то он как раз он мог бы вполне быть солидарным!), то даже с апостолом Павлом, которого он называет величайшим «апостолом мести».

Разумеется, творить погромную критику христианства на пустом месте и из ничего Ницше и не собирался. Он подводит под свои умозаключения теоретико-историческую базу. Делает пространные экскурсы в историю возникновения христианства как такового. При этом вновь не удерживается от того, чтобы полемически заострить мысль. Самого Христа он считает единственным настоящим христианином, а Понтия Пилата — единственной достойной уважения фигурой из Евангелий.

Христианству Ницше противопоставляет буддизм — самую древнюю мировую религию. В его интерпретации буддизм гораздо реальнее и позитивнее учения Христа, а также эгоистичнее, ибо главная цель в нем — моральное самоусовершенствование. Конечно, нирване Ницше говорит решительное «нет», зато в остальном духовная практика буддизма ему гораздо симпатичнее христианского учения о необходимости сострадания к ближнему.

Есть ли рациональное зерно в той «головомойке» христианству, которое устроил немецкий философ? Не без этого. Так, его критика всех четырех Евангелий основана, пожалуй, всего лишь на непредвзятом прочтении первоисточников. Из них недвусмысленно следует, что апостолы — люди недалекие, и что идеи Учителя часто им чужды, а то и враждебны. А уж как достается от Ницше апостолу Павлу! И поделом! Ведь, как известно, никакой он не Павел, а Савл, а Павлом сделался, испытав духовное перерождение, увидев Христа, который и наставил его на путь истинный. В сущности говоря, именно с Павла начался откат от первоначального христианства.

Итак, этика Ницше претерпела причудливую эволюцию — от преклонения перед дионисийским началом эллинской культуры до резко негативного отношения к христианской религии. По мере прогрессирования болезни, о самом характере и происхождении которой исследователи спорят до настоящего времени, Ницше все более утрачивал способность к адекватности тех или иных суждений. Сам год его ухода — 1900-й, что символично. На пороге находился ХХ век. Ницше ждала бурная посмертная слава, в том числе в России, среди деятелей «серебряного века». Без влияния Ницше непредставим ранний Максим Горький. Стилистика же Ницше оказала серьезное влияние на труды Л. Шестова и В. Розанова.

Список использованной литературы:

1. Бугера, В.Е. Социальная сущность и роль философии Ницше. — М.: КомКнига, 2010.

2. Марков, Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше. — СПб.: Владимир Даль: Русский остров, 2005. — 786 с.

3. Рассел Б. История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями от Античности до наших дней: В трех книгах. М.: Академический Проспект, 2009. — 910.

4. Нордау М. Фридрих Ницше // Вырождение. — М.: Республика, 1995.— 400 с.

5. Сафрански Р. Ницше: Биография его мысли / Перевод с нем. И. Эбаноидзе. — М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2018. — 456 с.

6. Цендровский О.Ю. Рим против Иудеи: ницшевская трактовка истории и генеалогии христианства // Философия и культура. — 2014. — № 10. — С. 1478—1487.