Процесс образования государства — процесс долгий и трудный. Государство как центральный институт политической системы возникло около трех тысяч лет тому назад. «Старше» — семья и религия.

Еще известный итальянский деятель эпохи Возрождения Н. Макиавелли был склонен считать, что никакой божественной предопределенности государственный порядок не имеет. Природа государства вполне рукотворна. Люди создают его по причине угрозы самоуничтожения. Ту же мысль позднее станет развивать английский мыслитель Т. Гоббс.

Учитывая несовершенную природу человека, даже заключенный по доброй воле общественный договор необходимо поддерживать силой. Разрабатывается система наказаний, применяемых к нарушителям договора. Появляется и фигура того, кто будет наказывать, — фигура суверена. Только при условии наделения его абсолютной властью, сама эта власть будет эффективной. Вот почему Гоббс даже в условиях политической трансформации, которая происходит в эпоху Нового времени, остается приверженцем абсолютной монархии как формы правления. Суверен не должен быть связан никакими обязательствами. Следовательно, и свобода в подобном государстве будет доступна только ему самому.

Теория общественного договора, где уже говорится о гражданском обществе, здание которой «достроил» представитель французского Просвещения Ж. Ж. Руссо (одна из его работ так и называется — «Об общественном договоре»), была чрезвычайно популярна, но вот когда дело дошло до практики, то обнаружились серьезные проблемы. Судите сами: государство есть результат договора между властью и народом. Монарху вручается власть на определенных правовых и этических основаниях, и он обязан неукоснительно им следовать. Если же правитель начнет злоупотреблять властью, то может быть от нее отстранен, а еще лучше, если добровольно сложит все полномочия. Ну, где и когда такое бывало? Ни одна отставка среди высокопоставленных лиц не была полностью добровольной. Всегда имелись обстоятельства, побуждавшие к ней.

Положение о гражданском обществе должно быть зафиксировано в конституции. Вряд ли кому-то надо объяснять, чем является конституция. Разумеется, основным законом, регулирующим разнообразные общественно-политические отношения, для подавляющего большинства государств в современном мире.

Историками установлено, а политологами подхвачено, что первыми конституциями получили право называться французская «Декларация прав человека и гражданина», а также американский «Билль о правах», относящиеся к последней трети XVIII века.

Давайте признаемся честно — конституция для большинства из нас далеко не настольная книга. Даже если мы спросим новоиспеченного юриста: что гласит первая статья основного закона — далеко не каждый ответит. Что уж говорить о рядовых гражданах…

В конституции прописаны гражданские свободы, а именно свобода совести, слова, собраний, вероисповедания и проч. К сожалению, многие из этих свобод прописаны только в теории, на бумаге. Редкий режим установит и будет строго соблюдать все гражданские свободы. Это уже воплощенный коммунизм, который, как известно, остается утопической идеей лучших умов человечества. Да и избыток свободы тоже вреден и даже опасен.

И все–таки в Конституцию иногда лучше заглядывать и читать ее. Во-первых, для того, чтобы знать и помнить, как должно быть — с холодной головой и трезвым взглядом. Во-вторых, чтобы бороться за свои конституционные права, если те систематически и злостно нарушаются.

И все же, повторюсь, любой документ, любая идеология, любой закон предполагают некую идеализацию, абстрагирование от действительности. Это только сгусток идей, концентрированное выражение чего-либо. Реальная жизнь гораздо богаче сухого языка документов и канцелярии. Она опрокидывает и корректирует их голое теоретизирование. Наверно, так в идеале и должно быть.

Что такое современная западная демократия? Слишком расплывчатое и однобокое понятие. В ее основе — призыв к пресловутой толерантности, понимаемой почему-то как терпимость и лояльность к правам сексуальных меньшинств. И даже церковь сдает здесь свои моральные позиции. Нужна ли такая демократия, завоевание ли это цивилизации — вот вопрос…

Гражданское общество формируется на основе общественного мнения. Общественное мнение — высшая форма мнения как такового. Об этом говорится в учебниках и монографиях, посвященных вопросам социологии и политологии. Оно изучается и прогнозируется. Оно приобретает особый вес и значимость во время агитационной предвыборной кампании. Кандидатам в президенты или в депутаты далеко не безразлично, куда качнется «маятник» общественного мнения, иначе они не ввязались бы в эту «гонку».

Другое дело, что выборы в современных условиях все больше становятся фикцией, условностью. Всё решается наверху. Фальсификации результатов тоже стали делом обычным. Поэтому невольно напрашивается вопрос — а решает ли что-то общественное мнение? Более того — существует ли оно вообще, особенно в российских условиях?

Вспомним историю. Долгие века у нас существовал монологизм — говорил один человек: князь, царь, император, а все остальные обречены были слушать и молча внимать, не спорить, не сомневаться, не рассуждать. В противном случае можно было и головы лишиться.

Всего несколько периодов, когда у нас «проклюнулось» общественное мнение — эпоха Просвещения, «дней Александровых прекрасное начало», эпоха «великих реформ», «оттепель», «перестройка». Власть вынуждена была считаться с видными общественно-политическими деятелями. К мнению таких людей как Н.И. Новиков, В.А. Жуковский, Н.А. Некрасов, В.С. Соловьев, Л.Н. Толстой, А.Д. Сахаров, А.Т. Твардовский, Д.С. Лихачев прислушивались. Но вот оставалось ли «последнее слово» за общественным мнением?

Как только ситуация усложнялась — начинались «заморозки», «закручивание гаек». Снова репрессии против инакомыслящих, снова разговор с позиции силы, снова монолог брал верх над диалогом.

Один из самых показательных примеров — референдум 1990 года о сохранении обновленного Советского Союза. Около шестидесяти или даже семидесяти процентов граждане сказали «да» этому государству. Но через год беловежские соглашения окончательно «хоронят» страну. Так политики цинично наплевали на общественное мнение, полностью игнорировали его.

Так что общественным мнением можно и руководить, и манипулировать, и направлять в нужное власти русло — вспомним позорную травлю поэта Бориса Пастернака, вынужденного отказаться от присужденной ему Нобелевской премии. А письма в осуждение диссидентов? А открытое письмо Ельцину с требованием раздавить фашиствующий парламент? И ведь подписывали известные, уважаемые люди — не шпана какая-нибудь… Никто их не тянул ни за язык, ни за другое место.

Неоднократно декларировалось, что в России строится демократическое, гражданское общество, но зачем же тогда всякий раз, как ситуация усложняется, власть вспоминает о силовых методах решения проблем, тогда как с идеями могут бороться только идеи, а насилие порождает лишь насилие? Стало быть, века абсолютной монархии и семьдесят лет тоталитарного режима не могли пройти для нас бесследно.

Впрочем, и мы, точнее, некоторые из нас, после того, как вдохнули демократии полной грудью, ударились в такую же ностальгию по временам Петра Первого, а некоторые и по сталинским временам. Психологически это вполне понятно.

Многопартийность — нормальное, рядовое явление для демократического строя и для гражданского общества. Правда, если в стране демократия еще «молодая», то многопартийность может стать причиной частых правительственных кризисов и политической нестабильности. И вот в этой ситуации поднять голову и возвысить голос как раз и осмелится оппозиция.

У любой власти должна иметься оппозиция. Лучше, конечно, если это будет конструктивная оппозиция, которая демонстрирует как критику, так и поддержку проводимого в стране политического курса. А вот при авторитаризме существует видимость оппозиции. Нет, она не запрещена, она не загнана в глубокое подполье, но явных вождей там нет, ряды разрознены и выступить единым фронтом — ни единой возможности. Зато президенту или монарху всегда можно ответить на любые обвинения своего единоличного режима в нарушениях прав человека — вот, мол, у нас есть оппозиция и все ее лидеры на свободе.

Да, в оппозиции находиться удобнее, выгоднее, безопаснее — пусть и не всегда. Зато ответственности — никакой. А вот когда предоставляется шанс «порулить» государством — тут оппозиция часто обнаруживает полную политическую несостоятельность. В ХХ веке харизматическими лидерами часто становились вожди оппозиционных движений — борец за права коренного чернокожего населения Нельсон Мандела в ЮАР, лидер профсоюза «Солидарность» Лех Валенса в Польше, драматург Вацлав Гавел в Чехословакии и др. Потом их даже избирали президентами на волне всеобщей демократической эйфории, но часто оказывалось, что находиться в оппозиции — еще не значит быть хорошим управленцем. Им требуется стать. Потому и особых лавров на государственном поприще почти никто не снискал. Поучительно, ничего не скажешь…

Вспомним и нашего первого президента постсоветской России Б.Н. Ельцина. Он несколько лет рядился в одежды демократа. Вплоть до распада СССР. И пусть за спиной Ельцина не было никакой партии, но ему явно симпатизировали и либералы, и демократы, объединившиеся для борьбы с коммунистами и партократами. Ельцин обещал лечь на рельсы, если взлетят цены. Цены взлетели до небес — никуда Ельцин не лег. Я был еще ребенком, когда он в прямом эфире утверждал, что дефолта не будет, а его объявили на следующий же день. Какая после этого может быть вера во власть у рядового гражданина?

Такие понятия как «тоталитарный режим» и «гражданское общество» на первый взгляд менее всего совместимы. Причины понятны. Тоталитарный режим устойчиво ассоциируется с применением всеобщего насилия, а гражданское общество — с соблюдением основных принципов демократии. Неужели эти два понятия могут странным образом образовывать причудливый гибрид?

Могут. И доказательством тому — уже сталинская конституция 1936 года. Согласно ей всем гражданам Советского Союза были предоставлены равные избирательные права. Декларировались важнейшие социальные права: право на труд, право отдых, право материальное обеспечение по старости и болезни, право на медицинское обслуживание, право на образование.

Кроме того, были прописаны и основные личные и политические свободы: свобода совести, свобода слова, свобода печати, свобода собраний и митингов, шествий и демонстраций, союзов и общественных организаций, неприкосновенность личности и жилища.

В одном из публичных выступлений Сталин то ли с издевкой, то ли с искренней верой сказал, что «жить стало лучше, жить стало веселее». И кинематограф не замедлил откликнуться отечественными комедиями, теми же «Веселыми ребятами».

Если же вести речь о несомненных достижениях советского строя к концу тридцатых годов, то приходится признать, что ускоренными темпами была преодолена безграмотность значительной части населения, ликвидирована безработица, граждане получили бесплатное здравоохранение и прогрессивную систему социального обеспечения. Все эти меры укрепляли веру советских людей в то, что они создали общество принципиально нового типа — социалистическое общество.

Горький парадокс сложившейся ситуации заключался в том, что в середине тридцатых годов принятые и одобренные на самом высоком уровне демократические законы уже не являлись препятствием для массовых репрессий. Напомню, что только в период, между 1937 и 1938 г. по политическим мотивам было расстреляно около 642 980 тысяч человек. Государство окончательно стало тоталитарным, а определенная часть граждан этой коренной перемены даже не осознала.

В дальнейшем, особенно после смерти Сталина, режим будет трансформироваться и смягчаться. В 1977-м году была принята новая Конституция, которую историки традиционно связывают с именем тогдашнего Генерального секретаря ЦК КПСС — Л.И. Брежнева. Это конституция «развитого социализма» и «общенародного государства», одна из самых демократических конституций в мире. Однако не стоит забывать, что престарелое советское руководство предпочитало закрывать глаза на многие проблемы: проституцию, скрытую безработицу, наркоманию и др. Официально их не было. Выборы являлись фикцией, демонстрацией всенародной любви и поддержки проводимого партией курса. Словом, «гладко было на бумаге…» А вот все «овраги» и «подводные камни» проявят себя уже в последнюю советскую эпоху — эпоху «перестройки».

Довольно своеобразно стали пониматься у современных демократов гражданские свободы. Например, что есть свобода слова? Право говорить и писать всё, что хочешь, а если тебе дают от ворот поворот — кричать на всех углах, что вводят цензуру? В том-то и дело, что свобода — не есть вседозволенность. Об этом внятно сказано уже в «категорическом императиве» И. Канта. «Выбирая себя, мы выбираем всех людей» — а это один из основных тезисов французского экзистенциализма. Так что ответственности за слова и поступки даже в XXI веке никто не отменяет.

Правы те политологи, что определяют режим правления президента В. Путина термином «либерализированный авторитаризм». Смысл этого термина раскрыть легко: есть проявления свободомыслия, но нет сильной оппозиции; имеются гражданские свободы, но трактуются они витиевато; основные конституционные положения работают только на бумаге.

Вопрос о существовании и перспективах развития гражданского общества в России — острый и злободневный вопрос. Специфика нашего времени заключается в том, что напряженная духовная жизнь ушла вглубь, схлынув с улиц и площадей. Митинги проходят, но собирают незначительное количество граждан. «Поле битвы» между властью и народом переместилось на просторы Интернета.

Свободны мы только относительно. Относительно тех же людей, ситуаций, времени, экономики, политики и других сфер жизни. Свобода, как воздух, необходима прежде всего творческой личности. Внутренняя свобода. Потому что внешнюю свободу у нас способны отнять в силу разных причин. Но вот сломать человека духовно — задача куда более сложная. И. Бродский подчеркивал, что власть боится не тех, кто против нее, а тех, кто выше этой власти. Морально выше. А «вычислить» такого человека сложнее. Он не преступник, не маргинал, не девиант. Просто он существует в особом, культурном измерении. На его часах нет точного времени. Век тоже не важен. Ведь будущие шедевры — они как раз на века.

Испытание свободой после десятилетий тоталитарного режима, как в нашем случае, прошли не все. Одни сочли свободу вседозволенностью, и скатились до противостояния властям. Других когда-то возбуждало именно это скрытое духовное противостояние режиму, и лучшие вещи появились именно тогда. И лишь немногие по-настоящему способны воспользоваться плодами свободы. Свободы, ограниченной юридическим и моральным законом. Свободы с оглядкой на других. С чувством ответственности перед временем и веком. Ответственности за то, что скажешь, напишешь, изобразишь или споешь. Тогда есть вероятность, что не просто твои произведения увидят свет, а останутся в благодарной памяти потомков.