Donate
ЛГБТК+ на Северном Кавказе

ЛГБТК+ на Северном Кавказе: что изменилось?

Ellen Phelan. Sunset from Loon Lake: Eleven Drawings. 1983.
Ellen Phelan. Sunset from Loon Lake: Eleven Drawings. 1983.

Любой следующий текст может стать последним в разговоре про ЛГБТК+ в России. Две недели назад в Думу внесли законопроект о запрете «пропаганды» ЛГБТ+. Всем рискующим распространять контент на эту тему грозят штрафы, блокировка и даже уголовные дела. Формулировка законопроекта размытая — удобная, чтобы легко «подогнать» любого. После принятия законопроекта разговор про ЛГБТК+ в России может закончиться. Совсем. В подкасте «свобода (не) за горами» мы обсудили, как может работать и применяться новый законопроект. Дальше — поговорили про ЛГБТК+ сообщество на Северном Кавказе — как оно выживало в регионе раньше и что изменилось к настоящему времени.

*****

Прошло 5 лет с той самой весны 2017 года, когда «Новая газета» сообщила о массовых преследованиях геев в Чечне. Как менялась жизнь квир-сообщества на Северном Кавказе? Как оно пряталось, как живут люди, которые не могут уехать из своей страны и вынуждены жить, скрываясь?

Наши герои:

● Антон, администратор квир-пабликов, в которых знакомятся представители комьюнити на Северном Кавказе

● Максим Лапунов, первый человек, открыто заявивший о преследовании геев в Чечне и центральный герой фильма «Добро пожаловать в Чечню».

Знакомства в квир-сообществах: анонимность, страх, опасность

— Как была устроена жизнь квир-сообществ раньше? Как она изменилась сейчас? Стало ли сейчас страшнее? Как развивается онлайн-общение?

Антон: Сейчас на Кавказе есть две самые известные группы — в этих группах, конечно, есть чеченцы, но их очень мало. Каждый раз сообщества предупреждают этих ребят о том, чтобы они ни с кем не встречались — сейчас — наоборот — ещё страшнее. Ведь ты в первую очередь ответственен не только за себя, но и за свою семью, если тебя поймают — ты подвергаешь их опасности. Семьям приходится платить огромные деньги, чтобы ребят выпустили из тюрьмы. Поймают тебя в первую очередь не за то, что ты гей, а потому что им нужны деньги. Сейчас всем чуть страшнее, чем раньше.

— Как вообще работают квир-паблики?

Антон: Есть «ВКонтакте» группа, например, «О чём молчат горы». Там выставляются посты-истории и есть подписчики. Ты выбираешь регион — например, Чечня. Обычно пост такой: меня зовут так-то, я чеченец, хотел бы познакомиться с таким-то человеком. Тогда ему пишешь, анализируешь характер. Изначально ему не доверяешь — ни в коем случае не отправляешь фотографии. Так и происходят знакомства.

— Ты регистрируешься под своим именем?

Антон: Нет, конечно. Нет-нет-нет, конечно! (смеётся). И никто не регистрируется под своим именем, не хочет выставлять свои данные. Есть, конечно, безбашенные — они готовы отправить свои фото и через пять минут. А есть другие — они честные, действительно хотят любви или отношений, знакомств или прогулок. Если ты адекватный человек, ты будешь ждать долго.

Laurie Steen. Butterleigh, 2008
Laurie Steen. Butterleigh, 2008

Осень 2015: как было раньше?

— Максим, несколько лет назад ты приехал в Чечню — знал ли ты о преследованиях геев на тот момент? Когда ты впервые с этим столкнулся?

Максим: Нет, конечно, не знал. Я приехал туда осенью 2015 — было очень спокойно. Довольно безопасно, все геи общались в определённых приложениях. Я тоже очень много общался. Всё было довольно скрытно, но мы встречались в кафе, не в тайных местах. Никогда не было подозрений, что может быть облава. Проблем вообще не было. Важно, что я не был знаком с местными «играми в прятки».

— Антон, можешь ли ты вспомнить тот же год, ты ведь тоже находился в Чечне тогда?

Антон: По поводу подстав: это были скорее единичные случаи, они особо не афишировались. А вот что касается встреч, люди идут на контакт очень долго. Так как Максим не местный, он и правда не может понять так называемые «игры в прятки». Но если люди встречались, то в кафешках. Если они хотели какого-то интима — поднимались на крыши, потому что крыши домов открыты. Но на контакт шли очень-очень долго.

Максим: Да, на контакт и правда идут долго. Я очень много слышал о подставах, но сам с ними тогда не сталкивался. Приходилось долго уговаривать человека встретиться, просто посидеть без каких-то обязательств, выпить кофе и прогуляться. Это могло длиться месяц и больше.

Norman Ackroyd Blue Cove — Skellig, 2019
Norman Ackroyd Blue Cove — Skellig, 2019

Пытки и преследования. Настоящее время.

— Антон, ты же понимал, что стать админом группы рискованно?

Антон: Да, конечно. Если меня или других администраторов вычислят, то будут наказывать в грубой форме. Скорее всего, могут и убить.

— Максим лично столкнулся с этим. Расскажи, как произошло твоё задержание?

Максим: Накануне задержали моего друга — его не было неделю, а после возвращения семья запретила ему со мной общаться. Я не понимал, что происходит. Он хотел тогда меня о чём-то предупредить, но просто постоял рядом и ушел. Я испугался — он был покалечен и испуган тоже.

Вечером после работы на улице ко мне подошел незнакомый мужчина. Взял под руку, тут же подошел второй — меня схватили, и вырваться я не мог. Меня оттащили к забору и перекинули через него. Тут же затолкали в машину. Всё было очень быстро — я кричал и звал на помощь, но мужчины достали оружие и по-чеченски объяснили, что меня задерживают по подозрению в убийстве.

Тут же подошла охрана — военные. У меня забрали паспорт, записали данные и увезли в неизвестность. На голову надели пакет и завязали скотчем на горле. Всё было очень быстро, ничего не успеваешь понять. Теперь я уже знаю, что увезли меня тогда в отдел уголовного розыска.

Сразу повели к «главному». И обвинили в том, что я гей и таким как я здесь не место. Они уже забрали телефон, разблокировали и требовали выдать всех геев, что я знаю. Хорошо, что я помечаю «своих» специальным шифром — всё было спрятано, особо «прикопаться» было не к чему.

И тогда меня отвели в подвал. Начались избиения и пытки: «давай, рассказывай, кто твои знакомые, нам нужны чеченцы, ты такая мразь, ты портишь наших детей, братьев и мужей», — говорили они.

Это были очень тяжёлые две недели ежедневного издевательства. У тебя в камере железная дверь — с грохотом они сначала бьют по ней, чтобы испугать, ввести в шоковое состояние. Потом заходят, начинают бить по лицу, по ногам, требуют историю. Я для них был как обезьянка — так как я русский, они понимали, что им остаётся только не оставлять синяков. Так продолжалось, пока меня не начала искать семья.

Под дулом пистолета меня заставили писать видеообращение — кто я такой, что я гей, что общался с местными геями и портил их нацию. Я подписал заявление, в котором обязался не рассказывать ни о чём.

Если расскажу — на меня собран компромат, могут найти в любой момент. Откопают из–под земли, у них большие связи. Что-то сделаешь не так — потеряешься навсегда, тебя просто убьют. Я это прекрасно понимал. Через два дня я узнал о том, что убили двух парней, которые были со мной в том подвале.

— Есть ощущение, что сейчас сейчас шум вокруг тюрем «поутих». Правда ли это?

Антон: Просто после 2017 люди стали скрытнее. Квир-сообщества неоднократно предупреждают о том, что встречаться — опасно. Но и это не помогает. Часто ловят молодых парней, которые не хотят никого слушать. Но взрослые люди понимают, что ради себя и своей семьи лучше остаться дома. Например, два дня назад поймали парня-чеченца — я знаю, что его подставили и заставляют подставлять других.

***

Мы публикуем фрагмент подкаста, а здесь можно послушать разговор полностью.

YouTube | Apple Podcasts | Spotify | Google Podcasts

Телеграм-канал

диана
свобода (не) за горами
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About