Образ туриста — неряшливо одетого, непрерывно щёлкающего фотоаппаратом и оскверняющего местные святыни ради эффектного кадра — стал символом наших времён, олицетворением общества сытости и праздности. Сегодня, когда такой способ времяпровождения доступен почти каждому, самое время задуматься о том, что каждый случай осмотра достопримечательностей — это испытание на этичность, в ходе которого нам предстоит отделить реальность от фантазии, развеять иллюзии, переосмыслить роль привычки, преодолеть шаблоны.

Есть веские аргументы против разработки этики осмотра достопримечательностей. Люди осматривают достопримечательности в промежутках между выполнением повседневных обязанностей. Данное занятие по определению ассоциируется с безмятежностью и мечтательностью. Зачем обременять и без того тяжёлый багаж туриста дополнительным этическим грузом? Какой смысл в размышлениях о благе праздности?

Туризм сопряжён с определёнными этическими дилеммами. Туристы часто говорят, что хотят «сбежать от всех забот», в том числе и от забот этического характера. Но есть вопросы, которые невозможно игнорировать. Идёт ли мое присутствие в этом дивном краю во благо или во вред местным жителям и природе? Рады ли мне здесь или нет? Пытаются ли на мне цинично нажиться?

Этика важнее морали

Туристам доступны лишь наиболее базовые проявления морали: говорить шёпотом, убирать за собой, не платить несовершеннолетним за секс и так далее. Поведение туристов может либо согласовываться с местными нормами, либо идти вразрез с ними. Но туристы освобождены от обязанности соблюдения большинства местных норм. И даже если та или иная норма оказывается нарушена, последствия и для них, и для местного уклада жизни как правило незначительны, так как оплошности со стороны туристов никого не шокируют. Совсем другое дело этика. Этика связана с понятием блага. Независимо от того, соблюдает ли турист те или иные моральные нормы или нарушает их, он может преуспеть или потерпеть неудачу с этической точки зрения.

Этика и удовольствие

Любая теория этики, от Аристотеля до Алена Бадью, неразрывно связана с темой удовольствия. Аристотель утверждал, что необходимо сначала определить, в чём состоит благо, и только тогда можно будет решить, является ли тот или иной поступок этичным, то есть направленным на достижение этого блага. Он также предостерегал от отождествления блага с удовольствием.

Этичный человек получает удовольствие от благих поступков. Однако не всё, что приносит удовольствие, является благом.

По словам Аристотеля, благие поступки ведут к счастью. Это расходится с мнением ранних христианских теологов, которые утверждали, что благая жизнь требует отказа от мирских удовольствий. Чтобы привлечь последователей, они обещали взамен радостей в этой жизни безграничное счастье в жизни грядущей. Согласно знаменитому изречению Иеремии Бентама, морально то правительство, которое «приносит наибольшее счастье наибольшему количеству людей». Фрейд и Лакан же отмечали распространённость извращенного удовольствия и говорили, что именно по этой причине изучение взаимосвязей между этикой, желаниями и удовольствием является необходимым условием понимания психики человека и общественной жизни.

Какое благо приносят желания туриста и деятельность, проистекающая из этих желаний? Туристы безразличны к философским рассуждениям. Большинство из них никогда не задумываются об этике из–за своего собственного безразличия, политики туристических организаций и исследователей туризма, которые обходят вниманием этические вопросы.

От морали к этике

Вопрос этики не ограничивается обязанностями и правилами поведения. Имеет значение конечная цель этих правил. Правила поведения — не самоцель для туриста. Англичанин путешествует в Париж не для того, чтобы, следуя советам путеводителя, понижать голос в общественных местах. Моральные императивы, следование которым требуется от туриста, — это средства для достижения цели, а именно получения желаемых впечатлений. Как и утверждал Аристотель, путь к этике осмотра достопримечательностей лежит не через правила поведения, а через удовольствие.

Аристотелю можно возразить, что некоторые туристы получают удовольствие от неэтичных поступков; более того, извлекают удовольствие именно из неэтичности этих поступков. Однако Аристотель также говорил, что о счастье человека нельзя судить при его жизни. Говоря о счастье-в-смерти, Аристотель имел в виду «благую жизнь» в абсолютном смысле, а не наши многочисленные способы имитировать её.

Списки предсмертных желаний, один из последних туристических трендов, несовместимы с этикой.

Тот факт, что каждому пункту списка приписывается статус блага, освобождает составителя от необходимости выбирать между ними. Ему нет необходимости объяснять, почему стоит посетить то или иное место или увидеть ту или иную достопримечательность. Список желаний заменяет собой этический выбор.

За две тысячи лет идеи Аристотеля не раз банализировали и ставили с ног на голову. Но никому так и не удалось изменить основы этики. Современные аналоги «счастья-в-смерти» — это «покупай до упаду» и «выигрывает тот, кто умирает, имея больше всего игрушек». От современных лозунгов, которые можно определить лишь как враждебные этике, философские прозрения Аристотеля отделяет всего один шаг.

Новый этический императив: наслаждайся!

Тем, кто утверждает удовольствие как основополагающий принцип туризма, больше нельзя позволять избегать главного вопроса: какому благу служат туризм и осмотр достопримечательностей, и как это благо связано с удовольствием, получаемым туристом? А это значит, что необходимо найти благо в сочетании фантазии, символизма и реальности, связанных с той или иной туристической достопримечательностью. В чём состоит благо посещения Аушвица? В том, что он показывает достоинство узников перед лицом невыразимой жестокости? Или в том, что он показывает зло, совершённое нацистами? В идентификации посетителей с жертвами? Или попросту в будничой упорядоченности и холодной эффективности расположения зданий, улиц и крематориев? Ни один турист не должен игнорировать этическую сторону своего опыта.

Нет никаких сомнений, что социальный императив «твори добро» сегодня имеет намного меньший вес, чем в библейские времена. Теперь в этике господствует новый глас совести и новое предписание: наслаждайся!

В современном мире каждый обязан получать удовольствие.

Все наши друзья должны быть привлекательными; любое блюдо экзотической кухни должно быть доступным; все наши сексуальные партнеры должны сладко пахнуть, иметь упругие тела и ослепительно белые зубы; жизнь должна напоминать рекламу пива; мы должны жить в просторных домах с кухонной техникой из нержавеющей стали и гранитными столешницами; наши машины должны разгоняться до 60 километров в час за четыре секунды; мы должны выходить на пенсию в 35 лет и иметь достаточно денег, чтобы заниматься тем, что нам по душе; мы должны увидеть тысячу вещей, которые стоит увидеть перед смертью; когда мы прибываем в Бангкок, нас должны встречать 72 девственницы (или жиголо, на выбор).

Новые императивы окружены волнующей аурой аморальности. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что они также содержат моральный принцип, имеющий ключевое значение для понимания туризма.

В эпоху постмодернизма если вы не получаете удовольствие — или хотя бы выглядите так, будто его получаете — значит вы делаете что-то не так.

Тот, кто с трудом сводит концы с концами, всегда поступает честно, но ничего не добивается и нигде не бывает; тот, кого раньше называли «солью земли», сегодня чувствует вину за неспособность жить в соответствии с лозунгом «наслаждайся!». Прибыль от туризма служит доказательством влияния нового императива.

Этика удовольствия и роль фантазии

Данная ситуация имеет далеко идущие социальные и психологические последствия. Конфликта между социальными запретами и жаждущим удовольствий Оно больше нет. Фрейд первым указал на это в книге «Я и Оно». Лакан, продолживший работу Фрейда, объяснял новообретённую гармонию между Я и Оно устранением ограничений на потребление при капитализме. Лакан также подчёркивал, что требование наслаждаться более губительно для психики, чем прежние репрессивные табу. Прежде мы более-менее могли отличить добро от зла. Но как провести грань между удовольствием и не-удовольствием?

Что такое удовольствие и как убедить самих себя и остальных в том, что мы его получаем?

На практике предписание получать удовольствие труднее выполнить, чем прежнее предписание держать руки прочь от чужих жён. Строго говоря, его невозможно выполнить. Нет такой жизни, которая бы состояла из одних лишь удовольствий, и нет такого удовольствия, которое бы не содержало в себе примесь страдания и могло длиться вечно. При детальном рассмотрении проблематики удовольствия требование наслаждаться оказывается садистским.

Всё это может быть трудно понять ухоженным, обеспеченным тридцатилетним мужчинам с консервативными взглядами. Но это прекрасно понимают все те, кто трудится на бесперспективных должностях без надежды на лучшую жизнь и живёт при коррумпированных и неэффективных режимах, утративших всякое понятие об «общественном благе».

Политическая функция современной индустрии туризма — предоставлять удовлетворительную фантазию и ответ на вопрос: что такое веселье?

«Веселье» — это просто поездка в Диснейленд (или в ______, впишите любой пункт назначения). Для адептов не имеет значения, что очереди длинные, что на улице душно, что приходится брать взаймы, что детей мучит расстройство желудка или терроризирует гигантская мышь. Важно лишь то, что они веселятся. Да и как им не веселиться, если они находятся в «самом счастливом месте в мире»?

Психоанализ предоставляет недостающий фрагмент, отсутствующий в «Этике» Аристотеля, а именно фантазию. Фантазия — естественная среда обитания для удовольствия. Лишь в своих фантазиях возможно испытывать безграничное удовольствие. Но досуг не владеет монополией на фантазию. Повседневная жизнь также пропитана ей. Этика осмотра достопримечательностей требует детального анализа фантазий, но не личных фантазий, как у Фрейда, а удовольствий массового производства, которые отчуждают нас от нас самих и других людей.

Перед этичным туристом стоит задача осмыслить собственное удовольствие и то, какому благу оно служит.

Повторяемость и привычка

Аристотель уделял привычке ключевое место в своей этике. Между осмотром достопримечательностей и привычкой также есть самая непосредственная связь. Стремясь сбежать от повседневности, турист жаждет освободиться от привычек, как полезных, так и дурных. Бегство от рутины помогает туристу осознать проблему этики. «Кто я без моих привычек?» и «Являюсь ли я не более чем суммой моих привычек?» — это важные этические вопросы в контексте выбора достопримечательностей. Привычка каждый год отдыхать в одном и том же месте — то есть, появление привычки там, где в ней нет необходимости — позволяет человеку никогда не задавать себе первый вопрос. Турист же, который в противовес ему каждый раз посещает новое место, избегает второго вопроса.

Этика и свобода воли

Этика неразрывно связана со свободой воли. Человек, вынужденный поступать правильно против своей воли, по определению не поступает этично. Осмотр достопримечательностей — отличный тест на свободу воли. Туристы вольны смотреть на всё, что открыто для осмотра. Их маршруты зависят от временных ограничений и прочих соображений, но, приложив незначительные усилия, туристы могут и часто отклоняются от стандартного маршрута и набора достопримечательностей. Отклонение от известного пути и открытие нового — это неотъемлемая часть туризма. Если бы туристы не испытывали потребность «сойти с проторенной дороги», туризм бы умер.

Связь символа и фантазии в акте осмотра достопримечательностей

Ценность достопримечательностей подтверждается количеством посетителей. Но что видит, думает и чувствует каждый отдельный человек, находясь перед той или иной достопримечательностью? Как ценность достопримечательности отражена в субъективном восприятии? Можно ли утверждать, что каждый турист имеет этическую обязанность выработать свой собственный субъективный взгляд на ту или иную достопримечательность? Тревога, которую испытывают туристы, указывает на то, что они осознают эту обязанность.

Когда турист находится перед достопримечательностью, он имеет множество опций: он может смотреть на неё или отвернуться; исследовать, фотографировать, трогать и взбираться (если это позволено); отмечать количество других туристов вокруг и изучать сопроводительную информацию. Но понятие присутствия очень условно. После Жака Деррида больше не существует такой вещи, как полное присутствие. Подсознательное содержание по определению не может присутствовать в сознательном восприятии человека. А достопримечательность как символ всегда означает отсутствие. Таким образом, турист разрывается между бессознательным и символическим.

Взять, к примеру, Статую Свободы.

Статуя Свободы — это символ свободы, величественное сооружение и популярная достопримечательность, но это не сама свобода.

Каждая достопримечательность символизирует убеждение или набор убеждений, разделяемых определённым сообществом. Находясь перед той или иной достопримечательностью, туристы чувствуют свою принадлежность к группе, разделяющей субъективный взгяд на символизм этой достопримечательности. Отчасти восторг, который туристы испытывают, находясь рядом со Статуей Свободы, объясняется универсальностью свободы как базовой человеческой ценности. Когда человек стоит перед Статуей Свободы, он не одинок; он стоит плечом к плечу с большинством людей на планете, в том числе предыдущими и следующими поколениями.

Необходимо понимать, что символы — это не законы и убеждения, точно так же, как слова — это не вещи, которые они обозначают. Бриллиант — не обещание жениться, а флаг — не государство. Объединяющие людей символ или достопримечательность также обозначают отсутствие того, что объединяет людей.

Мы не в состоянии прийти к согласию относительно значения символов. Наши символы предоставляют бесконечные возможности для оценок и догадок, что ведёт к изменению ценностей на индивидуальном, а позже и на коллективном уровне.

Каждое посещение достопримечательности туристом — это микроскопическое изменение культурной ДНК.

Взаимодействие с туристическими символами — это наш главный этический вызов, хоть его связь с этикой часто и упускается из виду. Самый неэтичный поступок, который можно совершить, находясь перед достопримечательностью — это принять шаблонную, фиксированную, фантазийную версию её символизма. К сожалению, окутывание достопримечательностей фантазией стало стандартной практикой для индустрии туризма.

В туристических брошюрах и плакатах достопримечательности преподносятся таким образом, чтобы стимулировать полёт фантазии. Рекламные материалы выдают идеальную, подчищенную версию города за настоящий город. Желание туриста изначально разжигается не реальными достопримечательностями, а символами, которые эти достопримечательности обозначают. Желание вызывает не настоящий Диснейленд, а его образ как «самого счастливого места в мире».

Каждая поездка — это соотнесение реального опыта с фантазией.

Приобретая фантазию, турист может избежать вопроса о том, что такое счастье. Но он всё же может спросить: «Олицетворяет ли данное место счастье (благо, свободу и т.д.) или нет? И если да, то в каком смысле?» Этот вопрос имеет непосредственное отношение к этике и задать его может каждый. Если турист игнорирует этот вопрос, то сколько бы он ни путешествовал, поездки никак не обогатят его. Если же турист задумывается о соотношении фантазии и реального опыта, одной поездки может оказаться достаточно.

Успех Диснейленда и других популярных достопримечательностей основан на том, что они поощряют туристов избегать этических вопросов и приезжать снова и снова в целях обновления фантазии.

Когда турист не задумывается об этических вопросах, фантазия превращается в призму, через которую он смотрит на достопримечательность. Идеализированный образ достопримечательности как будто говорит туристу: «Кому ты веришь, мне или своему обманчивому зрению?» До тех пор, пока фантазия берёт верх, новое восприятие не может родиться в сознании туриста. Прежние моральные ценности и иерархии укрепляются. Осмотр достопримечательностей превращается в поддержку статуса-кво.

Поездки и их цель

Туристы часто беспокоятся, что пропустили важную достопримечательность; не увидели того, нужно увидеть, или же увидели только то, что нужно было; чего-то не поняли или о чём-то забыли. Главное средство от этих тревожных мыслей — маниакальное фотографирование в сочетании с повторением информации о достопримечательностях.

Стоя перед достопримечательностью

Интересно отметить последние минуты перед прибытием к месту назначения, когда достопримечательность попадает в поле зрения. Ожидание нарастает. Первый, кто заметит заветный объект, приобретает особый статус. Потребность в подтверждении, в словах знающего гида или официальной табличке, обостряется. И только когда все сомнения развеяны, имеет место туристический опыт.

Именно здесь, перед достопримечательностью, реализуется цель поездки. Либо фантазия уступает место реальному объекту, либо объект поглощается фантазией. В обоих случаях ожидание заканчивается и начинаются воспоминания. Когда турист стоит на том месте, где до него стояли и после него будут стоять миллионы других людей, достопримечательность может в буквальном смысле подавить его.

Психологические реакции на достопримечательности

С психологической точки зрения, осмотр достопримечательностей — парадоксальный процесс. Градостроители советуют делать так, чтобы достопримечательности предоставляли новый и «экзотический» опыт, одновременно обеспечивая туристам чувство безопасности. На сегодняшний день индустрия туризма ещё не приспособлена для предоставления переживаний нужной интенсивности. Иногда туристы оказываются ошеломлены увиденным. Иногда — разочарованы и даже злы из–за того, что переживание не соответствовало их ожиданиям. А иногда — совершенно безразличны.

Нищета экспрессии перед достопримечательностью

Оказываясь перед достопримечательностью, туристы таращат глаза, обмениваются репликами и делают фотографии. Их выразительные средства сильно ограничены. Иногда туристы высмеивают достопримечательность. Некоторые посетители Алькатраса трясут решётку, изображая заключённых. Однажды я видел, как один набожный христианин проник за ограждение в церкви, чтобы сфотографироваться на троне епископа. Туризм предоставляет множество возможностей для мелких шалостей, но не для благих поступков. Туристы могут говорить шёпотом в церквях и музеях, не заходить за ограждение, воздерживаться от шуток и издёвок. Но они не вознаграждаются за примерное поведение.

Находясь перед достопримечательностью, можно быть хорошим человеком, этичным и порядочным, но нет возможности продемонстрировать, насколько человек порядочен. Монополия на драматургические средства принадлежит достопримечательности. Туристам редко предоставляется возможность продемонстрировать даже владение своим телом и координацию. Чтобы взобраться на Египетские пирамиды и пирамиды майя или взойти по тысяче ступеней храма Шраванабелагола в Индии требуется выносливость. Но любой здоровый человек в возрасте от 5 до 85 лет может это сделать. Знаменитая достопримечательность не предоставляет и возможности продемонстрировать искренность. Могут иметь место небольшие проявления почтения и набожности, но в недостаточной мере, чтобы послужить примером для подражания. Туристов также редко осуждают за то, как они одеваются, хотя они всегда неряшливо одеты, непричесаны и повсюду таскают за собой сумки и фотоаппараты.

В обычных условиях акт осмотра достопримечательностей лишён экспрессивной, нравственной и общественной ценности. Тот, кто путешествовал больше других и «повидал мир», может приобрести особый статус. Однако статус, приобретённый лишь этим путём, имеет негативный оттенок («Чего он достиг в жизни?» «Ну, он заядлый турист»).

И всё же осмотр достопримечательностей — это редкий момент единения с миллионами других людей.

Посетители Йосемитского и Йеллоустонского национальнх парков стоят там же, где стояли американские президенты, и любуются теми же чудесами природы, которыми любовались они. Посетители Лувра бродят по тем же залам, по которым ходил Наполеон. Я и сам стоял на том месте, где бог Кришна ступил на гору Шраванабелагола. Какое это имеет значение? Иногда почти никакого. Неподвижно стоять — стандартная поза туриста.

Туристы как правило замирают перед величием момента. Один исследователь раздал туристам диктофоны и попросил, чтобы они записали свои ответы на следующие вопросы: «Что вы сейчас ощущаете? Опишите свои переживания в мельчайших подробностях» и «Что самое приятное и волнующее в этом опыте?» Положительные комментарии преимущественно касались удобства оборудования в использовании. Отрицательные были связаны с робостью и смущением. Один участник отметил: «Я чувствовал себя глупо и смущался из–за того, что я говорил». Другой сказал: «Окей, я нажимаю кнопку и начинаю говорить. Но если я не знаю, что сказать дальше, должен ли я остановить запись, пока мне что-то не придёт в голову?» Могли ли эти туристы сказать или сделать что-нибудь, что бы обогатило или обеднило их опыт перед достопримечательностью?

©Dean MacCannell

Оригинал можно почитать тут.