Дискурс выигравших и проигравших в российских трансформациях
«Успешные» и «неудачники» — это и моральные категории? Публикация Центра изучения кризисного общества
Е.Н. Данилова,
«Выигравшие и проигравшие» — идеологическая конструкция, которая влияет на идентичность и поведение людей, задает представления об успехе. Немалую роль в [ее] воспроизводстве сыграли экспертное сообщество, обществоведы, прежде всего экономисты и социологи. В проводимых реформах нельзя не заметить доминирующей идеологической подоплеки при видимом политическом плюрализме идеологий.
Неолиберальная концепция человека свободного рынка базируется на понимании «самодостаточного индивида», предполагающего, что сам в состоянии властвовать над своей жизнью и устанавливать отношения с себе подобными. Проблемы и неудачи, например, безработица или бедность, представляются как зависящие исключительно от недостатка усилий и предпринимательских способностей человека (недостаточное вложение сил и средств в развитие собственного человеческого капитала, в том числе, путем повышения образования, укрепления здоровья) вне связей с недостатками системы.
«Победители» в задаваемом дискурсе — те, кто сразу расшифровали модус функционирования свободного рынка. При этом те, кто «выиграл», имели, как правило, лучшие стартовые условия, способности и средства, больший социальный и культурный капитал, встроенность в сети. Собственно поэтому они и «выиграли».
В публичном пространстве возникли интерпретации «выигравших»; им, выигравшим, начали приписываться «прогрессивные» черты. Напротив, считается, что «прогрессивные» черты не могут преобладать среди тех, кто оказался непригодным, необразованным, «несовременным», не в состоянии адаптироваться. «Лузеры» сконструированы как Другие. Проигравшие виноваты сами.
Победителю в борьбе за материальный успех противопоставлен проигравший. Чувство превосходства одного сосуществует с чувством социальной зависти (рессентиментом) у другого. Считается, что состояния депривации характерны для поколений, социализированных при советском режиме. Надежда радикалов-реформаторов была на то, что поколения «совков» отомрут, появятся новые — без рессентиментных ощущений. Но, как бы цинично это ни звучало, воспроизводство «винеров» и «лузеров» продолжится. Задача доминирующего дискурса и состоит в легитимации социального неравенства.
Роль обществоведов в формировании дискурса. В российской литературе представления о «хорошем собственнике» соседствуют с описанием «недостаточно эффективного простого советского человека». Можно задать вопрос, почему проигравшие — бедные, а также учителя, военные, крестьяне, рабочие, — помечены и сконструированы как Другие. Создание «нижних категорий» людей — интеллектуальный процесс, который разделяет такую логику и способ мышления, узаконивает политическую практику и политику. С одной стороны, интеллектуалы делают это, чтобы отмежеваться от них, тем самым «примкнуть» к стану победителей, с другой, чтобы указать на необходимость их перевоспитания. «Лузеры» должны быть дисциплинированы в соответствии с представлениями о новой «нормальности».
С неолиберальным дискурсом связываются задачи воспитания «гомо экономикус» вместо «гомо советикус». Надежды проецировались на фигуру хозяина и предпринимателя. Однако автоматически по мере реализации реформ этого не происходит. Показательны недоумения в ожиданиях российских экспертов: «вопреки ожиданиям, не произошло быстрейшего, разом, избавления от советской бедности и униженности, бессилия и несвободы, второсортности и двоедушия» [Дубин].
В публичном и научном дискурсе с ментальностью, «характером», «культурой» часто связываются провалы реформ, недостаточный рост эффективности, слабость конкуренции и мотивации труда. Буховский [Buchowski, 2006] пишет, что в маневрах интеллектуалов, обращенных к экономическому либерализму, и сторонников теории модернизации, есть несколько типичных характеристик, которые ведут к такому дискурсу, при котором в категорию лузеров могут попасть народы и территории. В России в той же логике представляется человеческий материал, доставшийся в наследство от советской эпохи.
Показателен анализ результатов Европейского социального исследования (ESS): «Для воспитания российского общества в духе открытости изменениям и заботливого отношения к окружающим людям и природе нужна долговременная культурная политика, соизмеримая по масштабу задач с известной “программой прогрессивных изменений культуры”, сформулированной Л. Харрисоном». Парадоксально и заявление, что «российская культура критически утратила эффективность. Данная истина табуирована к осознанию и произнесению» [Яковенко, 2012].
По мнению Хеллмана, государству в переходном периоде важно не только сохранить автономию от давления групп проигравших. Но еще важнее, оно должно защищаться от возможного нарастающего давления групп «победителей». Тормозят реформы скорее не организованные группы проигравших, а
Сети выигравших и сети «носителей знаний» оказываются взаимосвязанными. Каждая властная группа связана со своей сетью легитимирующих ее положение «носителей знаний». При этом гегемония неолиберализма в официальной идеологической риторике в современной России сильно замаскирована. Более того, в ней постоянно звучат «мантры» о социальном государстве. Российский капитализм выглядит как двуликий Янус: неолиберальные реформы проводятся государственно-административным классом и олигархией, но под маской социального государства.
Первая иллюзия состоит в твердом убеждении части правящей экономической элиты в успешности неолиберальной модели и способности рынка решить все социальные и экономические проблемы. Притом что большинство правящей элиты живет за счет перераспределения государственного бюджета и поддержки государственных компаний, а рыночные условия и механизмы крайне неразвиты, догма «эффективности рынка» не подвергается сомнению и составляет основу целеполагающей риторики о реформах.
Другая иллюзия опирается на веру населения во все еще патерналистское государство, которое заботится о социальном благе. Социальная составляющая постоянно преподносится в официальной риторике как основная в политике государства; делаются ссылки на то, что государство по Конституции остается социальным.
Оба представления встроены в официальный дискурс. У Грамши есть понятие transformismo, которое связано с тем, что идеи контр-идеологии могут кооптироваться в доминирующую или гегемоническую идеологию, тем самым уменьшая власть контр-идеологий. Примером может быть идея социальной справедливости, воспринятая правящей партией России из левых движений, или появление либеральной платформы внутри этой партии.
Сопротивление либеральным реформам идет именно от «победителей», не от «проигравших», описанных как негодные по своей природе для реформ. Тяготы перемен перераспределяются таким образом, что основная их доля падает на наиболее уязвимые группы населения. Проигравшие вряд ли составили бы серьезное сопротивление реформам не только потому, что ресурсов и «энергии масс» не хватало на самоорганизацию в начальный период реформ, но и потому, что довольно значительная часть граждан продолжали быть психологически деморализованы, демобилизованы, апатичны. Просматриваются последствия дискурса, который превращает целые слои населения в неспособных «лузеров», стигматизируя и маргинализируя их… За последние годы и успешные группы испытывают все больший дискомфорт и сумбурное недовольство, поскольку определены пределы роста и правила игры, не сообразующиеся ни с принципами рыночной экономики, ни с принципами социального государства. Реально выигравшими в сравнении видятся уже не они сами, а только представители административного класса.
Дискурс выигравших и проигравших ведет к размежеванию и закреплению противоборствующих ценностей в массовом сознании. В масс-медиа и блогосфере это выражается во взаимных обвинениях и появлении сленговых выражений, маркирующих выигравших и проигравших.
В России особенно сильна демонстрационная сторона успеха. Выигравшие демонстрируют свой успех, а СМИ тиражируют. Л.Г. Ионин пишет об особом бесстыдстве богатых в России. Они, не скрывая богатства, «наоборот сознательно делают себя мишенью масс-медиа». В итоге, выигравшие не имеют ничего общего с тем, что предлагают либеральные идеи и ценности. Образ победителей не отвечает и рыночным идеалам.
