Прошло уже более 20 лет с момента выхода первого фильма классической трилогии «Матрица». Сейчас философы и ученые всерьез рассуждают о симуляции и ценности симулированных объектов. Философы Антон Кузнецов и Полина Ханова обсудили философию трилогии фильмов «Матрица» и попытались разобраться, почему Морфеус — диктатор, а Смит — воплощение силы небытия.

Почему мы должны считать, что нужно предпочесть реальность симуляции?

«Примешь синюю таблетку и сказке конец. Ты проснешься в своей постели и поверишь, что это был сон. Примешь красную таблетку — войдешь в страну чудес, я покажу тебе, глубока ли кроличья нора» — это говорил Морфеус Нео.

Какую таблетку выбрать? Морфеус навязывает нам мнение, что нужно предпочесть реальность симуляции. Но почему? Многим кажется, что трилогия «Матрицы» именно про это — нужно отбросить фантомы, лишиться призраков и обмана и пойти навстречу реальности. На первый взгляд кажется, что Морфеус достаточно жестко навязывает свою версию, что действительно нужно немедленно освободиться, потому что в этом в общем-то состоит его задача: он вербует нас. Но прислушайтесь внимательно: «Примешь синюю таблетку, и сказке конец» — «the story ends» — говорит он в исходнике. А «если примешь красную, то попадешь в страну чудес». Следуя букве этого описания, именно то, что Морфеус потом назовет пустыней реальности, — это и есть сказка, это и есть история, это и есть кроличья нора, волшебная страна, какая-то альтернативная фантастическая воображаемая вселенная. Он приглашает Нео в сказку, в историю.

Так или иначе, кажется совершенно неочевидным, почему мы должны предпочесть реальность симуляции. Это дилемма, которая в европейской интеллектуальной традиции совершенно очевидно восходит к Платону. Образ пещеры — это самый очевидный референс, который используется в фильме «Матрица». То есть когда люди вместо истинной реальности видят лишь тени на стене, отбрасываемые истинными предметами. Платон таким образом описывает ту естественную очевидную повседневную реальность, в которой мы все живем. Он говорит, что те предметы, которые мы видим вокруг себя, ощущаем, взаимодействуем с ними, — это только отражение, тени вечных идей. Т.е. по сути, приглашение принять красную таблетку, приглашение выйти в реальность — это приглашение перейти от теней и отражений к тому, что по-настоящему существует. Это пронизывает всю историю западной интеллектуальной традиции.

Но, с другой стороны, здесь есть и другой референс, а именно буддистский образ Майи, образ покрывала, наброшенного на мир. Майя — иллюзия. Хотя с буддистской точки зрения цель состоит тоже в том, чтобы сорвать этот покров с истинного устройства мира, но как раз-таки буддистская версия не гарантирует, что там обнаружится что-то похожее на ту пустыню реального, которую встречает Нео. В идеале там не должно обнаружиться вообще ничего. И это уже дает гораздо более интересный фрейм для обсуждения, потому что в каком-то смысле кроме иллюзий у нас ничего и нет.

Другими словами, когда традиционная западно-европейская философия или отчасти буддистская философия призывает нас прорваться к некой истинной реальности, неважно, как мы ее будем понимать, то проблема заключается в том, что, возможно, прорываться некуда, и мы не вполне можем в действительности отличить симуляцию и реальность.

Теория вложенности матриц

На эту тему после выхода второго и третьего фильма трилогии был большой диспут по поводу так называемой теории вложенности матриц. Теория вложенности матрицы утверждает, что выйдя за пределы матрицы, мы оказываемся просто в другой матрице. И это может насчитывать сколько угодно ярусов, и просыпаться можно многократно.

Но это концептуально в общем-то ничего не добавляет. Интереснее то, что происходит, скажем, в третьей части трилогии, когда свойства матрицы и так называемого реального мира начинают перетекать друг в друга, когда разница между ними уже в самом фильме начинает расплываться. Когда Нео удается провернуть в так называемой реальности те сверхъестественные возможности, которые раньше ему были доступны только в матрице, а в конце третьей части он вообще обретает что-то похожее на астральное тело.

Идея была в том, что Нео мог вытворять всякое внутри матрицы исключительно потому, что он знал, что это матрица, и умел читать ее код. А в третьей части он начинает то же самое вытворять в «реальной реальности». Но и его антипод, агент Смит, тоже вдруг такими способностями начинает обладать. Обычный зритель, кажется, это пропускает, потому что проще придерживаться противопоставления симуляции и реальности, нежели чем увидеть, насколько это противопоставление нами может быть концептуализировано. Как мы вообще можем отличить симуляцию от реальности?

В каком-то смысле человек может сказать: да, действительно, я живу в симуляции. Потому что даже если придерживаться позиции общенаучного здравого смысла — некоего базового уровня представления об устройстве реальности — то немедленно окажется, что каждый из нас действительно живет в симуляции. Потому что что мы воспринимаем в качестве мира? Какие-то цвета, формы, звуки, запахи, вкусы. Строго говоря, ни в каком внешнем мире этого не существует.

«Матрица повсюду. Она окружает нас. Даже сейчас она с нами рядом. Ты видишь ее, когда смотришь в окно или включаешь телевизор и ощущаешь ее, когда работаешь, идешь в церковь, когда платишь налоги. Целый мирок, надвинутый на глаза».

Это говорит Морфеус Нео. Мы не понимаем, какая правда скрывается за матрицей. Потому что если мы прорываемся в какую-то реальность, то глубокий вопрос заключается в том, откуда мы знаем, что мы в истинную реальность прорвались? Во-первых, есть подозрение, что нет критериев хороших о том, истинная наша реальность или нет. Но другой вопрос заключается в том, почему, как дальше Морфеус говорит Нео, мы должны считать себя рабами этой реальности? Мы можем допустить, что реальность симулятивна, т.е. мы живем не просто в объективном мире, а мы живем в мире оценок, кажимости и т.п. Даже эксперименты есть: то, что вижу на столе, например, в качестве объектов, и то, что я не вижу на столе, связано не только с моей способностью видеть, но с моим отношением, что я должен видеть, а что нет. И в этом смысле разные люди видят разные вещи, исходя из в том числе ценностного отношения к миру. И поэтому прорваться к какой-то истинной реальности уже становится сложно. Но должны ли мы тогда себя ощущать как рабы?

Морфеус как диктатор

Интересно обратить внимание на то, что Морфеус сходу объявляет иллюзией. Он не приводит стандартный набор философских примеров про реальность как иллюзию: все эти столы, цвета, запахи, падающие деревья в лесу и так далее. Да, он приводит в пример окно, а дальше идет что? Церковь, налоги, государство. Это совершенно идеологический список. Морфеус пытается представить помимо прочего эту самую реальность как мир без идеологий. Мир, в котором нет каких-то вторичных структур. У Мамардашвили был термин на эту тему: превращенные формы. Превращенные формы — это артефакт марксистской теории, который связан с тем, что так называемые надстройки представляют собой достаточно сложные структуры, которые имеют свойство складываться в некоторые самостоятельно действующие, почти агентные сущности, которые начинают жить независимо от того, чем они порождены, и начинают казаться, по крайней мере, не очень анализирующему наблюдателю, самостоятельными отдельными вещами.

Возможно, Морфеус — просто обманщик. Т.е. помимо того, что он предлагает ложную дилемму между симуляцией и реальностью, потому что непонятно, на каком основании мы разделяем симуляцию и реальность, он еще и обманывает Нео как коммунисты крестьян: говорит, что сейчас будет сказка, сейчас не будет никакой идеологии, церкви, религии, налогов, все будет круто, обобществлено. Так просто не может быть.

Морфеус представляется таким Сталиным, диктатором Матрицы, хотя и кажется, что он освободитель. Но у него совсем жесткая линия: мы — рабы Матрицы, мы должны с ней вступить в бой, мы должны освободить человечество, хотя непонятно, от чего в сущности мы его освобождаем. И это легко увидеть на таком примере. Допустим, Нео живет жизнью клерка. Каждый день похож на другой. Он совершенно один, он выпал даже из какой-то социальной реальности, его как будто даже и нет. И представим, что Нео не такой жизнью живет, а он счастлив. Неважно, по какой причине он счастлив, — может быть, он социализирован, может быть, он какой-то суперспортсмен, президент или успешный философ. И представим, что к такому Нео приходит Морфеус и говорит ему: «Вот так вот, мы живем в Матрице». Что сделает Нео? С какой вероятностью он укажет на дверь Морфеусу?

По большому счету, примерно это же и происходит с одним из побочных персонажей первого фильма, с Сайфером, который идет на сделку с агентами как раз буквально за это. Он говорит: «Я не хочу этой вот реальности, я хочу красивую жизнь. Да, это будет жизнь в иллюзии, но по крайней мере, это будет иллюзия, удовлетворяющая мой запрос на счастье».

Сайфер действительно говорит: «Знаете, что я решил за те 10 лет, что свободен? Счастье в неведении». Эта дискуссия показывает, что неведение является принципиальным. Мы просто маркируем как истинную реальность то, что соответствует ожиданиям. Мы просто выбираем ту жизнь, в которой мы можем реализовать какой-то смысл.

Агент Смит — темный эколог? Антинатализм Смита

Перейдем теперь к агенту Смиту. Он антипод Нео. В знаменитом своем монологе он говорит:

«Я хочу поделиться теорией, которую недавно создал. Я занимался классификацией биологических видов и пришел к выводу, что вы не млекопитающие. Ведь все животные планеты Земля инстинктивно приспосабливаются, находят равновесие со средой обитания. Но человек не таков. Заняв какой-то участок, вы размножаетесь, пока все природные ресурсы не будут исчерпаны. Чтобы выжить, вам приходится захватывать все новые и новые территории. Есть один организм со сходной повадкой. Знаете, какой? Это вирус. Человечество — это болезнь, раковая опухоль планеты. А мы — лекарство».

В сегодняшней ситуации этот монолог звучит еще более актуально и еще более радикально. Это связано с глобальными проблемами, в т.ч. с экологическими: например, глобальным потеплением и с тем, что люди просто-напросто даже не могут договориться о политических мерах в этой связи. Действительно, человечество похоже на самую главную угрозу для живого на планете Земля. В этом смысле агент Смит — первый темный эколог еще задолго до того, как этот термин вошел в оборот.

Тим Мортан, автор концепции темной экологии, в одной из своих последних книг говорит о том, что в человеческой культуре сильно переоценено количество жизни по отношению к ее качеству. Т.е. у нас принято ценить выживание, продолжение жизни, умножение количества человеческой жизни любой ценой, будь то нумерическое или по длине. При этом совершенно не сообразуясь с тем, какого качество этой жизни.

В этом смысле тут интереснее то, что эту позицию высказывает агент Смит. Кто он такой? Он программа. Он часть Матрицы. Но что такое Матрица? Это вопрос, который является скрытым тайным ядром, по крайней мере, этическим ядром всего фильма. В более явной форме он поднимается в приложениях. «Аниматрица» — это сборник из 9 мини-мультфильмов, анимированных в разных стилях, выполненных разными авторами, которые выступают своего рода приквелами, приложением к «Матрице». Они происходят в том же сеттинге, но в других местах, временах и т.д. В частности, там есть мини-анимированная новелла о том, как матрица была создана.

Зачем была создана матрица? Морфеус рассказывал историю о том, что машины хотят использовать энергию, производимую человечеством. В начале первого фильма мы видим драматические колонны с зафиксированными в специальных капсулах человеческими телами, подключенными как раз к Матрице. Но если немножко задуматься, возникает резонный вопрос — зачем? Неужели человеческое тело производит достаточно энергии, чтобы обеспечивать всю машинную цивилизацию? Конечно же, нет. Тогда напрашивается предположение, что машины могли уничтожить человечество и остаться единственной цивилизацией на всей планете. Но они почему-то этого не сделали, они почему-то создали матрицу и тратят огромное количество ресурсов на ее поддержание, на сопровождение этого всего, на техподдержку, на постоянные ее обновления и совершенствования.

Первая гипотеза — непоследовательность сценаристов. Она действительно имеет отношение к тому, как делалась «Матрица». Потому что в изначальной задумке не было идеи о том, что люди питают Матрицу. Это плохая гипотеза. Она не снимает вопрос, почему и зачем в Матрице нужно человечество. Теорий действительно масса.

Кажется, что роль Смита как поставщика этического вопроса — зачем нужно человечество и т.д. — более глобальная. Возможно, Смит в фильме «Матрица» — это чистая сила небытия. Смит говорит Морфеусу следующие слова: «Вы слышите меня, Морфеус? Я буду искренен с Вами. Я этот город ненавижу. Этот зоопарк, тюрьму, эту реальность, называйте, как хотите. Меня просто выворачивает даже ваш запах».

Мы, как антропоцентристы, слышим, что вонь и зловоние идут от людей. Но вообще этот зоопарк — это не только люди, но и Матрица. Это обретает реальную силу в последующих фильмах, когда Смит желает уничтожить все. Он хочет уничтожить программы. Он хочет уничтожить и мир Матрицы. Почему архитектор, создатель Матрицы вступает в некоторый союз с Нео? Потому что Нео объясняет, что если мы не сделаем что-то со Смитом, он уничтожит всех. Смиту противно всякое бытие. Нео в 3-ем фильме, когда находится на платформе в промежуточном месте между мирами, встречает девочку Сати. Он обнаруживает, что эта девочка — плод любви своеобразной программы. Во 2-ой части «Матрицы» мы помним Меровингена, который укрывает программы-изгнаников. Мы узнаем массу интересных деталей, что вампиры и тому подобное — это просто бродящие программы. Мы узнаем, что в Матрице нет иллюзорности. Эти существа, программы, столь же реальны, столь реально живые, как и все остальное. Смиту противно все, этот зоопарк. Когда происходит финальная схватка в 3-ей «Матрице», не остается никого, кроме него. Полное небытие.

Но этот же образ можно перевернуть в противоположный. В каком-то смысле, как раз та самая сцена, в которой Смит говорит о своей ненависти — это же первый момент, когда Смит проявляет то, что мы, как зрители, воспринимаем как человечность. Т.е. он перестает быть для нас программой и становится живым, эмоциональным существом. Это как бы сближает его с людьми с точки зрения зрителя. А с точки зрения внутренней логики самого мира, Смит обнаруживает гораздо больше общего с тем, как он описывает человечество. А описывает он его как вирус. Что он начинает делать в тот момент, когда выходит из–под контроля своего матричного начальства и начинает жить своей жизнью? Он начинает копировать себя. Он становится тем самым вирусом; тем, в чем он обвинял человечество.

Но человечество как раз отличается тем, что есть так называемое диверсити — многообразие форм бытия. Достижение реализации цели Смита в пределе — это конец бытия. Потому что как только он достигает этой цели, то его миссия тоже заканчивается. Как вирус. Когда вирусу уже некуда присоседиться, все, это конец.

Кто такой Нео? В чем его избранность?

Судьбы Нео и Смита довольно сильны переплетены. В такой интерпретации получается, что сила бытия — это воскресший иисусоподобный Нео. Кажется, с ним связана драма свободы. Во-первых, его сначала дурит Морфеус, и Нео выбирает таблетку. Потом Пифия: Пифия на самом деле руководит архитектором, и ее цель вообще не заключается в том, чтобы кого-то освобождать. В конце концов, Нео понимает условность этого всего. Но чтобы ему это понять, ему приходится отказываться от правил и сложного выбора, которые ему навязывают в течение фильма.

Его жизнь офисного клерка, белого воротничка до всего случившегося — это не единственная его жизнь. Нео жил двойной жизнью задолго до встречи с Морфеусом. Он же хакер, он ходит по каким-то техноклубам с красивыми девушками в черной коже и взламывает правительственные сервера, что уже заранее указывает на то, что он, мягко скажем, не обычный японский школьник, которыми полны классические аниме. Он не представляет собой стандартный архетип героя: обычный человек в необычных обстоятельствах. Он необычный человек с самого начала. Хакер — это вообще она из знаковых культурных фигур эпохи нулевых. И, конечно, всего жанра кинопанка. По сути, его основная сверхспособность не в том, что он способен летать, крушить агентов и т.д. А в том, что он способен читать код буквально. Он читает код Матрицы и за счет этого может творить в ней все, что захочет. И в последствии он обретает способность таким же образом читать код так называемой реальности.

То есть он тот, кто вышел из платоновской пещеры дважды: из матрицы и из мира за пределами матрицы. Но кто сказал, что это платоновская пещера? Это самая стандартная и банальная интерпретация происходящего. Идея выхода из платоновской пещеры дважды кажется слишком банальной для объяснения происходящего с Нео во втором и третьем фильме. Более красивая интерпретация заключается в том, что у каждой реальности есть своего рода исходный код, чем бы он ни являлся, и в конечном итоге это роднит матрицу с так называемой реальностью гораздо больше, чем их отличает. От того, что ты умеешь читать исходный код, реальность не становится менее реальной. Мы этого знаем с самого начала. Если тебя убьют в Матрице, ты умрешь и в реальной жизни.

Представим, что человеку прострелили колено. Если он в симуляции, то у него галлюцинация простреленного колена. Что из–за этого меняется? Становится ли ему менее больно? Значит ли это, что он может ходить с простреленным коленом? Вообще ничего не меняется. Тот факт, что это симуляция или не симуляция — это просто довесок.

Это очень напоминает буддистскую притчу об отравленной стреле. Человека ранят стрелой, он лежит и умирает. Или страдает. Вокруг него собираются разные лекари. Один говорит: «Эта стрела сделана из такого-то дерева, ее наконечник выкован из такого-то вида меди». Другой говорит: «В него стрелял кто-то, кого он обидел, он вот туда побежал. Я знаю, почему он в него стрелял» и т.д. Когда дело доходит до последнего лекаря, тот говорит: «Чувак, вытащи стрелу». Понятно, с буддистской точки зрения, мир — это попавшая в нас стрела. Как у Пелевина: «мир — это попавшая в тебя желтая стрела». И в этом смысле абсолютно неважно, каким образом стрела была сгенерирована, по каким причинам, кто ее запустил, реальна она, не реальна. Вытащи стрелу, чувак.