Кризис идеи человека

Одной из главных тенденций нашего времени становится необходимость помещать явления, вопросы, проблемы в планетарный контекст (что обусловлено самим их масштабом). Если совсем недавно на повестке дня все чаще оказывались проблемы локального характера, то сегодня на международных саммитах крупные игроки собираются для обсуждения таких глобальных вопросов, как климатический кризис, угроза пандемии covid-19, риски и возможности развития Искусственного Интеллекта, освоение космического пространства и др.

Французский философ и социолог Эдгар Морен считает, что глобальные вызовы, сотрясающие Землю, неизбежно приведут к реформе мышления, метанойе, что вызовет рождение единого планетарного общества. Это общество будет объединять идея заботы о судьбе планеты.

«Планетарная эра, — утверждает Морен, — вызывает необходимость поставить все в планетарный контекст. Нужна способность воспринимать в глобальном и фундаментальном масштабах комплексный характер проблем человечества». Он справедливо отмечает, что национальные государства бессильны решить проблемы, с которыми нам вскоре предстоит столкнуться.

Выражая солидарность с Мореном, я все же не могу проигнорировать три ключевых момента.

1. То, что национальные государства не решат глобальных проблем, не вызывает никаких сомнений, однако все куда сложнее: их не решит никто — ровно до тех пор, пока не появится человек иной формации. И если уж речь зашла о метанойе, то пусть она означает поворот к целостному, комплексному, холистическому мышлению.

На этом настаивает и сам Морен: «Возвращение целостности мышления является императивом». Но откуда ему взяться без реформы всей образовательной системы? Пока целью образования не станет формирование человека с целостным мышлением (а таким человеком является полимат), ни о какой метанойе, равно как ни о каком планетарном контексте не может идти и речи.

2. Давайте обратим внимание на то, какие люди обсуждают на саммитах глобальные проблемы. Мировые лидеры, крупные бизнесмены, политики. А должны собираться междисциплинарные саммиты, на которых будут присутствовать философы, художники, социологи, антропологи, психологи, эксперты по Искусственному Интеллекту, технологи, историки, медики и т.д.

3. Меня немало удивляет, что среди глобальных проблем современности отсутствует главная. Она даже не была обнаружена и опознана как проблема. Я говорю о кризисе идеи «человека». Почему мы не утруждаем себя тем, чтобы заново поставить вопрос: что такое человек? Человек в эпоху цифровой революции, человек в эпоху умных машин, человек в эпоху слияния биологии и технологии.

Цифровая революция произвела сильнейшие изменения во всех сферах нашей жизни, больше того — в нашем мышлении. Человек, который сегодня утратил свой онтологический статус, — кто он?

Место человека в современном мире

Вместо того, чтобы ответить на этот вопрос, мы бежим в пост-антропологические исследования, придумываем «антропологию по ту сторону человека», восстаем против не угодившего нам антропоцентризма, заигрываем с трансгуманизмом. Но остаемся при этом всего лишь людьми. Людьми без своего места в мире.

Античный грек знал свое место в космосе. Находясь в гармонии с ним, являясь его отражением, подобием, уменьшенной копией, микрокосмом, он знал, что «все полно богов» и боги вмешиваются в дела человеческие. Ему было известно, что он — вместилище божественных сил и, будучи посвященным в мистерии, он знал и то, что, когда он низойдет в Аид и стражи зададут ему вопрос, он произнесет сакраментальную фразу: «Я — Сын Земли и Звездного Неба».

Средневековый европеец, живший в христианской парадигме, знал, что Бог трансцендентен, что между ним, творением, и его Творцом, пролегает пропасть. Он знал, что человек есть пригоршня праха и сосуд для греха, который может приблизиться к Господу, чьим подобием все же является, если встанет на путь Imitatio Dei, а именно — подражания Христу.

Ренессансный человек знал, что Господом он поставлен в центре мира, что он соединяет земное и небесное, временное и вечное.

Во все эти эпохи человеку было известно, в каких отношениях он находится с Богом или богами, какой онтологический статус он имеет. В последующие эпохи произошло неизбежное перемещение человека из центра на периферию, пока не пришли спекулятивные реалисты, создатели новых онтологий, сторонники трансгуманизма и не приравняли человека к вещи, к объекту среди других объектов. Онтологически человек стал неотличим от попугая или газонокосилки. Сама идея человека потерпела крах.

Где теперь наше место? Что такое современный человек? Почему эта проблема не рассматривается как одна из самых важных? Почему она не встраивается в планетарный контекст?

Как мы сегодня ответим на вопрос: каков идеал образованного человека? Явно наш ответ будет сильно отличаться от того, который бы дал античный грек или участник Флорентийской Платоновской Академии. Мы должны понимать причины этих различий.

Что такое гуманитарные технологии?

Михаил Эпштейн, который констатирует кризис гуманитарных наук, отвернувшихся от объекта своего исследования — человека (и его самотрансформаций) и переключившихся на изучение текстов, задается уже в начале своей книги «Будущее гуманитарных наук» двумя важными вопросами:

1. «Можно ли представить, что о новой эпохе в судьбах человечества ХХI века возвестит какой-нибудь философский трактат или филологическое исследование? Не Микрософт или Гугл, не ООН или НАТО, не политики или технологи, а какой-нибудь новый Новалис или братья Шлегели, Байрон, Гюго или мадам де Сталь»?

2. У естественных и социальных наук есть практическая надстройка. У естественных это техника, у социальных — политика. Как быть с гуманитарными? Какова их практическая надстройка?

Давайте размышлять и отвечать на вопросы.

1. Я полагаю, что такое допущение уместно. Тот, кто сумеет в своем т.н. философском трактате не только проанализировать все глобальные смены парадигмы (всякий раз меняющие онтологический статус человека), но и описать контуры новой (а описать — это фактически начать ее проектировать), заложит ее основания. Человек, оказавшийся на периферии исторического процесса, вновь вернется в центр бытия, заново отвоевав свой статус. Однако это будет уже человек иной формации, а именно полимат.

Полимат — это человек, чьи интеллектуальные способности, интересы и деятельность не ограничены одной областью знаний и единственной областью их применения.
Универсальная личность, владеющая широким спектром междисциплинарных знаний.

Именно идея полиматии является трансформационной идеей, которая в корне изменит все сферы нашего существования. Поменяется бизнес, где станет появляться все больше и больше междисциплинарных компаний. Образовательные учреждения, желающие двигаться в ногу со временем, постепенно придут к тому, что проблемы, с которыми мы сталкиваемся, не решаются в рамках узких дисциплин, поэтому и сами образовательные программы неизбежно начнут менять свой вектор, двигаясь к междисциплинарности. В мировой политике появится спрос на генералистов, руководителей с полиматическим мышлением. Аналитические и исследовательские центры также начнут двигаться в направлении междисциплинарного развития, что мы уже наблюдаем на примере AI 100.

Вопрос лишь в том, кто именно напишет философский трактат, который заложит фундамент новой парадигмы — философствующий одиночка или целый коллектив полиматов, желающих поставить знак равенства между мыслить и действовать?

2. Практической надстройкой гуманитарных наук я называю Пайдейю, понимая ее как проектирование «полиматических субъектов» (Design of Polymathic Subjects).

Под «полиматическими субъектами» я понимаю:

• Образовательные учреждения, формирующие полиматов,

• Аналитические междисциплинарные центры (think tank),

• Новый тип человека — полимата, генералиста, мультипотенциала.

Это и есть практическое приложение гуманитарных наук. М. Эпштейн правильно говорит, что у этих наук должны быть свои технологии, и они должны воздействовать на то, что они изучают. Подобное проектирование и есть технологии гуманитарных наук.

Что здесь упускается?

То, что предваряло кризис гуманитарных наук.

Иными словами, кризис идеи человека. От негативной антропологии Гюнтера Андерса (концепция «устаревания человека») до спекулятивного реализма — это путь, по которому мы прошли, чтобы заявить об эпохе Антропоцена, конце человеческой исключительности и т.д. Все это имеет глубочайшие причины, которые находятся за пределами не только технологов, но и многих мыслителей.

Что привело к кризису идеи человека?

Вероятно, первая промышленная революция (18-19 вв.), которая положила конец полиматии. До эпохи промышленной революции междисциплинарность и полиматический образ жизни были нормой, а не исключением. Исключением была как раз узкая специализация! На это не раз указывал Вакас Ахмед, автор книги «Полимат».

Гуманитарные науки отвернулись от человека и переключились на изучение текстов прошлого из–за того, что их прежний объект исследования превратился в жалкое подобие самого себя. Когда в центре их изучения находилась Личность, ни о каком кризисе гуманитарных наук не было и речи. Но исчезновение homo totus и торжество узкого специалиста привели к тому, что гуманитарные науки начали искать себе новый объект исследования. Их кризис — закономерное следствие кризиса идеи человека, который, в свою очередь, стал результатом смещения полиматов на периферию исторического процесса.

Гуманитарные науки должны вернуться не просто к человеку, а к человеку особого типа. И только они в состоянии его не только описать, но и сформировать — благодаря технологии проектирования «полиматических субъектов».

Об этом в следующих публикациях.