Искушение мифом
Посадить древо мифа
Самое опасное и одновременно самое заманчивое искушение — это искушение мифом. Доводилось ли вам испытывать в своей жизни вторжение некой силы, которая не считалась с вашим выбором? Силы, ускользающей от вашего рационального осмысления? Случалось ли вам воплощать какой-нибудь миф, примерять на себя судьбу Прометея или Эдипа?
Не человек ищет миф, но миф ищет человека. Русский поэт Максимилиан Волошин видел каждого человека через призму мифа. Точно так же и Карла Густава Юнга интересовали отнюдь не люди сами по себе, а то, как через них прорываются архетипы. Люди, которые входили в его жизнь, заботили Юнга только если у них было что передать из мира сакрального.
При знакомстве с людьми я люблю задавать вопрос: «Каков ваш миф?» Разумеется, я не жду немедленного ответа, и даже более того — я задаю вопрос не для того, чтобы получить на него ответ. Для меня важно другое — посадить этот вопрос, как семя, в почву вашего ума, а затем предоставить вам возможность самим вырастить древо своего мифа.
Можем ли мы приблизиться к Античности?
Однажды Клод Леви-Стросс признался, что считает себя дверью, через которую в наш мир входят мифы различных культур. Я могла бы сказать о себе почти то же самое, но с одной важной оговоркой: через меня в наш мир входят архетипические силы, которые принимают формы греческих мифов. Или: которые берут себе имена греческих богов. Мое погружение в Античность никогда не носило характера академических штудий и было, как в свое время верно выразился Николай Бахтин, «пламенным, напряженным вживанием» в греческую мифологию, религию, философию.
Но что, если я скажу вам, что всё, что вы знаете об Античности, есть ложь? Наверное, вы решите, что я намерена предложить вам единственно верный взгляд на Античность, объявив все прочие заблуждением? Нет, я не настолько самонадеянна. Но я абсолютно убеждена в том, что вместе мы сумеем приблизиться к Античности. Не как к эпохе, которая осталась в далеком прошлом, а как к живой силе, что продолжает оказывать свое влияние на все последующие эпохи, вплоть до настоящего времени. Когда И.Анненский задался вопросом, способны ли мы понять Античность, он ответил: «Да, способны». Не исследуя, не препарируя, а постигая ее с помощью единственного ключа — художественной интуиции.
Каждый приходит к Античности своим путем. Я расскажу вам, как к ней пришла я. Много лет назад я задумалась над приговорами, произнесенными в 20-м столетии: о «смерти бога» (Ницше), «закате Запада» (Шпенглер), «утрате середины» (Х.Зедльмайр), конце философии…И мне захотелось осмыслить этот конец и узнать, что последует за ним. Для этого мне пришлось выяснить причины появления этих приговоров, а это значило только одно — чтобы постигнуть конец, нужно вернуться к началу. И я обратилась к истоку западноевропейской цивилизации — к Античности. При первом приближении к ранним греческим мыслителям, жившим до Сократа, я поставила перед собой вопрос «Как они мыслили Начало?», и далее попыталась разобраться в том, какой путь прошла Sophia, как и почему ей пришлось уступить место Philisophia и каким образом последняя дошла до финальной точки, где западноевропейские мыслители констатировали ее «конец». Именно через погружение в проблематику Начала я выявила предпосылки появления всех обозначенных ранее приговоров.
Я восприняла греческое преломление Sophia или, если можно так выразиться, греческую эманацию Sophia, как инициатическую Традицию, постепенный разрыв с которой начался уже в конце VII в. — начале VI в. до н.э., с появлением семи легендарных мудрецов, «жрецов Аполлона». Пожалуй, самым важным для меня стало выявление «подмены Начал», как я обозначила сокрытие истины о первоистоках (как один из примеров «подмены Начала» я рассматриваю воззрения Фалеса; гомеровский Океан превращается в единую субстанцию — воду, сохранившую лишь атрибут божественности; интересно, что много позже уже у Мигеля де Унамуно я нашла примечательное высказывание: «Когда вместе с Фалесом из Милета наступил рассвет рационализма, этот философ отверг Океан и Титанов и первоначалом всех вещей провозгласил воду, но эта «вода» была замаскированным богом»).
Фундаментальную роль в моих построениях играет Титаномахия, через призму которой я подхожу и к Гомеру, и к Гесиоду, и к орфикам, и к ранним греческим мыслителям.
С моей стороны это было лишь первым приближением к истокам европейской цивилизации, и многие высказанные мною гипотезы нуждаются в доработке и, естественно, не претендуют на звание истин в последней инстанции. Это сумма моего опыта, не более.
Время от времени я получаю письма от тех, кто сделал философию своей профессией, но так и не позволил ей стать животворящим пламенем жизни. Они пишут: «А нас, между прочим, учили другому». То же самое постоянно слышит британский философ Питер Кингсли, поскольку его опыт прочтения досократиков оказался для европейских антиковедов чем-то вроде взорвавшейся бомбы или талебовского «черного лебедя», хотя как раз Кингсли, пожалуй, единственный человек, сумевший настолько раскрыть инициатическое измерение наследия ранних греческих мыслителей и, тем самым, сломать узкие рамки классической филологии. К слову, Кереньи понимал классическую филологию как Zuruckfuhrung, «возведение к началу». И главной ее задачей считал выход за границы академической науки и превращение в «экзистенциальную науку», ищущую ответы на вопросы бытия. Я занимаюсь именно этим.
Мое отношение к философии, «любви к мудрости», можно назвать греческим. Я уже не раз обращала внимание на то, что древний грек занимался философией, которая была для него экзистенциальным выбором, формой жизни, способом мыслить, а чтение трудов Гераклита, Ферекида или Эмпедокла — «духовным упражнением» (Пьер Адо), волевой личностной практикой. Философские сочинения мыслителей эллинистической и римской эпохи были направлены не на информирование, а на формирование и преобразование мышления читателей. Пифагор, Платон и Аристотель философствовали перед своими учениками не для того, чтобы снабдить их как можно большим количеством информации; они занимались исключительно формированием умов, открывали перед своими слушателями иные онтологические уровни, другие режимы бытия, фактически они подталкивали их к внутреннему преображению, сравнимому с тем, что переживали посвящаемые в мистерии.
Переосмысление Античности, или Боги, в которых не верят
Постепенно ко мне пришло осознание необходимости переосмыслить основы методологии исследований Античности, подвергнуть критике их фундаментальные принципы. Основной ошибкой современных антиковедов можно назвать доминирующую в их исследовательском методе тенденцию подходить к Античности с «меркой современности». Если это способ сократить историческую дистанцию и приблизиться к миросозерцанию античных греков, то отнюдь не самый удачный. Античная мифология, античная философия, античная драма возникли в «мистериальной Греции», т.е. до заката мистерий, и само собой, почти все ранние греческие мыслители и трагики были посвященными. Брать за точку отсчета интеллектуальное и духовное состояние современного человека, прошедшего и через жернова монотеистических религий, и через атеистическую обработку, все равно что расписываться в своем бессилии понять истоки западноевропейской философии и культуры. Современным антиковедам не приходит в голову искать стигматы мистерии ни в трагедиях Эсхила (который едва не простился с жизнью
Когда Вячеслав Иванов признавался в том, что является, быть может, единственным человеком, который действительно верит в греческих богов, он говорил абсолютную правду. Он верил в Диониса, создавая свой фундаментальный труд, вдохновивший весь Серебряный век. Он верил, тогда как «они» (имя им легион) — не верили. Потому так мертвы их «медицинские отчеты» об Античности. Разве могут бесчисленные специалисты повторить вслед за нашим учителем Фридрихом Ницше: «Греческий мир как единственная и глубочайшая возможность жить» или «Единственная форма жизни для меня греческая»?
Когда Ницше завершил свой первый труд «Рождение Трагедии из духа музыки», и классические филологи того времени, знающие лишь научные штудии, ознакомились с этой книгой, они подвергли ее строгой критике. По их мнению, Ницше умудрился выдумать какого-то “своего” Диониса, сильно отличавшегося от принятого в кругах классических филологов. Безусловно. «Свой Дионис» был философствующим богом, учителем, грядущим судьей, который вынесет приговор культуре, образованию и цивилизации. Ницше признавался:
В молодости я встретил опасного бога и никому не хотел рассказывать, что тогда произошло в моей душе — как хорошего, так и плохого. Так я постепенно научился молчать, как учатся говорить, чтобы уметь молчать о главном.
Вальтер Отто, отвечая на обвинения в адрес Ницше, совершенно верно заметил, что эти критики не вправе даже писать о богах, в которых они не верят. Ницше в них верил. Верил в них Гельдерлин, верил Вячеслав Иванов, верил Максимилиан Волошин, верил Евгений Головин, который смотрел на греческий мир без
У Павла Флоренского есть замечательный труд «Из истории античной философии». Православный мыслитель пишет книгу об Античности. Казалось бы, чего здесь можно ожидать? По всей видимости, пристрастного изложения. Однако Флоренский рассуждал так: как христианин я сейчас, в сущности, должен осуждать древнюю философию и называть языческих богов «бесами», но в таком случае я вообще не имею права прикасаться к этому наследию, — чтобы писать об античной философии и религии, я сам должен на это время стать древним эллином (к слову, так его и называл Сергий Булгаков — «древний эллин»). И Флоренский действительно становился эллином, и труд “Из истории античной философии” может быть образчиком для всех православных мыслителей, пишущих о дохристианских религиозных учениях. Сразу вспоминается справедливое замечание Дитера Лауэнштайна относительно исследовательского подхода Виламовица и Нильссона, вознамерившихся проникнуть в таинства Элевсина:
…филолог-классик фон Виламовиц и археолог Нильссон — были духовно далеки от сего предмета. И тот и другой при всей учености и славе страдали слепотой, что обнаруживается и в их суждениях о не столь древних и более доступных свидетельствах. Так, они писали объемистые труды о Платоне и древнегреческой религии, но сами не были ни мыслящими платониками, ни людьми мало-мальски религиозными.
Бахофен был убежден в том, что «ученый должен быть способен полностью оградиться от идей своего времени, верований, которыми они оплетают его дух, перенести себя в эпицентр совершенно отличного по своему образу мысли мира. Без такого самопожертвования не достичь успеха в изучении античной мысли». Ему же принадлежат слова: «Мне, скорее, следует быть антиком, чем современником, когда я исследую античность. Мне, скорее, следует искать правду, нежели угождать мнениям моего времени».
Так или иначе, свои представления об Античности мы получили либо от «страдающих слепотой» атеистов, либо через призму христианского мышления (византийская культурная традиция), но не от самих греков, а соответственно, мы ничего не знаем об Античности как таковой. Винкельман дал нам другой ее образ — Античности спокойной, «прирученной», не опасной, но
И когда я слышу, что через мои тексты или лекции людям удается соприкоснуться с Античностью как с живой силой и открыть для себя Миф не как «вымысел» или «сказку», а как то, что живет сквозь них прямо здесь и сейчас, я понимаю, что мои старания не были напрасными.
Нуменология
Долгое время я не знала, как назвать мой подход к Античности. Лишь недавно пришло понимание: нуменология (от от лат. numen — божественное волеизъявление, божество и др.-греч. λόγος — учение). Это означает, что:
1. Я придерживаюсь интерпретации мифа как нуминозного опыта: миф есть выражение божественной реальности. Так подходил к мифу, например, Вальтер Отто.
2. Я приближаюсь к древней философии исключительно через мифологию, а значит, ищу как в досократическом наследии, так и в наследии Платона (Сократа) и неоплатоников следы нуминозного опыта. Как писал Флоренский: «Чтобы понять смысл философемы, надо уразуметь мифологему, лежащую в ее основе».
3. Я даю опыт вживания в Античность. Не отстраненного изучения, а исключительно вживания. Чаще всего я делаю это посредством искусства. Много лет назад я, будучи юной любознательной девушкой, взяла в свои руки книгу Фридриха Ницше «Рождение Трагедии из Духа Музыки» и открыла для себя божественный танец Аполлонического и Дионисийского начал. С тех самых пор я ищу их многоликие проявления в мировом искусстве: в театре, в музыке, в танце, в литературе, в живописи, etc. Философ Ницше предупреждал нас, что мы не сможем познать греков до тех пор, пока не поймем, что такое Дионисийское начало.
В отличие от Аполлонического, являвшего себя в состояниях спокойного разумного сознания, Дионисийское выражалось в исступлении и душевных аномалиях. Это искусство было призвано «потрясать душу, испытывать и воспитывать ее священным ужасом», как говорил Вяч.Иванов.
Меня поражало, что до сих пор не написано ни одного обстоятельного исследования на тему «Дионисийское и Аполлоническое начала в искусстве». Не стану спорить, существует немало статей, посвященных Дионису и Аполлону в театре, в творчестве отдельно взятых художников и т.д. Но не существует целостного труда по МЕТАФИЗИКЕ ИСКУССТВА, где бы рассматривалось проявление Аполлонического, Дионисийского и, прошу заметить, Титанического начал в различных видах искусства.
И я решила, что пора исправить эту ситуацию.
Уступить искушению мифом
Осенью я запускаю открытый исследовательский проект под названием «ИСКУШЕНИЕ МИФОМ». У этого проекта две цели:
1) Формирование уникального творческого и интеллектуального сообщества, куда войдут те, кто любят искусство и те, кто его создают: режиссеры, актеры, композиторы, художники, историки искусства, философы, дизайнеры, фотографы и т.д.
2) Написание и издание книги «ИСКУШЕНИЕ МИФОМ», авторами которой станут участники проекта.
Тема Аполлоническое и Дионисийское начала в искусстве интересует меня много лет, я десятки раз обсуждала ее в кругу друзей, я публиковала в сети тексты, и я совершенно убеждена в том, что в этой теме не может быть поставлена точка. Есть темы, которые поднимают вопрос не для того, чтобы получить один единственный ответ и на этом закончить. Эти темы отличаются тем, что они находятся в непрерывном развитии. Это процесс — творческий, интеллектуальный — в который могут включаться самые разные люди, тем самым делая этот процесс почти бесконечным. И такой процесс я хочу начать.
И я не только предлагаю вам свои размышления на тему Аполлоническое и Дионисийское начала в искусстве, я приглашаю вас к диалогу. После каждой новой live-лекции (offline), после каждого видео вы сможете присылать мне свои вопросы, свои мысли, свои возражения, свои дополнения, а я буду на них отзываться. Таким образом мы дадим развитие этой непростой и очень важной теме.
Те, кто посещали мою ридинг-группу по текстам Гомера, хорошо знают, как проходят мои интерактивные лекции, и насколько живая атмосфера на них царит. На этот раз проект куда более масштабный. Я буду подключать к диалогу и российских, и западных деятелей искусства. После каждой лекции в сети будут появляться тексты на соответствующую тему, короткие видео, обсуждение в Club House, циклы интервью с современными композиторами, художниками, режиссерами, хореографами и др. Более того, я буду ждать ответных текстов и видео от слушателей и зрителей. Таким образом, мы будем по кирпичикам создавать большое здание нашей будущей книги.
Если вы введете в поисковую строку запрос «Аполлонические и Дионисийское», вы получите примерно следующее: Аполлоническое начало — это пластическое искусство образов, Дионисийское — непластическое искусство музыки. Аполлон — мир снов, Дионис — мир опьянения. Аполлоническое — чувство меры, самоограничение, мудрый покой бога — творца образов, а Дионис — буйство, экстаз, опьянение, безумие и восторг.
Не могу порадовать вас тем, что буду придерживаться этих трактовок. При этом я не хочу сказать, что нашла единственно верное определение Аполлонического и Дионисийского начал в искусстве. Я лишь говорю о том, что имеющиеся трактовки кажутся мне недостаточными.
Античность — живая сила
Как и Иннокентий Анненский, я считаю, что мы можем понять Античность посредством художественной интуиции. А для этого нам придется научиться переживать (а не изучать) миф. Переживать не как вымысел, а как живую реальность, как событие внутреннего сокровенного опыта — личного по своей основе и сверхличного по своему содержанию. Мифические структуры пронизывают все наше существование, но мы перестали их замечать, мы больше не распознаём в них архетипические модели.
Как мы, современные люди, воспринимаем Античность? Что для нас Античность? Одна из прекрасных эпох, которые были и остались в далеком прошлом, или же Античность — это живая сила, чье влияние мы ощущаем до сих пор? Для меня Античность — живая сила. Поэтому и наши встречи в рамках проекта «Искушение мифом» будут носить неакадемический характер. Строго говоря, это не лекции, это интерактивный диалог (полилог), в котором нет лектора-учителя и молча внимающей аудитории. Здесь каждый — активный участник. И путеводитель по Античности мы напишем вместе с вами. Для этого нужно только одно –
УСТУПИТЬ ИСКУШЕНИЮ МИФОМ
