Альфред Эвдард Хаусман (1859–1936), прославившийся в родной Великобритании сборником «Шропширский парень», поэт в России далеко не самый известный. Его переводили, но мало и, к сожалению, не всегда убедительно. Оно и понятно. Уместить в невероятно емкий пяти-, четырех-, а местами и трехстопный ямб весь набор образов, аллюзий, топонимов и прочих «переводческих сложностей» в русском языке практически невозможно.

«Шропширский парень», изданный в 1896 году, может показаться искушенному читателю немного наивным, недостаточно новаторским, старомодным даже для конца XIX века, но в (видимой) простоте и сокрыта вся прелесть этих старых стихов о главном. Темы Хаусмана — это любовь, часто неразделенная; радость жизни и неизбежность смерти; чувство долга и идиллическая красота родного края, который, как выясняется из биографии поэта, вовсе и не родной (стихи о Шропшире, в котором поэт прежде не бывал, написаны в Лондоне).

Настоящие переводы — это попытка заново, а по большому счету и просто открыть Хаусмана для тех, кто любит и читает «классические» стихи, но не владеет английским настолько, чтобы проникнуть в лаконическую глубину хаусмановской лирики и полюбить его печальную поэтику, пусть даже печаль эта далеко не всегда светла.

***

 

Другим деревьям вишен красоту

Не превзойти, когда стоят в цвету

Вдоль троп лесных, когда облачены

Все в белое — под Пасху, в честь весны.

Из мне отмеренных семидесяти лет

Уж двух десятков и в помине нет,

Коль от семидесяти весен их отнять,

Останется всего десятков пять.

Смотреть же, как в цвету они стоят,

Это так мало — весен пятьдесят,

Поэтому в леса я прибегу,

Смотреть на вишни — когда все в снегу.

***

Побудка

Встань! Ночного небосвода

Берег снова посребрен,

Огненный корабль восхода

Озаряет небосклон.

Встань! В прах купол разметало,

Что над миром мрак простер,

На востоке — дня начало,

В клочья порван тьмы шатер.

Поднимись, сна вышли сроки,

Утро в барабаны бьет,

Слышишь зов дорог широких?

Собирайся же в поход!

Земли дальние взывают,

Манят страны, города,

Тот, кто сердцем все познает,

Не родится никогда.

По утрам ко сну охота

В солнечных лучах вредна,

Не к добру в обед дремота.

Пробуждайся ото сна!

Кровь не ведает покоя,

Пока дышишь во всю грудь.

Встань: ты выспишься с лихвою,

Как окончится твой путь.

***

Цветет повсюду зверобой,

Нам шепчет первоцвет

О луговых часах весной –

Им повторенья нет.

Позволь букет тебе собрать,

В полях пройтись вдвоем.

— Не бойся, под руку бери.

«Пойдем, друг мой, пойдем».

Нужны для счастья дни весны,

Весной златится кровь,

Парень и девушка должны

Любить, пока мир нов.

Цветут и дважды травы, но

Нет краше свежих трав.

— Мне можно ли обнять тебя? –

«Ты прав, друг мой, ты прав».

Увы, хватает и воров,

Не всякий — джентльмен,

Сорвал цветок и был таков,

И ничего взамен.

Ты сердце береги свое

От тех, кто словно тать,

Моя любовь — тебе одной.

«Как знать, друг мой, как знать».

Доверься мне, мой милый друг.

— Наш город так далек.

Не сесть ли нам? Как зелен луг!

— Сама жизнь суть цветок.

Тех, чья любовь чиста, честна,

Минует грусть пускай.

Прошу же, сжалься надо мной, –

«Прощай, друг мой, прощай».

***

Когда юноша грустит,

Бледен от тоски и тих,

Дева, можешь ты спасти

От печалей скорбных сих.

У него любви хвороб

Ты купи: унылый вид,

Тусклый взгляд и хмурый лоб, –

Если при смерти лежит.

Ночью продают и днем

Свои хвори, полюбив.

Ляжешь ты, грустна, потом,

А влюбленный будет жив.

***

Встань с полуночного ложа

И, услышав, дверь открой:

Те, кого тоска днем гложет,

Не тоскуют в час ночной;

Ночь возлюбленным в подмогу;

А раз завтра мне в дорогу,

Сжалься надо мной.

То, куда идти пора мне,

В дом далекий, где мне спать…

Здесь ложиться мне на камни,

Не на мягкую кровать;

Грудь, что мне травою сжало,

На другой груди лежала,

Прежде чем суглинком стать.

***

Когда мне было двадцать,

Мудрец мне дал совет:

"Дари другим гинеи,

А свое сердце — нет;

Можно дарить рубины,

Любовь нельзя дарить".

Но с тем, кому лишь двадцать,

Что толку говорить?

Когда мне было двадцать,

Еще сказал мудрец:

"Своя цена бывает

У всех людских сердец,

Расплата — твои вздохи

И грусть, что не пройдет".

Теперь я это понял,

Мне двадцать один год.

***

В глаза мне не смотри, в них ты

Увидишь отражение себя

И, разглядев любезные черты,

Ты влюбишься и пропадешь, как я.

И если уж угодно так судьбе,

Чтобы вздыхать кому-то до зари,

Зачем же вслед за мной тебе

Сгорать? В глаза мне не смотри.

Так юный грек, которого ничьей

Любовью было не прельстить, как говорят,

Однажды посмотрел в лесной ручей

И отвести с тех пор не может взгляд.

И там, когда луга цветут весной,

Понурив голову, печально глядя вниз,

Стоит — жара ли, дождь ли проливной –

Не юный грек — цветок, нарцисс.

***

Кивнет, затем поклонится учтиво,

А стихнет ветер, распрямится вновь –

То над влюбленными колышется крапива,

Которых в петлю привела любовь.

Растет крапива, ветер дует над могилой,

Но неподвижно человек лежит в земле,

Свою могилу сердцем возлюбил он,

Когда нашел спасенье от любви в петле.

***

По улице шаги гремят,

И мы глазеть бежим,

Вдруг на себе поймал я взгляд,

Смотрел солдат один.

Мой друг! Нас этот мир большой

Свел вместе в первый раз,

Но так велик он, что стеной

Навек разделит нас.

Не поболтать нам по душам,

Ты дальше держишь путь,

Но жив иль мертв ты, трезв иль пьян,

Солдат, счастливым будь!

Перевел Михаил Грачев.