Пришло время трансмодерна, меняющего устоявшиеся за последнее 500 лет конфигурации колониальности и ее проектов, модерна, постмодерна и альтермодерна. В центре этой перестройки находится творческий потенциал, сосредоточенный/распространяющийся из незападного мира и его политические следствия — независимые мысли и деколониальные свободы, охватывающие все сферы жизни. Деколониальность знания и бытия — два понятия, введенные рабочей группой «модерность/колониальность/деколониальность» в 1998-ом, — сталкиваются с деколониальной эстетикой, чтобы объединить различные генеалогии ре-экзистенции[2] в художественных практиках по всему миру.

(Транснациональные) идентичности в политике[3] вдохновили планетарную революцию знаний и ощущений. Творчество визуальных и акустических художни_ц, мыслитель_ниц, куратор_ок и искусных мастер_иц письменного слова подтверждает существование множественных и транснациональных идентичностей в политике, заявляя о своей борьбе с глобальными имперскими тенденциями к гомогенизации и стиранию различий. Утверждение идентичностей равносильно гомогенизирующим тенденциям глобализации, которые альтермодерность прославляет в качестве «универсальности» художественных практик. Этот универсализм уничтожает изумительное разнообразие творческого потенциала человека и разнообразие его традиций. Вместо того чтобы воспевать различия, он неизменно присваивает их.

Деколониальн (ые) эстетик (и) и в целом деколониальност (и) ведут борьбу за освобождение чувств и ощущений, застрявших в ловушке модерности и ее темной стороны — колониальности. Деколониальност (и) поддерживае (ю)т интеркультуральность[4] (задуманную и осуществляемую организованными общинами) и дистанцируется от мультикультурализма (задуманного и внедряемого государством). Пока мультикультурализм поощряет политику идентичности, интеркультуральность содействует появлению транснациональных идентичностей в политике. Мультикультурализм регулируется государством и некоторыми аффилированными НКО, тогда как интеркультуральность создается сообществами, которые постепенно дистанцируются от воображаемого государства и мультикультурализма. Интеркультуральность помогает воссоздать идентичности, которые сначала либо отрицались, либо хотя и были признаны, но замалчивались дискурсами модерна, постмодерна, а теперь и альтермодерна. Интеркультуральность — это празднование житель_ницамиар пограничья[5] совместного существования на границе и за ее пределами. Трансмодерновые деколониальные эстетики интеркультурны, интерэпистемичны, интерполитичны, интерэстетичны и интердуховны, а также неприменно связаны со взглядами, направленными с глобального Юга и того, что считается Восточной Европой.

Массовая миграция из бывшей Восточной Европы и Глобального Юга в страны Западной Европы (нынешнего Европейского союза) и США привела к превращению колониальных субъектов в акторов деколониального дистанцирования. «Мы тут, потому что вы были там», — контраргумент против риторики модерности, а транснациональные идентичности в политике — тому прямое следствие, они бросают вызов самопровозглашенному имперскому праву называть и создавать (выстроенные и искусственные) идентичности посредствам замалчивания или банализации.

Жизненный опыт, воплощенный в деколониальных процессах в рамках матрицы модерности, противостоит индивидуализму и стремлению к порядку, которые пронизывают страхи постмодерных и альтермодерных индустриальных обществ. Деколониальност (и) и Деколониальн (ые) эстетик (и) играют важную роль в сопротивлении миру, переполненному товарами и «информацией», которые захватывают жизненное пространство «потребителей» и сковывают их творческий и имагинативный потенциал.

В рамках различных генеалогий ре-экзистенции «художники» подвергают сомнению присвоенные им роли и имена. Они осознают ограничения, наложенные на них евроцентричными концепциями искусства и эстетики. Они участвуют в политическом формировании транснациональных идентичностей, восстанавливая те идентичности, что были дискредитированы современными системами классификации и изобретенными ими расовыми, сексуальными, национальными, языковыми, религиозными и экономическими иерархиями.

Они сорвали чадру с нарративов, утаиваемых колониализмом, и по-новому представили эти истории в белом кубе[7] и его подобиях, пространствах модерности. Они обитают в границах, чувствуют в границах, работают в границах, они стали движущей силой трансмодерного мышления и деколониальн (ых) эстетик (и).

Деколониальные трансмодерности и эстетики решительно отвергают все разговоры и убеждения об универсализме, будь они новые или старые, и тем самым утверждают плюриверсализм, отказывающийся от всех претензий на «единую» истину. В этом отношении деколониальная трансмодерность поддерживает идентичностей, действующих политически, и бросает вызов политике идентичности и самопровозглашенной универсальности альтермодерности.

Представитель_ницы[6] творческих профессий, активист_ки и мыслитель_ницы продолжают подпитывать глобальный поток деколониальности, движущийся в направлении трансмодерного и плюриверсального мира. Они восстают против разделений, осуществляемых через колониальные и имперские различия, придуманные и подконтрольные проектам модерности, чтобы стереть эти различия и добиться «жизни в гармонии и в изобилии» разнообразных языков и деколониальных нарративов. Искусства и эстетика — главные источники зарождающихся деколониальных и трансмодерных политических обществ.

Эти художни_цы используют то, что можно назвать «идейным наследием» Бандунгской конференции (1955). Она объединила 29 стран Азии и Африки и привела к созданию в 1961 году Движения неприсоединения (Non-Aligned Movement), в которое вошли бывшие страны Восточной Европы, бывшего советского блока и Латинской Америки.

В результате Бандунгской конференции появилась возможность мыслить другие миры, выходящие за рамки капитализма и/или коммунизма, для поиска и формирования третьего пути, не капиталистического и не коммунистического, а деколониального. Сегодня это идейное наследие принято за пределы государственной сферы для понимания новых форм ре-экзистенции и автономии на границах модернового/колониального мира. Деколониальная метафора сапатизма — «мира, в котором со-существуют множество миров» — подразумевает плюриверсальность как планетарный проект и требует учета разнообразных представлений о том, как зарождающееся политическое общество может чувствовать, воспринимать и конструировать себя на глобальном уровне.

Деколонизация эстетики ради освобождения эстезиса стала повсеместной и охватывает все сферы производства знаний. Мы стали свидетелями постоянных эпистемических сдвигов в научных дисциплинах и искусстве, усиливающих процессы деколонизации внутри и за пределами ключевых элементов колониальной матрицы власти.

Деколониальные мысли и праксисы направлены на то, чтобы продолжать заново вписывать, воплощать и подчеркивать достоинства тех способов жизни, мышления и чувствования, которые были насильственно обесценены или демонизированы колониальными, имперскими и интервенционистскими инициативами, а также внутренней критикой постмодерна и альтермодерна.

Аланна Локвард

Роландо Васкес

Тереза Мария Диас Нерио

Марина Гржинич

Таня Остожич

Далида Мария Бенфилд

Рауль Моаркеш Феррера Баланкет

Педро Лаш

Нельсон Мальдонадо Торрес

Овидиу Тичинделеану

Мигель Рохас Сотело

Вальтер Миньоло

Воскресенье, 22 мая 2011 г.

контекст

В сентябре 2009 года в Музей современного искусства Барселоны открылась выставка «Модернологии». Эта выставка состоялась через три месяца после открытия другой выставки — «Альтермодерн» в британской галерее Тейт.

В ноябре 2010 года в Боготе, Колумбия, открылась выставка «Деколониальная эстетика».

С 4 по 7 мая 2011 года в Университете Дьюка были организованы выставка и семинар «Деколониальная эстетика».

Встреча открыла коллективное обсуждение того, как деколониальная трансмодерность и эстетика бросают вызов колониальности как темной стороне — модерности, которая по-прежнему игнорируется постмодерном и альтермодерном.

Мероприятия в Музее современного искусства Боготы и в Университете Дьюка[8] задумывались как реакция на нынешнюю европейскую озабоченность модерностью. Впрочем, за пределами западноевропейских и американских дискурсов, основной проблемой остается колониальность, темная сторона модерности, и ее следующие воплощения в пост- и альтермодерне. Хотя модерность/колониальность (и ее конфигурации) возникла в Европе, она (насильственно) распространилась по всему миру. В свою очередь, деколониальност (и), зародившиеся в бывших европейских колониях, а затем и в регионах, охваченных империализмом и интервенционизмом США, неуклонно выступает против гегемонии модерной/колониальной матрицы и ее территориальности. Субъекты «колониальности» — колонизированные — открыто заявляют о своих опасениях относительно разрушительных последствий модерности/колониальности, последствий, которые неизменно скрываются за и встроены в такие понятия, как «прогресс», «развитие» и «инновации». Будучи свидетель_ницами, участни_цами и исследователь_ницами этих процессов, мы хотим достичь трансмодерности, чтобы жить в будущем, где мы окончательно преодолеем колониальность, где нами перестанут управлять европоцентристские концепции, стремящиеся нормализировать человеческое бытие и социо-политические динамики. Деколониальност (и) и деколониальн (ые) эстетик (и) ищут демократическое будущее вне западных концепций демократии. Для этого необходимо утвердить, что человеческое достоинство связано с различными формами идентичности и идентификации, и это достоинство абсолютно несовместимо с гомогенизирующими понятиями «культуры» и «универсальности» художественных дискурсов и практик, так широко теоретизируемых модерном, постмодерном, а теперь и альтермодерном.

И хотя были мыслитель_ницы и художни_цы, которые не поддерживали гегемонистскую парадигму и десятилетиями боролись с ней, для альтермодерна все еще не очевидна сложность и важность вопросов идентичности. Что по-прежнему в приоритете, так это «универсальность», описываемая и анализируемая исключительно с точки зрения вклада в модерновый нормативный универсум «эстетики» и «искусства». Который, впрочем, возник не в Зимбабве, Боливии или Сербии.

Следовательно, аргументы альтермодерна основаны на самоочевидной, незримой и всепроникающей европейской (бело-патриархально-христианско-западной) идентичности. Эта молчаливая Норма служит эпистемической почвой для альтермодерной критики вопросов идентичности, и в то же время скрывает свою собственную идентичность как (бело-патриархально-христианско-западный) конструкт. Таким образом, как в наиболее «продуктивные» времена раннего европейского колониализма, так и в периоды модерности/колониальности, а также империализма/интервенционизма, Норма остается неприкосновенной и неоспоримой…

Колониальность больше не занимается производством табака или работорговлей, она на глобальном уровне контролирует финансы, общественное мнение и субъективность, стремясь сохранить и распространить спасительную риторику модерности.

Для деколониальной опции идентичности, идентификация и разрушение связей имеют ключевое значение, поскольку они помогают сконструированным Другим изобличить гегемонистскую легитимность «знания», присущую модерности. Модерность, в свою очередь, отрицает агентность и валидность идентичностей (сконструированных ею же). Национализм возник не в Китае или арабском мире, а в Европе. Другими словами, национализм за пределами Европы является производным явлением — прямым следствием колониальности. Это палка о двух концах, потому что, с одной стороны, национализм в неевропейских странах служит инструментом противостояния западным вторжениям и захватам. В этом плане национализм работает как контраргумент против неолиберальных идеологий, которые ради удобства отказываются от него во имя глобализации и свободной торговли в интересах крупных корпораций. С другой стороны, национализм в этих странах также может служить дискурсивной базой для политических элит, позволяющей держать свой собственный народ в изоляции и эксплуатировать его. Более того, он также может оправдывать имперскую экспансию в других незападных странах. Возникнув на стыке монокультурной глобализации и региональных националистических культур, деколониальность утверждает себя как опция отказа от «глобализма» и национализма посредством политического продвижения (транснациональных) идентичностей, которые выходят за пределами глобализированного рынка, государства, институциональных религий и нормализующей эстетики.

концепт

Деколониальн (ые) эстетик (и) связаны с актуальными художественными проектами, реагирующими на и дистанцирующимися от темной стороны имперской глобализации. Деколониальн (ые) эстетик (и) стремятся признать и открыть возможности для освобождения чувств. Именно на этой территории художники всего мира осмысляют наследие модерности и ее реконфигурации в постмодерной и альтермодерной эстетике.

Эстезис (Aesthesis/Aiesthesis) обычно определяется как «элементарное восприятие раздражения без особого осознания» или как «ощущение прикосновения», связанное с сознанием, сенсорным опытом и выражением эмоций, а также тесно привязанное к процессам перцепции. Эстетика, в свою очередь, понимается как философская теория прекрасного, как рациональный анализ бытия, знания и этики. В этом плане эстетика занимается оценкой «красоты» и «хорошего вкуса», полем деятельности художни_ц. Это определение пришло из Европы XVIII века и может быть описано как эстетика модерности. Последние два десятилетия ХХ века эстетика постмодерности подвергала критике принципы модерной эстетики и утверждала, что постмодернистские эстетические практики способны принимать любые формы, облики или концепции, новые или старые, и допускают другие (не постмодернистские) практики и альтернативные подходы. Совсем недавно, за последние несколько лет, в западные споры вмешалась эстетика альтермодерности. Она утверждает, что постмодернизм устарел и что условиях реконфигурации глобализации зарождается новая модерность. Соответственно, чтобы быть легитимизированными в глобальных потоках, художни_цы должны работать с этим новым глобализированным восприятием посредством трансляции ценностей из своего культурного контекста. Идентичность приносится в жертву во имя глобализированных художественных стандартов.

Деколониальн (ые) эстетик (и) продолжает двигаться в радикально ином направлении, создавая условия для ре-экзистенции деколониальной эстетики/эстезиса (aesthetics/aiesthesis).

примечания

1. Относительно перевода некоторых терминов.

В случае с “estética (s) de/descolonial (es)” авторами было решено использовать круглые скобки для написания одновременно в единственном и множественном числе. В англоязычном варианте, в силу морфологии языка, сохраняется один вариант написания — “decolonial aesthetics”. В русскоязычном переводе был принят вариант «деколониальн (ые) эстетик (и)» — он может быть уточнен и изменен. Кроме того, в испаноязычный версии используются одновременно оба префикса (de-/des-) для выражения понятия деколониальность и деколониальности. В русском переводе для сохранения опциональности принято обозначение «деколониальност (и)».

2. Ре-экзистенция — концепт А. Албана-Акинте (2010), примененный к сообществам африканского происхождения в Колумбии.

3. Важно помнить об отличиях между политической идентичностью, просто идентичностью и идентичностью-в-политике. Первые воспринимаются как сущности, вторые — осознают свою классификацию имперским знанием. Например, когда Фаусто Рейгнада говорит, что он не индеец, а аймара, но они сделали его индейцем, и им, как индейцам, придется с ним мириться (см. статью Вальтера Миньоло “The decolonial option and the meaning of identity IN politics”, 2007: https://gupea.ub.gu.se/bitstream/2077/4500/2/anales_9-10_mignolo.pdf).

Статья Мадины Тлостановой об идентичностях в политике: https://iphras.ru/uplfile/root/biblio/vst/2010/24.pdf

4. Ver Catherine Walsh, Interculturalidad, Estado, Sociedad. Luchas (de)coloniales de nuestra época. Quito: Universidad Andina Simón Bolivar y Ediciones Abya-Yala (2009).

5. Ver Gloria Anzaldúa, Borderland/La Frontera. The New Mestiza (1987). Walter Mignolo, Historias locales/diseños globales. Colonialidad, conocimientos subalternos y pensamiento fronterizo (2000, 2003).

6. Нижнее подчеркивание используется в русском переводе для отхода от грамматического протокола, по которому мужской род является общим. В испаноязычном варианте для этого применяется звездочкам (дополнительные уточнения — http://www.mulabi.org/Interdicciones2.pdf).

7. Основываясь на идеях Брайана О'Доэрти о принципах работы белого куба, Хайме Ирегуи комментирует: «Благодаря своей нейтральности и отсутствию орнаментов, позволяющим изолировать работы от всевозможных посторонних шумов, это выставочное пространство воплощает идеалы модерна. Уже несколько десятилетий произведения, предлагаемые в «нехудожественных» контекстах, нарушают систему «белого куба». Например, предлагая установить диалог с наследием, общественными пространствами, сообществами и различными культурными манифестациями» (подробнее: http://esferapublica.org/nfblog/dentro-y-fuera-del-cubo-blanco-1/)

8. https://transnationaldecolonialinstitute.wordpress.com/2013/08/30/center-for-global-studies-and-the-humanities/

Перевод: Элеонора Митрахович

Оригинал: ссылка