Так недолго длилась — эта прогулка по саду,

но волшебней была, чем встреча с магом иль богом.

(Из книги «В свете зимы» Филиппа Жакоте, 1977)

Как бы и мне хотелось затеряться в этих лесах, в этих парках…

(Преданный кинозритель)

Следующий фильм в «Киноа» — короткометражный, поэтический и очень зеленый: про сады с их аллеями и тайниками, про муки сердца или сердец, про встречи, которых не было. Деревья-своды над головой, шорох гравия под ногами, шелест листьев и плеск воды в фонтанах, череда туристов, индийская делегация, удивленные скульптуры… Зритель тоже удивлен, но и восхищен — так восхищен, что хочет попасть туда, непосредственно в фильм, посидеть на этом зеленом кресле, послушать воду или арии. В фильме звучат Хиндемит, Пуленк, Вебер, Булез — о выборе такого музыкального сопровождения стоит поразмыслить музыковедам. Элегичную картину дополняет выразительный голос актера Франка Оже за кадром, который рассказывает две истории любви, формирует, так сказать, любовный многоугольник, где существуют он, она, ее муж, его жена, какие-то возлюбленные, коллеги и удивленные скульптуры. Хотя чему тут удивляться? Съемки проходили в двух образцовых садах Франции — в Версале, расцвет которого пришелся на время правления Людовика XIV, и в Багателе, который навсегда будет ассоциироваться с Марией-Антуанеттой. Принимая во внимание роскошную эпоху с ее увлекательными романами, фаворитами и фаворитками, с ее придворными интригами и неистовым предреволюционным весельем, удивляться любовно-треугольной двусмысленности в фильме Руиса не будем.

В чем же заключается ссора, вынесенная в название? Благодаря ландшафтному архитектору Андре Ленотру сады Версаля представляют собой яркий пример французского сада, барочного сада, регулярного парка, строгая геометрия которого призвана продемонстрировать господство человека над природой. Здесь, среди нарядных кружевных партеров и цветов, скучающих при виде прохожих, на пересечении расходящихся тропок, молодая женщина ждет своего возлюбленного. В противоречие с этой историей вступает ландшафт парка Багатель, который считается частью Булонского леса и парижского Ботанического сада. Над созданием этого пейзажного парка с ироничным названием (с французского bagatelle переводится как «безделица», хотя суммы, потраченные на его строительство, были феноменальными) работали французский архитектор-неоклассик Франсуа-Жозеф Беланже и шотландский садовник Томас Блейки. Знаменитым розарием парк Багатель обязан ландшафтному архитектору Жан-Клоду Форестье, автору величественного ансамбля Марсового поля и статьи о творчестве Клода Моне в иллюстрированном журнале «Фермы и замки». Этот благородный природный парк, парк в английском стиле, способствует неторопливым прогулкам и меланхоличным размышлениям, раздумьям о несчастной любви, которым предается второй герой Руиса.

Фильм «Спор садов» был снят в период работы над несколькими телевизионными и экспериментальными проектами. Шел 1982 год, до этого Руис уже успел снять фильм «Новый город» о творчестве венгерского скульптора и архитектора Эрвина Паткая, два фильма о художниках Сальвадоре Дали и Эйвинде Фальстреме для Центра Помпиду, сделал фильм о датском художнике, который строил замки из песка, и приступил к «ботанической» серии для телевидения: это были короткометражки «Классификация растений» и «Спор садов». У него был профессиональный консультант, ландшафтный архитектор Ален Ришер, который преподавал в Национальной высшей школе ландшафтного искусства в Версале, написал антологию французских садов и работал над рядом выдающихся проектов (например, сотрудничал с Жаном Нувелем при создании садов для Института арабского мира в Париже). В 2006 вместе с Франсуазой Дюма, автором сценария к «Спору садов», Ришер участвовал в съемках документального фильма о Саде растений Парижа.

Итак, в «Споре садов» парк регулярный и парк пейзажный вроде бы противостоят друг другу, хотя никакого настоящего спора тут нет, режиссер просто, но талантливо водит всех за нос. Сюжет создан из ничего, история нагнетается чуть ли не детективная, и в этом контексте вспоминается как «Гипотеза похищенной картины» самого Руиса, так и безупречный Мариенбад Алена Рене. Столько параллелей и нитей, цитат и воспоминаний! Повествование чередуется с ариями, как в пышной Венеции в фильме-опере «Дон Жуан» Лоузи. В процессе просмотра напоминают о себе и сюрреалистический французский садовник из «Скромного обаяния буржуазии», и не менее скромный маньяк-убийца Ландрю, который встречался со своими жертвами в уютном городском саду, и даже околодетективный «Контракт рисовальщика», по счастливой случайности вышедший на экраны в том же 1982 году. Сад — это метафора, как у Борхеса, Чехова или Кортасара, это лабиринт (ы) смыслов, форм, теней и ощущений. Не берусь цитировать дословно французского философа Кристин Бюси-Глюксманн, но она блестяще заметила, что каждый фильм Руиса — это всегда не один фильм, а несколько фильмов в одном, это расширяющаяся структура, вне хронологии и эвклидового пространства, микс всего, воспламеняющийся хаос, в котором кино становится «барочным палимпсестом». Она определяет жанр, в котором работает Руис, как «барокко второй степени», эдакое барокко в квадрате, продвинутое, постмодернистское барокко, даже необарокко. Забавно, что сначала я хотела предложить для просмотра фильм Бенекса в стилистике так называемого «необарокко», направления французских 80-х, но Руис и тут всех опередил.

Кинокритик Дмитрий Мартов пишет, что в «Поэтике кино», книге Рауля Руиса, которую, надеемся, однажды все же удастся увидеть в русском издании, режиссер утверждает, «что каждый фильм содержит в себе другие, тайные фильмы, и задача зрителя — выработать в себе двойное или даже тройное зрение, чтобы их распознать; чтобы не просто скользить по повествовательной поверхности, а видеть, как говорит сам Руис, «символический потенциал всех образов и звуков, изолированных от их контекста».

Желаю вам это увидеть в фильмах Руиса! Приятного просмотра!

Подписаться:

Facebook

ВКонтакте