Памяти Бертрана Блие. Смотрим его дебютный (шпионский!) фильм с Бернаром Блие, Бруно Кремером и модернистской архитектурой
Из фильмографии покойного Бертрана Блие принято вспоминать его самые скандальные фильмы вроде «Вальсирующих» или «Приготовьте ваши носовые платки». На этом полуэротическом и эсцентрическом фоне остается в тени его самый первый полный метр, снятый при поддержке его отца, выдающегося французского актера Бернара Блие, и Бруно Кремера, который активно снимался в кино с 1950-х годов.
Действие фильма разворачивается в черно-белом Париже под музыку Сержа Генсбура. Мужчины носят классические костюмы, женщины — шестидесятнические стрелки и укороченные платья. Мужчины работают, женщины развлекаются. Хотя что я все про женщин: это типичное мужское кино про уважаемого доктора, которого бандиты взяли на карандаш из-за одного подозрительного пациента. Начинается картина примерно как и «Ищите женщину»: вечер, некая контора, секретарша заканчивает свой офисный рабочий день, выходит на улицу и кому-то звонит из телефонной будки. Сразу создается детективная атмосфера, вот-вот что-то должно случиться.
Доктора играет Бернар Блие, невозмутимый и надежный. Однако у него есть слабое место — его 25-летняя дочь, безопасность которой окажется под угрозой, если он не согласится пойти на сделку с мафией. А переговорщиком в этом процессе выступает персонаж Бруно Кремера, проницательный и как будто сочувствующий.
Примерно так можно обрисовать сюжетную канву этого фильма, хотя разобраться в ней довольно сложно: несмотря на толпу в целых пять человек, указанных в титрах как авторы сценария, история постоянно куда-то скачет, а диалоги порой напоминают какой-то сгенерированный текст из рандомных фраз, чем осмысленную человеческую речь. Поэтому не удивляйтесь, если в вашем воображаемом кинозале вы вдруг услышите чей-то умиротворяющий храп: сон этому фильму только на пользу, ничего важного вы не пропустите. Впрочем…
Если вы смотрели недавний разбор Жорой Крыжовниковым фильма «Служебный роман» Эльдара Рязанова, то знаете, что все эти красивые музыкальные паузы с пением и стихами — не что иное, как способ замаскировать отсутствие контента: нечего снимать, пьеса коротенькая, диалоги все сказаны, сценки разыграны, а городские панорамы, дождь, зонтики и суета мегаполиса — не более чем жвачка, склеивающая между собой историю. Этому полезному трюку Рязанов научился во время своей работы документалистом и режиссером фильмов-концертов. Вот и в случае с дебютом Блие возникает ровно такое же ощущение: молодому режиссеру настолько нечего снимать, что он выходит на улицу, едет по городу, снимает чьи-то ноги, чьи-то лица, город — и получается, должна сказать, вполне неплохо! С помощью этих дополнительных фрагментов фильм приобретает какую-то новую атмосферу, какой-то масштаб и объем.
Кроме того, как и положено в кино, камера запечатлевает живую реальность вокруг себя: например, недостроенные здания многоэтажных офисов из стекла и стали или активное строительство новых районов Парижа с белоснежными домами-коробочками, недалеко ушедшими от советских хрущевок. Например, в одном эпизоде нам показывают фасад многоэтажного здания-параллелепипеда, напоминающего то ли Институт Гидропроект на Волоколамке, то ли жилой дом «Тур Буа Ле Претр» в 17 округе Парижа. Оба проекта разделены целым десятилетием, композицией, назначением и много чем еще, но оба дожили до наших дней — пусть и не в первоначальном варианте.
Последний — 17-этажный комплекс социального жилья по проекту Раймона Лопеса — известностью обязан своим «благодетелям»: архитекторам Анн Лакатон и Жан-Филиппу Вассалю, обладателям Притцкеровской премии и любителям не строить свое, а переделывать / улучшать уже построенное. Здание хотели сносить как устаревшее, но пришли архитекторы-спасатели и провели так называемую безболезненную реконструкцию. Так что вполне вероятно, что Блие снимал первоначальный проект на стадии завершения строительства, но сейчас, благодаря реконструкции, приведшей здание в состояние полной неузнаваемости, сказать наверняка будет проблематично. Во всяком случае, улицы 19 округа Парижа в кадр попадают, и там, точно так же, как и в 17 округе, в те годы шла активная застройка новой архитектурой.
Кроме того, в фильме часто мелькают здания с длинными стеклянными фасадами, типичные для эпохи модернизма. Такие активно строились на окраинах города, а также в районе Дефанс. Подобные офисные «коробки», как правило, среднеэтажные, могли быть частью административных комплексов на раннем этапе развития этого делового центра. Позже, во время следующих этапов более масштабных реконструкций Дефанса эти постройки могли быть уничтожены и вытеснены небоскребами. Так что, кто знает, может быть этот фильм Блие, как визуальная капсула времени, — редкая возможность мельком увидеть модернизм в первозданном виде. И, конечно, все это остекление, высота корпусов, прозрачность стен воплощают идею параноидальной шпиономании с ее подглядыванием, прослушкой, подозрением и слежкой друг за другом, а заодно создают обстановку отчуждения и отстранения, которой очень подходит немногословность и черно-белая пленка.
В сочетании с генсбуровским грувов смотрятся эти проезды камеры по старому-новому Парижу очень стильно и отвлекают от шпионской истории, которая так никуда и не приходит в итоге. Там в анамнезе какая-то типовая коллизия времен Холодной войны: ага, ты был в Польше на каникулах, да ты, батенька, коммунист, а ну-ка покажи свой партбилет! А билета нету, потому что СССР ввел войска в Венгрию, и принципиальный французский доктор уже тогда, в 1956, вернул партбилет и вышел из партии. Что Блие хотел этим сказать, так и осталось загадкой. Одним словом, если бы не проклятый капитализм, Блие снимал бы не черные комедии с бомжами и заплеванным метрополитеном, а вполне себе светлые и позитивные истории в новых опрятных микрорайонах, как это успешно делал Эльдар Рязанов в СССР.
Что-то мне подсказывает, что если бы Блие решил снимать свой полнометражный дебют на год или на два позже, то такого фильма, как этот шпионский, возможно, мы бы вообще не увидели, — режиссер сразу бы перешел к вопросам молодежи, не отвлекаясь на всякие частности вроде игры в жанр или игры в шпионов. Ведь первое, что снял Блие, — документальный фильм «Гитлер? Не знаю такого» — это исследование молодежи начала 1960-х, разговор по душам с поколением старшеклассников и студентов. Видимо, накануне 1968 во Франции было очень скучно, иначе зачем понадобилось снимать не самую внятную историю про взрослых дядек (шпионов, доктора и мафию).
В целом, любопытный, неочевидный и, главное, вполне смотрибельный получился фильм. Не назову, конечно, это «скрытой жемчужиной» фильмографии Блие, но картина определенно заслуживает внимания.