Я хотел бы задать всего два вопроса. Очевидно, что никто не знает, что делать с наркотиками, даже те, кто их употребляет. А как говорить о них, никто не знает тем более. Некоторые люди говорят о наслаждениях, которые не только трудно описать, но даже допустить наркотики в качестве предваряющего условия. Другие же выявляют поверхностно общие, внешние причины для объяснения наркотиков (социологические соображения, средства связи и неспособность к сообщению, положение молодежи и т.д.). Первый вопрос будет таким: Имеют ли наркотики особую причинность и можем ли мы исследовать это направление?

Особую не значит «метафизическую» или исключительно научную (т.е. химическую) причинность. Это не инфраструктура, от которой все остальное будет зависеть как от причины. Здесь подразумевается картографирование территории и контуров наркотической сборки. С одной стороны, эта сборка будет обладать внутренним отношением к различным видам наркотиков и, с другой стороны, — к более общим причинностям. Давайте я буду использовать совершенно другое пространство в качестве примера: психоанализ. Что бы мы ни могли сказать против психоанализа, следующий факт остается неизменным: психоанализ пытался установить специфичную причинность пространства, включающего в себя не только неврозы, но все виды психосоциальных формаций и производств (мечты, мифы и т.д.). Если кратко, психоанализ устанавливал эту специфичную причинность посредством демонстрации того, как желание инвестирует систему мнемонических следов и аффектов. Вопрос не в том, была ли эта особая причинность верной. Что имеет значение, так это поиски этой причинности, благодаря которым психоанализ вывел нас за пределы поверхностно общих суждений, даже если ему предначертано было стать добычей для других мистификаций. Провал психоанализа перед лицом феномена наркотиков достаточно хорошо показывает, что наркотики обладают абсолютно другой причинностью. Но вот мой вопрос: можем ли мы представить особую причинность наркотиков и в каких направлениях? К примеру, есть нечто уникальное касательно наркотиков, когда желание напрямую инвестирует систему восприятия. Это нечто совсем другое. Под «восприятием» я подразумеваю как внутреннее, так и внешнее восприятие и, в особенности, восприятие пространства-времени. Различия между видами наркотиков являются вторичным, внутренним по отношению к системе. Мне кажется, что было время, когда исследования двигались в этом направлении: Мишо во Франции, и, хоть и другим путем, — Бит поколение в Америке, не говоря уже о Кастанеде и т.д. Они хотели выяснить, как все наркотики включают скорости, модификации скорости, границы восприятия, формы и движения, микро-восприятия, восприятие на молекулярном уровне, супер-человеческие или суб-человеческие времена и т.д. Да, как желание напрямую входит в восприятие, напрямую инвестирует восприятие (что ведет к феномену десексуализации наркотиков). Эта концепция поможет нам отыскать связь с более общими внешними причинностями, не потерявшись. Отсюда и роль восприятия, обольщение восприятия в современных социальных системах, которое привело Фила Гласса к высказыванию, что наркотики, в любом случае, изменили проблему восприятия, даже для не-употребляющих. Эта точка зрения также побудила бы нас к более высокой оценке значимости химического исследования без риска впадения в «ученую» (scientisctic) концепцию. Если правда то, что некоторые неотступно следовали в этом направлении — автономной системы Желания-Восприятия, то почему она кажется частично заброшенной сегодня? Особенно во Франции? Дискурс, который строится на наркотиках, наркоманах и не-наркоманах и докторах-наркоманах впал в великое замешательство. Или же это ложное впечатление? Разве нет больше необходимости искать особую причинность? Что мне видится также важным в этой идее особой причинности, так это ее нейтральность и то, что она может быть применима как к употреблению наркотиков, так и к лечению.

Второй вопрос будет таким: как мы объясним «перелом» в наркотиках, как мы установим, в какой момент происходит этот перелом? Обязательно ли это происходит очень быстро, и таков ли продукт, что неудача или катастрофа обязательно являются частью наркотического-плана? Это как движение по «наклонной». Тот, кто употребляет наркотик, создает активные линии полета. Но эти линии закручиваются, начинают превращаться в черные дыры, и всякий, кто употребляет наркотики, оказывается в дыре, с группой или самостоятельно, наподобие береговой улитки. Зарытые вместо того, чтобы быть улетевшими. Гваттари так говорил о них. Микровосприятия распространяются заранее, в зависимости от исследуемого наркотика посредством галлюцинаций, делирия, ложных восприятий, фантазий, волн паранойи. Арто, Мишо, Берроуз –а все они знали, о чем говорят, — ненавидели «ошибочные восприятия», «плохие предчувствия», которые ощущались ими и как предательство и все–таки как неизбежный результат. Это также там, где весь контроль уже потерян и начинается система презренной зависимости, зависимости от продукта, дозы, производства фантазий, зависимости от дилера и т.д. Две вещи должно различать, абстрактно: пространство жизненно необходимого экспериментирования и пространство смертоносного экспериментирования. Жизненно важное экспериментирование разворачивается, когда какое-либо испытание хватает вас, берет над вами контроль, устанавливая больше и больше связей и раскрывает вас для связей. Эксперимент такого вида может включать в себя и вид саморазрушения. Он может иметь место с сопровождающими или начальными продуктами: табаком, алкоголем, наркотиками. Он не является суицидальным, покуда деструктивный поток не уменьшается до самого себя, а служит для соединения других потоков, независимо от опасности. Суицидальная организация возникает, когда все сводится к этому и только этому потоку: «моя» доза, «мой» трип, «мой» мет (glass: в словаре околонаркотического сленга переводится как «кристаллический метамфетамин», но так же и «героин», «игла». Вне сленга, «glass» можно перевести и как «стакан» — прим. перевод). Это является противоположностью соединения; это отлаженное разъединение. Вместо «мотива», который вырабатывает настоящие задачи и функции — простое и плоское развитие стереотипного сюжета, в котором наркотик нужен для самого наркотика. И это приводит к глупому суициду. Существует только одна единственная линия развития, чьи сегменты сменяются чередующимися ритмами: «Я бросил пить — я начал пить снова», «Я завязал с наркотиками — теперь я могу начать принимать их снова». Бэйтсон показал, каким образом «Я бросил пить» явно является частью бытия алкоголика, поскольку это представляет собой исчерпывающее доказательство того, что человек теперь может выпить еще стакан. Подобно наркозависимому, который всегда бросает, так как это доказывает, что он или она способны употреблять еще. Зависимый, в этом смысле, то и дело освобождается от зависимости. Все сведено к мрачной суицидальной линии с двумя альтернативными сегментами, к противоположному соединениям и множественным скручивающимся линиям. Нарциссизм, авторитарность, шантаж, ехидство — только невротики могут сравниться с наркоманами в своих стараниях взбесить мир, распространить их болезнь и навязать их ситуацию (внезапно, психоанализ оказывается работающим как легкий наркотик). Почему и каким образом этот опыт, даже в те моменты, когда он является саморазрушительным, но все же остается жизненно важным, трансформировался в смертоносное предприятие типичной линейной зависимости? Является ли это неизбежным? Если и есть в этом определенный смысл, то тут уже стоит вмешаться терапии.

Может быть, мои две проблемы сводятся к одной. Может быть, что на уровне особой причинности наркотиков, мы сможем понять, почему дело с наркотиками принимает такой дурной оборот и почему наркотики меняют свою причинность. Еще раз, желание, напрямую подключенное к восприятию, — это нечто весьма удивительное, очень красивое, нечто вроде неизведанной земли. Но галлюцинации, ложные восприятия, волны паранойи и длинный список зависимостей — всё это слишком хорошо знакомо, даже если и воспроизводится наркоманами, которые становятся экспериментаторами, рыцарями современного мира или же универсальными проводниками нечистой совести. Что должно произойти, чтобы из одного стать другим? Будут ли наркоманы пробовать использовать открытие новой системы желания-восприятия себе на пользу или просто для того, чтобы заниматься вымогательством у самих себя? Где вступают в дело означенные две проблемы? У меня складывается впечатление, что в последнее время не происходит никакого прогресса, не проводят хороших научных исследований. Исследования. Работа, которую следует проделать, находится точно где-то в другом месте, нежели в этих двух вопросах, но никто сейчас не понимает, где это может быть. Те, кто знаком с проблемой, наркоманы или врачи, кажется, забросили их исследования ради самих себя или других.

Переведено для le Shizo VK\FB