Данный текст посвящен анализу памятников, существующих в современной мемориальной квир-культуре в Германии. Основной вопрос данного текста — как именно эти памятники работают с квир-идентичностью, вписывают ли они травму в неё и делают ли травму неотъемлемой её частью. На данный момент в гендерной теории нет консенсуса касаемо того, существует ли глобальная мемориальная культура лгбтк+сообщества; многие исследователи отмечают её расплывчатость, онтологическую неоформленность и словно отстраненность от реальной жизни людей самого комьюнити (1) . Написание текста на тему мемориальной культуры в Германии обусловлено уже долгое время мучающим меня вопросом касаемо того, как именно не-прямая (2) жизнь может манифестироваться не только в форме телесных [и потому недолгих] практик, но и в чем-то, намекающим на «вечность», чему вполне отвечает мемориальная культура, которая в современной Германии достаточно активно развивается, одновременно и высвечивая свои основные проблемы и противоречия.

Мемориальная культура — это совокупность форм и схем культурной мнемотехники, с помощью которой группы или культуры выстраивают собственную коллективную идентичность и ориентацию во времени (3).

Одной из основных работ по квир-памяти является книга К.Кастилия и К. Рид «If memory serves». В ней авторы с опорой на анализ квир-теории и мест квир-памяти утверждают, что ни локального американского, ни глобального мемориального сообщества ЛГБТК+ не сложилось. В первую очередь, как пишут они, это связано с существующими способами вскрывания травмы эпидемии СПИДа в США. Основными жертвами эпидемии стали квир-персоны, и осознание этого факта сообществом проводилось по сценарию осознания состояния «квирности», но не самой травмы замалчивания обществом и государством эпидемии. К примеру, мемориал жертвам СПИДа в Нью-Йорке (4) был открыт лишь в 2016 году, хотя о первых жертвах среди сообщества было известно уже в 80-х (5); мемориальная культура является ретроспективным феноменом, с помощью неё происходит вскрывание, озвучивание и дальнейшее прорабатывание событий прошлого — однако в данном случае квир-культуры ретроспективность является не столько особенностью мемориальной культуры вообще, но скорее отголоском закрытого к признанию квир-персон и проблем, с которыми они сталкиваются, основного дискурса. Таким образом, сообщество дистанцируется от собственного прошлого, при этом постулируя коллективность и коллективный опыт в форме настроенности на будущее, что играет на руку лишь неоконсервативным силам.

Другую проблему составляет отсутствие четкого понимания того, как функционируют lieux de mémoire [места памяти] в квир-темпоральности (6). С одной стороны, сексуальность и гендер выходят за понятие пространства, и мемориальная культура может лишь зафиксировать конкретную травму, но не взять за цель озвучивание перманентной невидимости квир-персон или насилия по отношению к ним (7). «Местом» квир-памяти, таким образом, становится лишь конкретная травма во времени, а её акторами — конкретные люди, которые потерпели потерю, вне особого внимания к собственной идентичности как того, что послужило объектом насилия. С другой стороны, сами эти места памяти по факту и несут в себе сам факт определенной сексуальности и гендерной идентичности, и в данном проекте они рефлексируют накопленные телесные ощущения и эмпирический опыт не-прямого тела, одновременно отдаляясь от места насильственного соприкосновения с гомофобией и местами преступления на почве ненависти.

Таким образом, мемориальная квир-культура сталкивается с проблемой отсутствия четкого определения своего формата. Сообщество сохраняет дистанцию со своим прошлым, при этом в настоящем ему достаточно сложно зафиксировать места памяти, в которых аспект гендера и сексуальности нёс бы самостоятельную ценность. Теперь рассмотрим, как эту проблему ставят и решают [или наоборот, усугубляют] памятники и монументы в Германии.

Строить квир-память

В данном тексте я хочу рассмотреть два памятника в Германии, посвященных озвучиванию необходимости борьбы с дискриминацией по признаку сексуальной ориентации и гендерной идентичности, которые отличны, на мой взгляд, по своей форме и вытекающему из неё восприятию проблемы неравенства. Безусловно, упомянутые далее памятники не являются единственными, однако выбор именно их обусловлен разностью визуальных форм и разной художественной работой с идентичностью.

Франкфуртский ангел — памятник геям и лесбиянкам, подвергшимся преследованию со стороны национал-социалистической партии. Образ ангела символизирует невписываемость квир-персон в «прямое» пространство, он является инородным телом внутри города. Шрам на его шее, а также оторванные крылья как бы закрепляют с одной стороны невозможность из–за собственной природы выйти из мира насилия (так как крылья обрезаны), а с другой — словно вписывают травму в саму идентичность. Визуальная составляющая данного памятника работает с идентичностью как отдельной самобытной историей, которая находится внутри довлеющего над ней прямого дискурса — при этом находясь в городском пространстве антропоморфная фигура имеет физическое место, что объясняет саму необходимость расширения представлений о субъектах с разной историей внутри всего общества и их принятия. Здесь мемориальная культура постулирует сам факт травмы, которая составляет физический опыт квир-идентичности — однако присваивает этот опыт как одну из составляющих истории сообщества, выражающих её «целиком», не ссылаясь на определенный во времени коллективный опыт.

Другой, более современный, Мемориал гомосексуалам — жертвам нацизма, уже по-другому ставит перед собой проблему озвучивания травмы. В нем целующаяся пара мужчин представлена как объект для наблюдения, что отчасти трактует саму однополую любовь как находящуюся под пристальным вниманием. И хоть эта любовь не является здесь эротизированной, из–за её «вписываемости» в бетонный ящик она представляется изолированной в своей травме, потому не рефлексируемой вне её. В отличии от Франкфуртского ангела этот мемориал воспроизводит конкретный факт в истории, и его визуальность не столько призвана говорить о травме от лица сообщества, сколько о самом факте преследования, воспроизводя и увековечивая его техники и места существования в истории. Мемориальная культура здесь скорее работает не с квир-идентичностью и её историей, сколько с общим полем бедствия вообще, лишь проигрывая в окне видео с разными людьми, чьи истории остаются нерассказанными.

Вместо заключения

И в теории, и на практике мемориализация квир-культуры в Германии строится или через изображение, но не озвучивание от первого лица коллективных травм (мемориал в Берлине), или за счёт дистанцированности от прошлого и фокуса на «не-прямой» идентичности, которая в своём будущем впишется в нормативность (в данном случае в настоящем создается история для будущего — образ «неземной» идентичности проявляется во Франкфуртском ангеле).

Мемориализация квир-культуры в Германиии работает не только с проектом озвучивания травмы, рассказа о насилии по отношению к квир-персонам, но и играет роль связывания сообщества через его историю — многие памятники вписываются в маршруты прайдов, около них регулярно собираются люди, чтобы вспомнить о гомосексуальных жертвах при национал-социализме (8). При этом приведённые к анализу памятники озвучивают коллективную травму по-разному: некоторые из них стараются рассказать о ней от первого лица, через свои шрамы; другие, наоборот, лишь вписывают её факт во всеобщую историю, дистанцируясь от имеющей место гомофобии, которую можно было бы раскрыть, введя больше содержания в изображение квир-персон.

Отделение субъекта любви от своего статуса объекта насилия и репрезентация обоих этих статусов, на мой взгляд, сыграла бы большую пользу в прорабатывании травмы. И если статус жертвы увековечен в приведенных ранее памятниках, то сама любовь как конституция идентичности могла бы быть выражена в не-антропоморфические памятниках, и отчасти эти проекты в Германии уже существуют — например, странный классический памятник в Дюссельдорфе является одним из примеров того, как мемориальная квир-культура не берёт основой квир-персону как объект травмы, но помогает вписывать её как субъект со своей личной историей не только трагедии, но и испытываемой любви. Однако вопрос о том, важно и можно ли вообще говорить не только о страдании, но и ином опыте в рамках мемориальной культуры не является исключительным для квир-памяти — но теоретическое осмысление, и более того — практика возведения, предусматриваемая самим сообществом и исходя от него, в конечном счёте будет играть более приближенную к прорабатыванию травмы роль, чем иные подобные проекты прямого общества.

Примечания:

(1) CASTIGLIA, CHRISTOPHER, and CHRISTOPHER REED. If Memory Serves: Gay Men, AIDS, and the Promise of the Queer Past. NED-New edition, University of Minnesota Press, 2012, Стр. 7

(2) Аналогия на Straight Mind [гетеросексуальное мышление] Моник Виттиг. Не-прямота в нашем тексте далее будет иметь значение проявления не-гетеросексуального и иного типа идентичности, выходящего из патриархально нормативного.

(3) Ассман, А. Длинная тень прошлого: Мемориальная культура и историческая политика / Алейда Ассман; пер. с нем. Бориса Хлебникова. — М.: Новое литературное обозрение, 2014. — 328 с

(4) Сайт мемориала: https://www.nycaidsmemorial.org

(5) Об этом нам говорит создание в 80-х организации GMHC, которая старалась предотвратить распространение эпидемии через сексуальное просвещение (https://www.gmhc.org/history/)

(6) Carolyn Dinshaw, Lee Edelman, Roderick A. Ferguson, Carla Freccero, Elizabeth Freeman, Judith Halberstam, Annamarie Jagose, Christopher Nealon, Nguyen Tan Hoang; THEORIZING QUEER TEMPORALITIES: A Roundtable Discussion. GLQ 1 June 2007; 13 (2-3), Стр. 190

(7) Reed, Christopher. “Imminent Domain: Queer Space in the Built Environment.” Art Journal, vol. 55, no. 4, 1996, pp. 64–70., Стр. 65

(8) К примеру, на данном сайте можно посмотреть мемориальные мероприятия, проходящие у памятника в Дюссельдорфе: https://www.lsbtiq-erinnerungsort-duesseldorf.de

Библиография:

(1) CASTIGLIA, CHRISTOPHER, and CHRISTOPHER REED. If Memory Serves: Gay Men, AIDS, and the Promise of the Queer Past. NED-New edition, University of Minnesota Press, 2012. JSTOR, http://www.jstor.org/stable/10.5749/j.cttttwqg. Accessed 1 Dec. 2022.

(2) Reed, Christopher. “Imminent Domain: Queer Space in the Built Environment.” Art Journal, vol. 55, no. 4, 1996, pp. 64–70. JSTOR, https://doi.org/10.2307/777657. Accessed 1 Dec. 2022.

(3) Carolyn Dinshaw, Lee Edelman, Roderick A. Ferguson, Carla Freccero, Elizabeth Freeman, Judith Halberstam, Annamarie Jagose, Christopher Nealon, Nguyen Tan Hoang; THEORIZING QUEER TEMPORALITIES: A Roundtable Discussion. GLQ 1 June 2007; 13 (2-3): 177–195.

(4) Furman, A.N., & Mardell, J. (Eds.). (2022). Queer Spaces: An Atlas of LGBTQ+ Places and Stories (1st ed.). RIBA Publishing. https://doi.org/10.4324/9781003297499