Итак, существует традиционная философская проблема тождества личности во времени:

действительно ли я-вчерашний или я-трехлетний ребенок тождественен мне-сегодняшнему?

О тождестве меня-сегодняшнего со мной-прошлым (вплоть до довольно раннего детского возраста) нас информируют воспоминания. При этом с точки зрения интересующей нас проблемы, в воспоминаниях важна не объектная (предметная, содержательная) а субъектная сторона. Да, связность и преемственность содержания воспоминания тоже имеют значение, но лишь косвенное. Главное же заключается в том, что эти воспоминания даны именно мне, и то, о чем я вспоминаю в прошлом было дано мне. И можно сказать даже короче: не «даны мне», а просто «даны» («непосредственно даны»), ибо данность возможна только мне. Данность-не-мне — это собственно не данность, она может быть только предметом абстрактных предположений и «попыток представить». Хотя, именно благодаря этим абстрактным предположениям мы можем различать непосредственно воспринимаемое — данность-мне — и данность-другому, откуда и рождается проблема тождества личности.

Собственно само понятие «личность» при постановке вопроса о тождестве личности во времени может быть определено как «тот кому даны все субъективные восприятия, включая воспоминания». При этом стоит напомнить, что данность восприятия возможна только в настоящем времени. Я, личность как субъект восприятия существую только в настоящем, а информирующие о прошлом воспоминания в данном случае имеют значение лишь постольку, поскольку сообщают, что содержания этих воспоминаний некогда были объектами актуального восприятия в настоящем времени. Тождество меня-сегодняшнего мне-вчерашнему таким образом означает что, если сейчас я вспоминаю некие данности, которые были вчера, то я же также некогда воспринимал эти же данности не как предмет воспоминаний, но как актуальные в настоящем времени. Говоря короче — если я тождественен себе во времени, то прошлое ранее было дано мне как настоящее. Если бы я не был тождественен себе во времени, то настоящее дано мне, а прошлое (вопреки свидетельствам воспоминаний) было дано кому-то другому.

Здесь очень важным представляется одно из фундаментальных свойств нашей памяти, а именно, что при ее нормальной работе воспоминание возникает только как след моего актуального (в настоящем времени) восприятия. Именно поэтому, каким бы ни было содержание воспоминания, оно всегда говорит, что это я некогда воспринимал актуально.

Способность наших воспоминаний (причем любых наших воспоминаний информировать нас о нашем самотождестве во времени объясняется именно этим: все наши воспоминания без исключения обязательно сообщают, что когда их содержания были актуальны (были настоящим) они тоже были даны мне. То есть, как бы ни было различно содержание разных воспоминаемых эпизодов, их данность мне (и не только в актуальном сейчас, но и в рисуемом воспоминаниями прошлом) является их совершенно унифицированным, одинаковым элементом. И именно тут — а не в связности содержаний воспоминаний — мы видим преемственность. Ибо даже если бы мой субъективный опыт представлял собой набор совершенно несвязанных друг с другом, отрывочных, бредовых видений, с точки зрения презентуемой воспоминаниями одинаковой данности-мне этих видений, они представляли бы собой единую линию преемственности. Более того, на эту преемственность не повлияло бы даже прерывание субъективного опыта (таким прерыванием можно считать моменты сна без сновидений, а в мысленном эксперименте таким прерыванием могла бы быть смерть и воскресение).

Разумеется, тут остается проблема достоверности воспоминаний. Как всякая проблема, возникающая на почве скептических аргументов, она никогда не может быть решена до конца. Однако, в защиту информативности воспоминаний для темы тождества личности можно привести по меньшей мере три довода.

1. Хотя наши воспоминания могут быть недостоверными, нет никаких оснований считать, что они действительно недостоверны, тем более что фактически в человеческом бытии ведется постоянная масштабная работа по проверке их достоверности — которая выявляет ошибки воспоминаний в деталях, но не в целом.

2. Даже если бы наши воспоминания не были бы достоверны, они дают нам модель прошлого, в котором я существовал, то есть они дают нам как бы образец возможного воспоминания как такового, и тем самым свидетельствуют о возможности и мыслимости ситуации, в которой я-в-прошлом тождественен я-сегодняшнему и могу быть проинформирован об этом тождестве с помощью воспоминаний.

3. Все прошлые моменты времени возникли благодаря непрерывному, континуальному процессу перехода текущего мгновенья в только что прошедшее, но этот процесс перехода мы наблюдаем — причем именно как непрерывный, неразрывный и неделимый — в нашем актуальном опыте в настоящем времени. Этот опыт включает в себя не только переживание в полном смысле настоящего мгновения, но и мгновения только что прошедшего, что с большим тщанием проанализировано в феноменологии восприятия времени Гуссерля. Таким образом, отрицание тождества меня-актуального со мной-в только что прошедшее мгновение есть отрицание достоверности не просто воспоминаний, но достоверности нашего опыта в настоящем времени — отрицание очевидного.

Разумеется, все эти аргументы не могут в принципе опровергнуть фантастического предположения, что вы существуете всего тридцать минут, а все ваши более старые воспоминания фальсифицированы изощренными нейрофизиологами (частный случай декартовской проблемы злого демона). В повседневной жизни опровержения подобных фантастических гипотез опираются на факт корреляции нашего сознательного опыта, включая воспоминания, с наблюдаемыми материальными процессами — а именно, прежде всего, с процессами в нашем теле. Корреляция между нашим непрерывным биологическим телесным существованием и нашими воспоминаниями позволяют в обыденной жизни легко делать выводы о тождестве нашей личности во времени. Проблема, однако, заключается в том, что у воспоминаний, как мы уже сказали выше, две стороны — объектная и субъектная, причем для проблемы тождества личности важнейшей является субъектная. Между тем, если вникать в детали, то наше телесные процессы понятным образом скореллированы именно с содержательной, то есть объектной стороной нашего субъективного опыта.

Исходя из того, что говорят нейрофизиологи, можно хотя бы примерно, в общих чертах понять, как нейрофизиологические процессы связаны с содержанием воспоминаний. Но о связи нейрофизиологии и вообще телесности с субъектностью, то есть с данностью-мне, с ролью сознания как «чистого наблюдателя» сказать в деталях ничего нельзя — ну кроме того, что такая связь все–таки по-видимому есть, поскольку мое сознание «инсталлировано» именно в моем теле, оно получает информацию именно от его, тела, рецепторов, причем, переработанную в этом мозге.

Туманность этой связи создает проблемы не для обыденной жизни, но для мысленных экспериментов, например, связанных с телепортацией, когда на одном конце «канала» человеческое тело аннигилируется, а на другом — воссоздается с точностью до атома. В данном мысленном эксперименте мы имеем дело с прерывностью не только субъективного опыта, но и телесного существования. Тут возможна любопытная аналогия. Понятным примером прерывности субъективного опыта является сон. Однако и во время сна наше тело сохраняется, что является важным основанием для повседневных суждений о тождестве нашей личности до и после сна. Однако в мысленном эксперименте с телепортацией мы имеем такую же прерывность телесного существования, как у работы сознания — на время сна, телепортация есть «сон без сновидений» для телесного существования.

Телепортация еще не изобретена, а в реальной жизни ближе всего к ситуации подобного мысленного эксперимента подходит «крионика», то есть замораживание трупов с расчетом, что они будут воскрешены более продвинутой медициной будущего. Некоторую преемственность телесного существования крионика обеспечивает, но только некоторую и совершенно нет никаких разумных оснований, чтобы делать суждения о том, достаточно ли сохранено тело для обеспечения тождества личности до и после заморозки — тем более, что в некоторых крионических кейсах заморозке подлежит не все тело, а только голова — с расчетом, что для тождества личности достаточно и мозга.

Единственно, что тут можно сказать — благодаря крионике вопрос о субстанциональности сознания и о дуалистической или монистической версии философии сознания становится почти что практическим вопросом.