Познакомился с новой порцией стенаний жертв «домашнего насилия». Четыре однотипных истории, отличающихся лишь именами, возрастом и городами, где происходили события. По невнятности все это напоминает кампанию ЛГБТ, словно побитые дамочки пытаются выхватить информационный повод у активистов ЛГБТ.

Интересно, что гей-активисты, всячески подчеркивая, что они нисколько не отличаются от прочих людей, выбрали методы, которыми никогда не пользовалось гетеросексуальное большинство. ЛГБТ заявляют обществу, что

1. они ничем от него не отличаются,

2. но при этом существуют.

Свое присутствие гей подтверждает публичной чувственностью вроде однополых поцелуев и прочих бесчинств. При этом ни для кого не секрет, что гетеросексуальность никогда не шла по пути демонстраций. Довольно долго эротические ласки в общественных местах считались проявлением дурного тона, а то и вовсе преступлением.

Однако никому не приходило в голову навязывать распущенное поведение обществу целиком. Так называемая «сексуальная революция» стала лишь одним из проявлений бунта 60-70-х. Ее средства и цели не сводились к либерализации половых отношений. Более того, бунтари не предлагали считать себя такими же как аморфное большинство, в отличие от нынешних ЛГБТ, взявших за образец ветошь семейных ценностей.

Бунтари всегда навязывали себя обществу в качестве чего-то инородного. ЛГБТ же действует наоборот: они уверяют остальных, что ничем от них не отличаются, и требуют признания на сугубо филистерском уровне (брак, семья, дети). Кто, кроме гей-активистов, еще отстаивает в современном мире семейные ценности?

А теперь вернемся к жертвам «домашнего насилия». Эта какая-то предельная степень близорукости или эгоизма — поднимать на щит проблему «домашнего насилия» в обществе, где насилие распространено повсеместно.

В России можно схлопотать по физиономии по любому, самому незначительному поводу. Здесь отсутствует необходимая дистанция между людьми. Прохожие органично вклиниваются в случайно услышанные разговоры, пытаясь навязать собственную точку зрения незнакомым людям.

Ударить другого — примерно то же самое, как ущипнуть себя за чешущееся место, до которого не можешь полноценно дотянуться. Это одна из форм воздействия. Откуда, в таком случае, берутся жертвы «домашнего насилия», пытающиеся разрешить личные проблемы публикацией опухших от побоев физиономий? Что это за логический подвох — апеллировать к обществу, где физическое насилие никогда не было чем-то из ряда вон выходящим?

Россия, наверно, самый внушительный представитель археомодерна. Здесь взаимоисключающие парадигмы наслаиваются друг на друга, отнимая у происходящего последние ключи понимания. Модные западные веяния налезают на местную архаику. Население и не думает предварительно расчистить территорию для чего-то нового.

Побитой дамочке кажется, что общество в первую очередь должно разобраться с ее личными проблемами, все остальное подождет. Меньшинства оказываются в парадоксальной ситуации — они одновременно самый прогрессивный и самый архаичный элемент.

Не побоюсь предположить, что совсем скоро активисты ЛГБТ будут отстаивать семейные ценности не только в институциональных рамках (брак, семья, дети), но и на уровне российского адата. Геям понадобится не просто юридически оформленная семья, но семья со всем набором исконных качеств, включая и «домашнее насилие», которое часть геев будет выносить на публичное рассмотрение, окончательно всех запутывая.