Лаурис Вейпс — молодой поэт из Риги, пишущий на латышском языке. Сергей Тимофеев, переведший эти стихи, — один из самых известных пишущих по-русски латвийских поэтов, участник рижской медиапоэтической группы «Орбита», возникшей в конце 1990-х годов.

Поэзия Вейпса — это поэзия хрупкого сочленения, легкая конструкция, напоминающая дельтаплан, два треугольных крыла которого скреплены порой неустойчивым смысловым «и». Это работа воспоминания и воображения, высвечивающих карманным фонариком ранимость детства и голод зрелости, фантомность любви и пустоту одиночества. Планирующие, а иногда срывающиеся вниз сюжеты Вейпса особенно примечательны тем, что к счастливо безмятежному повествованию подключены взрывные амплитуды личной травмированности. Такое устройство поэтики формирует пространство, похожее на грезы: между чем-то родным и в то же время — странным, практически инопланетным.

Екатерина Захаркив

НЕКОТОРЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ВЗРЫВООПАСНЫ

* * *

каждый человек уникален,
и это делает их одинаковыми.
так мне сказал друг в 3-м классе,
проведя ночь внутри теплотрассы.

он сбежал из дома
и ночь прожил в доступной через люк подземной духоте,
где был слежавшийся песок.
и это ещё не самая дичь,
он сказал. обещай, что не скажешь никому,
он продолжил.
если ты говоришь с пустотой,
пустота может тебе ответить.
и тут ты совсем смутишься.

* * *

1

некоторые воспоминания взрывоопасны. и на одно ты, уставший человек, который маскируется под молодого человека, нарываешься, даже не высунувшись из кровати: оно отбрасывает тебя на полную цветов ветку. ты ловишь лепесток и ешь фиолетовую бархатистость, как ела она, когда ты протягивал ей на своей ладони. «любовь — это риторика» жалуешься ты, чувствуя себя вовсе не наевшимся.

«смерть — это риторика, старина!» говорит тебе друг и даёт пять, летя вниз в чашу цветка.

ты прикидываешь, как попасть на землю, не сломав ноги.

2

«есть только один способ, как ободрать кота — начать с горла».

но

«в старом законе была статья — что менять его нельзя».

довольно забавными тебе кажутся такие игры. но раз уж ты оказался на этой ветке, можно и поглядеть вокруг: высохший пруд с задохнувшимися рыбами. крохотные дома с застывшими флюгерами. в домах обитают чужие сны и воспоминания. ни один из них тебя не спасёт, ни в одно не попасть, сколь умело в них ни ломись. вдалеке твои перепившие нектара друзья в танце трамбуют землю.

«если между прошедшим и наступающим нет конфликта, то или первое, или второе не имеет значения» ты продолжаешь, сидя на дереве, которому всё равно.

«ты прав», говорит ветер и сдувает тебя с ветки. ты разводишь руки и падаешь лицом к земле, в надежде, что между спиной и руками вырастет плёнка.

паренёк, у которого из головы растут антенны

грустит.

у него есть кровать, где прилечь
и антенны, которые вылезают изо лба
прутьями разного размера.

ночью он говорит на непонятных языках.
днём сигналы только утомляют.

он звонит на радио (без телефона!)
и говорит, понимаете, я — паренёк,
у которого из головы растут антенны,
и я грущу.

грустно слышать, говорит диктор,
что у вас из ушей растут антенны,
и разражается хохотом.

из головы, говорит паренёк,

но его уже отсоединили.

он днями напролёт лежит и слушает
волнение am/fm
с востока и
запада.

антенны ржавеют,

от них отламываются прутья,
потому что он их больше не полирует
перед сном.

паренёк, у которого из головы растут антенны
воспринимает только белый шум, шелест,
который ему что-то напоминает:

море, листву деревьев под ветром,
давний-давний дом.

свидетельства

в тех местах, где все перелезают через забор свалки, у него загнут металлический верх. «свидетельства желаний», ты сказала, смеясь бодрящим лимонадным смехом. поднятые тягой пузырьки лопались в воспоминания. жизнь продуктов закончилась, улики финала медленно покидали гору, а на верхушке ощущение законченности усиливал раскинувшийся напротив супермаркет. мы сделали селфи, на котором у тебя были невероятно красные губы.

как заснуть за десять или меньше минут

если задремал, встань.
начинай выполнять дыхательные упражнения.

когда собьёшься, сколько секунд вдыхать, задерживать
дыхание, выдыхать и в каком порядке,
вспомни — тебя перед сном учили цифрам.
из жёлтой книги, с надеждой в голосе,

что сумеешь то, что могут здоровые дети.

отдались от праздничного пейзажа,
её ногтей, кончиков пальцев,
скользя под цифрами.

теперь ты умеешь считать.

уже ночь, отец косит траву,
свист косы, запах свежей травы

гудит мотор москвича.
вдруг ты просыпаешься из–за какой-то ямы,
рука тянется открыть дверь.
оглянись на мать, отца, брата.
какие расчёты строят они?
запах клеёнки лезет в ноздри.
поспеши, комарик, осталось три минуты.

сладко веет линолеум, нянечки обсуждают:
горячая вода — такая же, как холодная.
ты не понимаешь этот разговор.
вокруг кровати ползают неразличимые свитки.

ты листаешь прочитанную тайком книгу с бесконечным числом страниц

рука на лбу горячая и холодная.
ты падаешь и взлетаешь вверх.
слов много, мир один.

это стихотворение

я хотел бы фрактального пуделя.

чтобы певица Элизабете Балчус меня страстно поцеловала, глядя в глаза.

запереть тебя в клетку, заставить петь, что тебе нравится эта клетка, и решить
про себя — «иронично».

править миром из большой башни, в которой за завтраком я осматривал бы своё царство, нацепив на вилку горячую сардельку.

я бы хотел, чтобы у Этого Стихотворения выросли руки,
чтобы оно обнимало меня
и любилось со мной до потери сознания,
повторяя,
у тебя красивые тело и ум,
твой ум и тело — очень, очень красивые.

Перевёл Сергей Тимофеев

Переводы выполнены для международного фестиваля «Поэзия без границ» (Рига, 8-10 июня 2018 года) и поддержаны грантом латвийского Фонда культурного капитала.