Никто не знает, каким будет Страшный Суд, христианство в принципе не отвечает на этот вопрос, ибо такого откровения еще не дано. А вот писатели-фантасты порой рассказывают. Меня впечатлил рассказ Роберта Шекли, как космос вдруг стал постепенно исчезать, и все люди получили предупреждение, в какой именно день и час их существование на Земле завершится. Заботы о будущем больше нет, все политические конфликты потеряли смысл, накопленные сбережения уже не успеть потратить, и все стали друг другу дарить деньги просто так. Воцарилась братская гармония. Но в час «Х» приходит сообщение, что конец света откладывается на несколько лет. И тут началось самое страшное. Если это Страшный Суд, то он выявил все самое ужасное, что каждый человек прятал глубоко в себе.

Мне пришел другой сюжет для рассказа. Представим, что начало ядерной войны зависит от того, что творится в голове одного человека. Нет так, как в Карибский кризис. Тогда решение принимало Политбюро — какой-никакой, а коллегиальный орган. А тут один закомплексованный человек заперся в бункере, отрезал себя от всех источников информации кроме докладов в папочках. Что происходит в его голове — неизвестно, но в какой-то момент он без всякой причины и повода нападает на соседнюю страну, что уже является провокацией ядерной войны. Мировое сообщество с ужасом наблюдает за военными преступлениями, но вмешаться в войну боится, лишь чуть-чуть помогает жертве оружием для обороны, всячески затягивая войну. Неадекватный диктатор не способен покорить страну и ведет войну на уничтожение. Он резко усиливает эскалацию, присоединяя оккупированные области к своей стране, чтобы создать юридический повод для применения ядерного оружия якобы для защиты своей территории. Но международное сообщество удерживает его от этого, однако война затягивается. На каком-то этапе все начинают понимать, что замириться невозможно, либо бесконечная война, либо победа. Наконец, весь цивилизованный мир объединяется для победы, но в последний момент диктатор решается отправиться в рай. Ведь именно рай он обещал своим сторонникам после того, как все остальные просто сдохнут в ядерном огне.

Однако вместо рая всех ждет Страшный Суд, и не только сторонников безумного диктатора. Выясняется, что многие порой без злого умысла своими действиями или бездействием позволяли сползать мир в ядерный апокалипсис. От кого-то много зависело, от кого-то — мало, однако любой, даже незначительный поступок влиял на будущее. Прежде чем решиться на большую войну, диктор пробовал силы, развязывая локальные войны в разных уголках мира. Жители страны были довольны ростом благосостояния, и им было все равно, что их страна где-то далеко убивает людей. Они с удовольствием пользовались пропагандистским оправданием военных преступлений, жертвы которых воспринимались абстрактно, как случайная статистическая погрешность. Лидеры цивилизованных стран прощали агрессору все преступления, потому что сотрудничать с ним было выгодно. Они настолько не верили в большую войну, что оказались полностью не готовы к ней, сократив свои армии и военное производство. И вот теперь, после ядерного апокалипсиса на Страшном Суде все люди осознают свои ошибки, но ничего сделать уже не могут.

Я слышал рассказы о петле времени, в которую попадали самоубийцы в момент клинической смерти. Они вновь и вновь заново переживали события перед смертью, но ничего не могли изменить, так как самоубийство разрушает не только тело, но и волю, и этой воли не хватает, чтобы вырваться из петли бесконечного повторения одного и того же кошмара. Если человечество совершит коллективное самоубийство, то может быть Страшный Суд и станет для него такой петлей времени? Может быть, это и есть способ испытания человека на Страшном Суде и одновременно шанс самоопределиться иначе, не так, как в прошлой жизни. Ведь в отличие от самоубийц, у нас есть воля, чтобы что-то исправить. При каждом отбрасывании человечества в прошлое память о предшествующей петле стирается. Однако личность определяется не памятью, а поступками, в которых раскрывается самоопределение свободной воли. Хоть память и стирается, но напряжение воли остается. В рассказе можно показать, как это напряжение прорывается в минуты кратковременного просветления, когда у политических лидеров просыпается совесть, и они вопреки своей старой примиренческой политики в отношении диктатора решительно идут на помощь жертве агрессии. Такие вспышки просветления ломают инерцию истории.

Но сколько раз нужно пережить ядерный апокалипсис, чтобы накопилась достаточная сила воли, дабы сломать инерцию своей жизни и начать поступать правильно? Или же, наоборот, раз от раза инерция жизни будет возрастать, ибо повторяемость — ловушка воли. Даже если эта повторяемость не осознается, все равно нужно больше сил, чтобы ее преодолеть. Думаю, эти процессы будут идти параллельно. От одной петли времени к другой человек будет чувствовать, будто что-то не так и нужно что-то изменить. Он будет открывать в себе все большую силу воли, одновременно ощущая все большую силу инерции своей психической жизни. Вот тут бы я мог перейти к повествованию от первого лица.

Первый раз я прожил благополучную жизнь профессора университета, сторонясь всякой общественной борьбы, в то время как в стране набирал силу фашизм. Это было все равно что делать карьеру на Титанике. В один день все мы умерли. Проживая свою жизнь повторно в петле времени Страшного Суда, я все время чувствовал, что не исполняю своего призвания, ибо что-то важное должен сделать. Но плыть по течению было проще, и с каждой новой петлей инерция жизни возрастала. Как и чувство, что все вокруг как-то неправильно. Поскольку память о прожитых вариантах жизни стирается, я сам не понимал, почему в определенный момент решаюсь на поступок, полностью разрушающий спокойный уклад жизни. Решиться было трудно. Я будто двигался против сбивающего с ног течения, но после этого моя жизнь превратилась в постоянную борьбу, и наконец я оказался там, где и должен быть — в стране, чье упорное сопротивление обломило имперские амбиции диктатора и дало шанс на спасение мира.