Назначение новым обмудсменом, уполномоченным по делам ребенка, Анны Кузнецовой, жены пензенского священника Отца Алексея, матери шести детей и руководителя фонда «Покров», вызвало в России бурю вопросов и споров. Особенно негодовали социальные сети, а журналисты просканировали каждый миллиметр публичных аккаунтов матушки Кузнецовой, выискивая признаки ее некомпетентности и несоответствия занимаемой позиции. Это вдвойне удивительно, ведь должность «защитника всех русских детей» весьма условна и не является ключевой в правительстве. Это не министр финансов, а только, выраженное в личности, государственное мнение по достаточно важному вопросу. В одном не ошиблись соцсети: появление матушки есть символ смены курса в государственной политике, вызывающе резкое недовольство части россиян. Сделаем скромную попытку анализа удивительного социального феномена новой волны антиклерикализма в нашей стране в эпоху нанотехнологий и всеобщей смартфонизации.

Сразу оговоримся, антиклерикализм не равно атеизм, это не критика веры, а конкретные претензии к священникам и влиянию церкви на государственную политику. Россияне, в целом, люди верующие, но весьма недоверчивые.

Почему же новое назначение так потрясло демократическое интернет-сообщество? Скорее всего, это вызвано ощущением смены государственной идеологии с воинственного и брутального «замочим в сортире» на христианские ценности и «вековую русскую традицию». Обложкой новой идеологии и стала, по меткому замечанию Евгении Пищиковой, омбутс-матушка Анна Кузнецова. Она безупречна: верующая, жена священника и многодетная мать, красивая, тонкая, молодая женщина. WASP* по-русски. Разве не идеал?

Но российское общество начала XXI века, несмотря на всю свою неоднородность, имеет запутанные и неоднозначные взаимоотношения с РПЦ и верой в целом. «Все сложно», как пишут в статусе в социальной сети. В общественном отношении к вопросам религии мы видим «коктейль Молотова» из народного гнева первой русской революции, ярких плакатов советской эпохи, едких фраз талантливых корреспондентов русского ТВ середины 90-х годов и собственного опыта веры и неверия. Крестьянская ярость плюс пролетарская смекалка в сознании бородатого хипстера с айфоном.

В результате, мы имеем несколько болевых точек соприкосновения с Русской Православной Церковью, как невысказанных, так и озвученных претензий по трём основным направлениям: вмешательство в дела культуры, экономику и взаимоотношения с властью.

Во всех этих случаях главным разжигателем общественного негодования, естественно, являются средства массовой информации, а методом распространения этого ментального джихада против «попов» давно стал интернет, как часть свободной трибуны для независимых взглядов. Обсуждать эти вопросы упоительно, учитывая, что обсуждающие имеют весьма смутное представление о Символе веры. Несмотря на свою незначительность, все случаи влияния РПЦ на некие «культурные» процессы обсуждаются повсеместно. Вопрос о том, мог ли блогер Соколовский озвучить матерно видео-съёмку своей прогулки по храму (тем самым самовыражаясь культурно), или не мог, становится предметом дискуссий серьезных людей на самом высоком уровне. Тем более, не будем вспоминать хороводы Пусси Райт, эта истерия запомнилась всем, вызывая отвращение даже у самых лояльных. Распространяясь как вирус, она немало поспособствовала подкреплению негативного имиджа РПЦ.

Но, тем не менее, люди ищут веры, что логично: жизнь в России действительно непроста и часто для облегчения тяжкой доли требуется помощь некоторого нечеловеческого свойства. Кстати, никого ведь не удивляет повсеместное распространение всевозможных сект, гадалок и ясновидящих неясного происхождения, которых, кстати, официальная церковь осуждает. Не говоря уже о том, что много лет по телевизору показывают постановочные «битвы экстрасенсов», что только доказывает как далеко РПЦ до полного влияния на культуру. Хотя коллективное бессознательное соцсетей и уверено в обратном!

И все, кто обсуждают эти вопросы, яростно дискутируя, иногда не могут ответить на элементарный вопрос о собственной конфессиональной принадлежности. При этом, мы считаем себя знатоками христианства и даже учитывая всю нашу русскую любовь к роскоши, золоту и стразам, именно священникам мы этой роскоши простить не можем. Мерседесы, квартиры и часы Патриарха не дают нам спать, вызывая приливы гнева. В этом еще один удивительный стереотип, существующий в сознании — священник для нас это не соотечественник, а воплощение смирения, самоограничения и «благой нищеты». Считая главным достижением в жизни высокое социальное положение и материальный успех, русский человек приходит в церковь и ищет святую бедность. И, возможно, находит ее в многочисленных провинциальных нищих храмах. Но СМИ убеждают нас в обратном, потому что к духовенству предъявляются самые высокие требования «чистоты» и непорочности, словно они не обычные люди, а полномочные представители божественных сил. Представление это, гораздо более языческое, чем все остальное, в нем есть отзвуки взаимоотношений с шаманами и ведьмами из «экстрасенсов».

Не будем забывать, что после долгого запрета на религию в Советском государстве, мы имеем в сознании еще один стереотип. Большим количеством русских людей вера воспринимается как аспект интимной, частной жизни, а попытки публичной демонстрации своих убеждений — отвратительными и пугающими. В голове еще сидит страх «посадки», осознаем мы его или нет. Любое действие, противоречащее этому страху, вызывает возмущение и ощущение нарушенного личного пространства: «Не хочу я на попов смотреть, зачем мне такое показывают? Да, верю. Но вам-то, вам-то что?»

И никто, никто не хочет разбираться в сложной ситуации. Просто бесит. Точка.

Сначала Бог, потом Церковь, потом Царь — изначально эту систему попытался сломать Петр I, который, как мы помним, первым из официальных русских руководителей был открытым антиклерикалом. Сначала Царь, потом Бог, потом Церковь, с его подачи, именно с такой идеей, живет светское русское общество больше 300 лет. И даже Советское время, вспомним иконописные портреты вождей в Красном уголке, можно не исключать из этого периода. Церковь всегда была идеологическим союзником власти, получая за свою лояльность некие материальные и нематериальные ценности. Упрекать же государство в использовании привычного всем империям идеологического вектора трудно, Kinder, Küche, Kirche — вечный моторчик, как тут не вспомнить и «Почетный крест немецкой матери», который вручали в гитлеровской Германии за рождение четырех детей. Попытка создать на основе христианства новую государственную идеологию не нова, хотя предыдущие «достижения», с исторической точки зрения, сомнительны. Новая идеологическая политика России очевидна: слияние двух социальных институтов — Церкви и Царя, благословленных Богом, мы видим на всех каналах ТВ, в прямых трансляциях из Храма Христа Спасителя и в многочисленных селфи с главной пасхальной службы года. Вот только главный момент — сама Христова вера, все время ускользает из обсуждения. Увы. Именно отсутствие настоящей духовной работы, которая, в общем, и должна быть сокрыта от общества, часто так раздражает и бесит паству, а вовсе не светские привычки Патриарха. Государство ждет поддержки от Церкви, Церковь готова помогать могущественному защитнику, общество хочет определиться, но взбешено яростным напором и тех и других.

И власть снова и снова наступает на те же самые грабли, хотя мнение аудитории однозначно — Россия является светским государством, демонстрация конфессии в публичном поле неприемлема, получение денег из государственного бюджета в бюджет церкви невозможно. Причастность нового омбудсмена к распределению средств только ярче иллюстрирует это отношение. Люди негодуют, РПЦ старается «работать с возражениями». Усиление внимания РПЦ к недоверчивой «аудитории» обьяснимо. Достаточно посмотреть на официальную статистику, которая оправдывает все яростные споры в Фейсбуке *данные на август 2012 года.

58,8 миллионов или 41% россиян исповедуют православие и принадлежат к РПЦ.

36 млн или 25% верят в Бога, но конкретную религию не исповедуют (фактически — не определились). Приплюсуем к ним 18 миллионов (13%) атеистов, а к этим еще 9,7 миллионов, то есть около 7,2% — христиан, не желающих посещать церковь, язычников, старообрядцев и прочих.

Получаем в сумме 45,2% процента населения страны и почти 64 миллиона человек, являющихся полем деятельности для внутренней христианизации. Именно исходя из этой статистики говорить о «безусловном» и полном влиянии РПЦ на общество преждевремено, но усиление позиций и активная «работа» идет. Государство эту работу поддерживает, смена курса очевидна. Мы уже не империя красных флагов, мы — христианская империя! Профит от новых ценностей ясен, поднимать под знамена «За Бога, Царя и Отечество», безусловно, проще, чем под неясные демократические идеалы.

Будет ли новая государственная идеология успешной? Безусловно. Перспективна ли она? Сомнительно, если объективно оценивать не только глобализацию и интернет, но и имперские амбиции прошлых веков, которые сыграли с Россией злую шутку.

Кроме того, Русская Православная Церковь тоже изменилась, пусть этого никто не заметил. Скорее всего, причиной послужил недолгий, но мучительный советский период, когда духовенство, действительно, пострадало за веру, когда сажали в тюрьму, и когда трудами подвижников сохранились монастыри и старчество. Священики уже перестали быть «попами» с картинок раннего советского времени, это живые, активные люди, наши современники! Например, можно посмотреть полные невероятного обаяния и страсти проповеди отца Андрея Ткачёва.

Как же выглядит современное христианство? Тотальный атеизм социальных сетей сильно разнится с тем, что видно, например, во время поездок в Псков, или в монастыри на Ладоге. Господь с вами, церкви полны, много детей и взрослых. Государство не ошиблось, люди хотят верить. Но каша в голове новых христиан, смешение понятий, тотально незнание символизма Христианства и его базовых традиций, несколько омрачает картину. На лицо некое «магическое» языческое отношение к духовенству, совершенно несоответствующее духу христианства, отсюда и завышенные ожидания, и представления о том, что обидеть священика плохо, и значит нарушать «табу». Главноей же причиной таких высоких статистических «процентов» является отсутствие грамотного обучения и донесения христианских ценностей до общества в популярной форме, но с багажом негатива и репутацией «кровопийцев» РПЦ это сделать сложно. Взаимная тяга омрачена одним обстоятельством: Церковь пока не говорит с паствой на ее языке, а языка Церкви люди не знают, забыли. Парадокс!

Кроме того, отсутствие целостности внутри самой Церкви, разные позиции и обстоятельства усугубляют эту репутацию. Православные либералы выступают по ТВ и организуют концерт БГ в Лавре, а одиозные деятели, по сути, разжигают «народный гнев», вспомним казачье поведение в Краснодаре. Все готовы биться за чистоту веры, но не всегда потому что вера чиста, а потому что очень хочется биться. Джихад, крестовые походы — мужской вид развлечений, особо приятный, когда война «священна», то есть когда на убийство, якобы, дал разрешение сам Бог. И все это происходит в «прямом эфире» под громкие крики в интернете.

Распутывая сложный клубок взаимоотношений людей, государства и Церкви — крайне болезненный, каждую минуту рискуя задеть чью-то конфессиональную гордость, нужно понимать: взаимоизменение Церкви, государства и общества, процесс удивительный, сложный, но предсказуемый и обьяснимый. Самое главное — наличие желания разобраться. И глянцевая, красивая матушка — заложница удивительного феномена, когда все хотят одного, но не могут договориться, потому что накопили очень много претензий, которые не желают обсуждать. Все готовы войти в союз на новых условиях, которые пока, к сожалению, не сформулированы сторонами окончательно. Конфликты неизбежны.

В этой сложной ситуации, каждый может держаться достойной позиции. Церковь должна подготовиться к больше публичности в обсуждении своих действий, государство — в более сдержанной и лояльной конфессиональной политике, а общество — к терпимости в принятии того и другого.

*сокр. от White Anglo-Saxon Protestant«белая кость» («истинный американец», «американская аристократия»; американцы англо-саксонского происхождения и протестантского вероисповедания считали себя и считались элитой общества; сейчас в основном употребляется с уничижительным оттенком)

Иллюстрация: Андрей Рябушкин. «Семья купца в XVII веке»