Отсветы гончих

«И вот в саду слышу из соседнего дома голос, как будто отроческий (откроковицы ли — не знаю), часто повторяющий на распев слова: «Возьми и читай, возьми и читай».

Cв. Августин «Исповедь» (VIII. 12)

«А времена в извечном чуде

текут. За гриву дева льва

C небес влачит. На лунном блюде

Хладеет мертвая глава»

Вячеслав Иванов «Август»

В русскоязычной поэзии август один из самых занятых и воспетых месяцев, поэтому углубляться в исследования созвучий между циклом Олега Панфила и поэтическим наследием, связанным с этим месяцем в кратком предисловии едва ли стоит. Для тех, кому интересна история вопроса есть емкое исследование Ирины Сурат, где она сравнивает август Анненского, Мандельштама, Цветаевой, Васильева и Пастернака.

Календарное циклическое время обладает способностью возвращать к онтологическим вопросам. Месяцы бесконечно повторяются, каждый раз год рождается и умирает в сознании бесчисленного количества живых существ, проходя через «эпохи» сезонов: из цвета, запаха, температуры и некоторой возможности цельного переживания конкретного календарного периода выстраивается если не картина мира, то его имманентный фон и общий план: то размытый, то обретающий невероятную четкость и погружающий в острое переживание времени.

Сезоны разомкнуты: поэт понимает эту максиму о невхождении в одну реку на своем опыте — в одном из стихотворений упоминается Драгинич, один из притоков молдавской реки Реут. В тоже время эта река странным образом длит то из прошлого, что все еще не разомкнуто. Некоторые блики и волны, но особенно берега все еще дают понять, что это та же река.

Природа светится и пахнет:

Камфорный чернозем/фосфорное тело полыни

Она царствует над этим стремительно уносящимся прошлым, что как утопический архив запрятано в ее волнах и лучах. Созвездия Льва и Девы, маркирующие август и сменяющие одно другое, служат хорошим рефлектором того лирического смещения от экзальтации к отстраненности, которое можно наблюдать в этих стихах. Знак Льва, связанный с властью, теплом, самоотдачей и одновременно со стремлением к солипсизму, к тому чтобы быть центром мироздания, сменяется знаком Девы — Прозерпины/Персефоны — похищенной дочери Деметры. Ей предстоит отсутствовать следующие полгода в царстве мертвых: можно представить, как похищаемая богиня яростно регистрирует все, что ей удается увидеть — одним из качеств Девы является внимание к деталям и способность к углубленному проникновению в суть происходящего благодаря контакту с нечеловеческими мирами — с флорой, фауной, минералами и стихиями.

У Олега Панфила август деколонизируется от множества литературных коннотаций, становясь артикулированно личным переживанием с уникальной картой мест и событий.

Не спи в эту ночь когда на исходе

август и воет любовью

шелковый пес в середине квартала.

Cубъектность, сущностность августа, которая как бы вселяется в пространство и пронизывает его этим воем.

и голый

почти сундука почти пыльной старой бумаги

волшебной книги

из которой мы выпали

на этот ветер ниоткуда

вдоль течения невидимой реки

полной звезд

нескольких струн золотых

и родинок темных

родников

прохладных

Это выпадение из «волшебной книги» августа означает и неминуемое возвращение туда, где приметы расположены так, что вселяют особое ощущение сопричастности. Это время созревшей откровенности, разогретая летом земля, покорность усилию-без-усилия, нарастающей полноты и убывающей легкости, которые предшествуют урожаю. Но беспокойное летучее созерцание простирается в даль, на все стороны света, как гончая, почуявшая след — к транзитным территориям и дорогам, тревожно окаймляющим покой созревающих садов и полей.

но ртутные боги

дорог и придорожья

рвутся и ускользают

в отсветах Больших и Малых

Гончих

Любовный вой трансформируется в ионы, ион помимо своего научного значения — электрически заряженной частицы — дословно значит «идущий». Идет время, идет дождь, идет человек.

в жабрах изнанки

ионы любви сквозь 

неповторяющиеся мембраны

без ключей лишь отмычки

отмычки

Иван Курбаков

+++

август выгуливает своих львов

любит огни их рыжих

золотых черепичных морковных грив

песочный янтарный абрикосовый

тугой плюш гипнотических львиц

пробуждающий перистальтику эго рык

самых большой страх живых

вызывает громкий звук

потому что изначальный звук — рык

чужого голода и ярости

август видит их акты любви

с добычей когда львы

почти засыпают от нежности

в обнимку с жертвой, но именно в этот миг

они выпивают жизнь то есть эго

а плоть

могут и не догрызть

август не ведется на неофитский вечный хайп

вокруг странного слова «эго» которое

не равно ни гордыне ни гордости ни чести

ни средоточию неясного зла

потому что когда кончается эго-

кончается жизнь

его стая охотится

на другое

— крохотные мыльные пузырьки

дури

встроенной во все живое

орогонное бревно во всяком глазу

бросающей блики прихода и 

кайфа и правоты и жажды на все вокруг

проектор фильма на всю жизнь

установленный не здесь

как лазерный прицел

но будто в каждом мозгу

неуловимый как 

бирюзовый мотылек

щелкают пастями

подпрыгивают львы

августа

+++

Не спи в эту ночь когда на исходе

август и воет любовью

шелковый пес в середине квартала.

август отчаливает в горящих гирляндах

из черепов черепков кукурузных початков

грошей переломов меди и труб.

август отчалит пожарным багром

наш берег отталкивая толкая

в янтарную тьму

вдоль рептилий асфальта

уплывает наш август розами нефти

недорогой по-черному черному морю без краю

уже издали кричит еле слышно: не спи

в эту ночь!

смотри в пустоту

перед новым свято

место приходит и место проходит

там кто-то стоит у всех ворот

ворота уходят, но отмычка одна

это Четвертый Гость

четверть

века спустя.

+++

подкидная бродячая смерть и ее балаган

сужает круги.

там же кто-то был на холме

под дикой маслиной

мы нашли его только на фото

снова не в фокусе.

+++

август немеет.

слюдяные следы улиток в мирах.

уходит запах

вишневых листьев.

мраморный бог расщепляется

на оперенье лохмотья

заносчивых оторванных

богов.

+++

по кишиневу шел в последний

день августа по проспекту разбитому

независимому от кругов подступающих

войн и обратно к центру окраины

на месяц раньше все в этом году

август ушел

раньше

нас

+++

поехали

в глубь августа

по его янтарно-горелой шкуре

в поисках дыма дымка

первоисточника запаха неизбежности

в ничтожных количествах например

почти лучистая амбра

засохшего на корню

кукурузного поля

в сумерках шуршащего трещинами и комками

неотвратимо знакомого

камфорного чернозема

и фосфорное тело полыни

на месте самой крупной в то время

мечети золотой орды

3000 кв.м. говорит Саша

они бежали сюда с поволжья

спасаясь от чумы.

у них был водопровод и развитая архитектура.

а после них еще 400 лет здесь опять жили в землянках

как будто никогда не было ни водопровода

ни двухэтажных домов.

жизнь в нише приучила наши носы

к гораздо большей концентрации

мы каждый день проверяем обоняние

например на запах ковид-пневмонии совсем рядом

белый мускус с черным санитайзером и сливочным гноем

ветры чистилища прорываются сквозь блок-посты

сквозь запахи всей этой такой нужной в болезни еды

бесконечные фрукты лишь бы не блять цитрусы

персики за забором рая.

но пока мы чувствуем запахи

это конечно же не ковид

это август

всего лишь август

и запах его источника

запах почти постыдно простой

и голый

почти сундука почти пыльной старой бумаги

волшебной книги

из которой мы выпали

на этот ветер ниоткуда

вдоль течения невидимой реки

полной звезд

нескольких струн золотых

и родинок темных

родников

прохладных

+++

под зноем золотым, под небом Драгинича

я вышел из реки на берег скотоводов. охотники в зените

сменились за время ныряния. теперь над нами

два сокола парили. уже перед отъездом

на правую мою ладонь сел мотылек. он

не улетал так долго, что во мне провернулся

безумия круг — чисто и непоправимо горел аметист,

взрывающий наркоз эфира — никого кроме я -

круг замкнулсяразомкнулся — страшно сказать –

через двадцать два года

но я в тот раз ошибся

— не семь, а по одиннадцать пурпурных

черных глаз глядели на меня

с подкрылков. подуло сверху.

спутников озноб взъерошил.как только

я узнал его и вспомнил,

он улетел, сверкнув

под зноем золотым, за небом Драгинича

за глинистой рекой

+++

сегодня ночью

сверчок темнит

во дворе августа.

за любым взглядом в зеркало

мелькает смерть.

помнишь, кто говорит?

то, что Напёрсточник

прячет ни под одним из трёх

напёрстков? даль раскручивает

взгляд из глазниц.

арбузный ветер

шахтерских степей

и совершенство простит,

и грязь под ногтями простит.

молитва за рулем — преступление,

но ртутные боги

дорог и придорожья

рвутся и ускользают

в отсветах Больших и Малых

Гончих

+++

шевеление пар света

за меловым туманом.

дальний воздух втекает

в жженную глину сердца,

выдувает —

верную, неверную ли —

единственную

ноту

+++

не может

смотреть себе в глаз

август куку

куку завистливые боги курчавых солнц

воздушный шар отчаливает рвет ребра

космоплавателей вносит

сквозь проем грудной

скафандры из межзвездных облаков

хорошо что открыли дверь

среди них был и я

древнее ассирии

волнистые лучи восходят

сквозь покрова

нет подробностей

даже скорняк не вырежет

этот третий вдох

ходы веществ

в жабрах изнанки

ионы любви сквозь 

неповторяющиеся мембраны

без ключей лишь отмычки

отмычки