24 января в Санкт-Петербурге и 25 января в Культурном центре ДОМ в Москве выступит финский ансамбль Ajaton Quartet с уникальным инструментальным составом: женский голос, бандонеон, виола да гамба и синтезатор. Кроме того, в рамках вечера исполнитель на синтезаторе Кари Иконен сыграет дуэтом с петербургским саксофонистом-импровизатором Ильей Белоруковым. Незадолго до концерта финский музыкант ответил на вопросы Григория Дурново и рассказал о своих разнообразных проектах и импровизации.

Расскажите, пожалуйста, об Ajaton Quartet, как возникла идея такого ансамбля и почему?

Идея принадлежала певице Мие Симанайнен. Она предложила мне играть в этом ансамбле на Moog, Микко Перкола был приглашен как исполнитель на виоле да гамба. Третьим стал флейтист Сонни Хейниля, которого потом заменил бандонеонист Хенрик Сандос. Идея заключалась в том, чтобы соединить интересных музыкантов, творческих людей, с разными бэкграундами. Микко играет старинную музыку, Хенрик — аргентинское танго, как современное в духе Пьяццоллы, так и традиционное. Я ближе к джазу, Миа тоже, но она поет много разного. При этом каждый умеет импровизировать и открыт для нового, каждый может придумать разные способы игры на своем инструменте в реальном времени. И, конечно, инструментовка очень необычна. У нас нет заданных заранее ролей. Когда в ансамбле есть басист, барабанщик, пианист и саксофонист, само собой разумеется, что саксофонист будет играть мелодию, пианист — привносить гармонию, басист — отвечать за ноты в нижнем регистре, а барабанщик — держать ритм. В общем, если упрощать, то все более или менее в таком роде. А когда имеется Moog, виола да гамба, бандонеон и голос, нужен совсем другой тип мышления. Иногда кто-то находится в нижнем регистре, кто-то обеспечивает гармонию, кто-то играет мелодию, звучащую одновременно с вокальной. А в следующий момент все может быть совсем иначе. Благодаря этому участие в ансамбле требует сложной работы, но очень интересной.

Вы упомянули ансамбли, в которых у музыкантов заранее заданы роли. Но в ваших ансамблях с обычным инструментальным составом — в трио, в квартете Orchestra Nazionale della Luna — вы стремитесь поменять распределение ролей, ведь так?

Верно. Я не хочу застревать в уже существующих формах. В моем трио басист часто ведет мелодию, используя смычок, играет в верхнем регистре. Мы меняемся ролями и постоянно ищем новое звучание. То же касается и Orchestra Nazionale della Luna: иногда на Moog я играю басовую партию, а басист переходит в верхний регистр. В своих проектах я стремлюсь быть максимально незашоренным, все время находить новые и интересные идеи. Я постоянно ищу что-то новое.

Некоторое время назад, не так давно, возникло много новых фортепианных трио, в том числе в Северной Европе, которые изменили стереотипы в отношении этого вида ансамбля, добавили новые слои в звучание, новые ритмы и так далее. В чем состояла ваша идея, когда вы собрали собственное трио?

До появления трио моим основным проектом был секстет Karikko. Я играл на фортепиано, Rhodes и Moog, там был контрабас, ударные, Венсан Куртуа на виолончели, менялись трубачи, Сонни Хейниля играл на флейте. Это был большой ансамбль, некоторые из других стран — [трубач] Стаффан Свенсон из Швеции, [другой трубач] Лоран Блондьо из Бельгии, [еще один трубач] Гуннар Хале из Норвегии. Для того, чтобы организовать фортепианное трио, у меня было две главных причины. Во-первых, хотя секстет был прекрасной площадкой для сочинительства и мне очень нравилось писать для этого сочетания разных инструментов, вместе с тем я чувствовал, что мне как солисту здесь тесно. Мне хотелось немного больше пространства для игры и больше ответственности в исполнительском процессе. Мне был нужен ансамбль поменьше, в котором моя роль как пианиста была бы более значимой. Во-вторых, концерты, репетиции, записи секстета с двумя иностранцами было очень трудно организовывать. Все нужно было планировать сильно заранее. Кроме того, организаторам мероприятий наши выступления обходились дорого, поэтому мы не очень часто давали концерты. Так что еще и по этой причине мне хотелось ансамбль поменьше. Конечно, идея фортепианного трио лежала на поверхности и при желании я мог бы обойтись без такого инструментального состава и создать что-то совершенно иное. Но в тот момент мне показалось, что это сложная задача, которую можно попробовать решить: в мире столько фортепианных трио, и хочется найти действительно оригинальное звучание.

Когда вы организовали Karikko, что было в основе — идея необычного инструментального состава как таковая или люди, с которыми вам хотелось играть вместе?

На первом моем альбоме с Karikko 2001 года записаны композиции для разных ансамблей. Там было две пьесы только для духовых, были произведения для квартета или квинтета, были вещи, требовавшие почти биг-бэндового звучания. В некоторых произведениях я использовал виолончель, в некоторых на флейте играл Сонни Хейниля, были труба, тромбон. И после этого я понял, что мне нужна такая инструментовка: один струнный инструмент, один медный духовой и Сонни Хейниля, который играет на саксофоне и флейте. Мне хотелось, чтобы такой ансамбль был максимально компактным, то есть состоял из шести музыкантов — я, контрабас, ударные, струнный инструмент (виолончель), труба и флейта или саксофон. Так что все началось с идеи инструментального состава, но, конечно, пригласить Сонни было естественно, он потрясающий музыкант, и флейта у него — не просто дополнительный инструмент [к саксофону], а действительно еще один главный. Мне нравилось, что с помощью флейты можно расширить диапазон. Я потратил некоторое время на поиски лучшего трубача, который подошел бы ансамблю, тому музыкальному образу, тому видению, которое у меня было. Венсан Куртуа — замечательный импровизатор, вообще подходящих виолончелистов не так много, как минимум среди тех, кого я знаю.

Какая идея стояла за созданием Trio Toffa?

Все произошло естественным образом. До этого я играл с Ноэлем Сайзону, а Петри Каутто — один из моих лучших друзей. Однажды мы гуляли по городу вечером, пришли к Петри на репетиционную базу. У меня почему-то был со мной Moog. Мы джемовали втроем. Нам показалось, что это мог бы быть интересный состав, и постепенно стали все чаще собираться.

Часто ли вы играете на разных инструментах в рамках одного проекта?

В большинстве ансамблей, где я играю на фортепиано, я к нему ничего не добавляю. Но в Orchestra Nazionale della Luna я играю как на фортепиано, так и на Moog. Если я играю на Rhodes, я обычно добавляю Moog. И есть ансамбли, в которых я играю только на Moog. Это ставит передо мной сложную задачу, но это здорово, поскольку я могу использовать для игры обе руки: одна на клавиатуре, другая одновременно отлаживает звучание. Очень редко я играю на чем-либо еще, кроме этих трех инструментов — фортепиано, Rhodes и Moog. У меня есть и другие синтезаторы, есть фисгармония, мелодика, но обычно я использую эти три инструмента. Бывает, что использую перкуссионные инструменты, бывает, что пою.

Важно ли для вас, что вы музыкант из Финляндии, используете ли вы элементы финской народной музыки?

Не особо. Я слушаю Сибеулиуса, Эйноюхани Раутаваару, некоторых других финских композиторов. Но, честно говоря, финская народная музыка никогда не была мне близка. Мне народная музыка из других частей света кажется гораздо интереснее. Я слушаю много ближневосточной музыки, арабской, африканской, южноамериканской музыки. Даже шведская народная музыка ритмически гораздо богаче, чем финская. Иногда я слышу прекрасные примеры финской музыки. Но если вы спрашиваете, важно ли для меня то, что я из Финляндии, я бы отвечу: «Нет», — потому что никогда не думал об этом. Но, конечно, если кто-то начнет внимательно слушать, он или она, возможно, найдет что-то финское в звучании моей музыки. Но я никогда не добивался этого специально.

Что вы скажете о русской музыке?

Конечно, Стравинский, Шостакович, Скрябин — много потрясающих композиторов. Даже Рахманинов с его собственным стилем и пианистической виртуозностью. Я много слушал русскую классическую музыку. Народную тоже, но Стравинского и других композиторов — их я слушал прежде всего. Кроме того, я очень люблю русскую литературу! Я прочел все произведения Булгакова, некоторые книги Гоголя, Достоевского, Пастернака, Ильфа и Петрова, Хармса, Пелевина. Думаю, все это повлияло на мою музыку.

Ваше выступление с Ильей Белоруковым будет строиться на импровизации?

Да, будет полностью импровизационным.

Часто ли вам случается участвовать в спонтанной импровизации?

Довольно часто. Я уже больше двадцати лет занимаюсь этим время от времени. Мне нравится. Конечно, существует риск, что у музыкантов не будет контакта друг с другом, что музыка остановится и не будет развиваться, не будет никуда двигаться. Но обычно нам удается найти общее направление. Конечно, на это может уйти несколько минут в самом начале. Тотальная импровизация способствует обновлению. Еще это отличный способ знакомиться для музыкантов — просто выйти на сцену и начать играть.

Что означает название композиции Karikko «Kafe Moskva»?

Так называется бар в Хельсинки. Бар в советском стиле, очень милое место с особой атмосферой. У них там хорошая русская водка, бутерброды по-русски, там играет русская музыка, висит фотография Вовы Высоцкого. Когда я сочинял эту пьесу, я много времени проводил в этом баре.

В репертуаре Ajaton Quartet есть пьеса «Fado de Moscou», но она, кажется, не ваша.

Да, сочинил ее Микко Перкола. Но название придумал я. Он сначала назвал ее просто «Fado», но мне показалось, что в ней есть сильный русский дух, и я стал называть ее «Fado de Moscou».