Атрибуты святых это инструмент, в первую очередь, семиотики — но их можно интерпретировать как близкие отношения: с предметами, животными, местами и изредка другими людьми. Их можно оценивать как ich-es: Богородица и младенец Иисус — в принципе, атрибуты друг друга. Их также можно оценивать как ich-du: отношения Себастьяна со стрелами никак зрительно не отличаются от отношений Петра с ключом.

Живопись, в свою очередь, гармонизирует это всё одним махом. Маркузе описывал искусство как умиротворяющий триумф материи: что любое происходящее зверство нейтрализуется самим фактом изображения, как если бы этот факт уже давал некую справедливость.

Но это работает в обе стороны. Если изображение даёт целостность — можно сказать, что она присутствует и в бытии тоже. Если изображение содержит неуловимость — то и. И так далее.

Требование, которое искусство в целом ставит перед обществом — не пытаться иметь культуру, но быть культурой. Пытки уродливы. Орудия пыток уродливы. Художники, изображавшие истязания, знали об этом намного лучше сегодняшних зрителей, уже потерявших чувствительность к изображению насилия именно в художественном контексте. Мы обеднили диапазон атрибутов.

Стрелы не виноваты в том, как они используются. То, что они становятся атрибутами наравне со всем остальным — можно интерпретировать как ресакрализацию и опекунство.

Это не снимает проблемы, которую ставит Маркузе, но это интересно масштабируется. В такой оптике, контроль над распространением оружия должен находиться в руках людей, которые от него страдают. Или, как прокси — у школ, госпиталей, организаций помощи жертвам насилия, горячей линии для самоубийц.