Столкновение двух М с большой буквы — это всегда событие. Товарища Монро часто называют нашим Моримурой, а Моримуру японским Монро. За спиной у них обоих часто мелькает бойкая леди по имени Синди Шерман, но отбросим ее с ринга истории вместе с художественным балластом, и поговорим о нашем и японском, как они работают и зачем.

Who are you, mister Monroe? / 森村さん、あなたは誰ですか？

Мамышев-Монро — неувядающий и безвременный, прошедший тысячи верст чужих шагов и нашедший столь ранний покой в себе самом. История принятия его творчества в России до сих пор вызывает вопросы, есть небольшое ощущение того, что свою настоящую порцию признания ВММ еще не получил, но всему свое время и институциональный сноб падет. Монро был теоретиком своей собственный жизни, обрастал персонажами и их историями, но умудрялся оставаться собой. Он мог врываться на вернисажи свои и чужие, взрывать отечественные телеэкраны или преспокойно писать посты на Фейсбуке (Влад и Бронислава Монро отлично справлялись с этим) — все это у него выходило органично. Монро пережил нас всех и подгадал нам картину нашего неспокойного государства. Любопытно, что Монро был обожаем многими, его по большей части обходили фобии и претензии, ему удавалось восприниматься как свое-родное, не вызывая излишнего отторжения. Хотя корни нашей советской любви к эстрадной травестии, возможно, сыграли свою роль, вопрос остается открытым.

Моримура при всем своем, казалось бы, ярком перевоплощении, личность меланхоличная и чуткая. Покорив сначала столицу Японии во второй половине 1980-х годов, прибыв из ее не самых отдаленных, но все же регионов, он у себя на родине был первым, кто начал работать со своей собственной внешностью и использовать ее как материал для своих работ. Закрепившись институционально, Моримура также быстро снискал популярность и за рубежом, хотя и получив изрядную порцию сравнений с Синди Шерман. В нем есть много того, что для японского искусства в то время и отчасти сейчас было непривычно, и не только по причине переодеваний и образного гротеска, здесь большую роль сыграл заход на чужую, в культурном отношении, территорию и работу с ними… «другими».

Каждый из них обоих обладал своим набором тем и приемов, просто переодеться и стать кем-то было недостаточно. Моримура тщателен и дотошен в своей собственной реалистичности, ему важно совершить необходимые манипуляции над готовым изображением, приблизить его к желаемому. Его работы — это единичные высказывания, заходящие на политическое/человеческое поле, ему важно и необходимо работать с историей, потому что она его главной ресурс при общении со зрителем. Моримура избегает целостности своего универсума, потому что он хочет говорить о серьезных вещах, акцентировать внимание на глобальном. За это ему часто прилетает от критиков, которые пытаются его пристыдить за вечное использование чужого культурного материала. Выступая с поверхности фотографии, становится важен образ изображаемого, ведь он оживляет их тленные уста, вкладывая в них свои собственные слова. Для него жизненно важно в один момент высказаться от имени Мэрилин Монро, а в другой от Владимира Ильича.

Монро, в свою очередь, атакует по всем фронтам, в его арсенале: фото, видео, перформанс, тексты, социальные сети, тв — широкий размах для широкой русской души. Неусидчивость в одной форме искусства позволяет создавать ему собственную вселенную, которая обрастает персонажами и легендами даже после его кончины. Монро — настоящий супергерой, который борется со своими же суперзлодеями, заручаясь поддержкой своих суперсоюзников. Обманчивая декоративность Монро, которая для многих зрителей подрывает «серьезный» статус художника, работает по обратному принципу, ВММ, задействуя все нам знакомое, с должной любовью к деталям и изобретательностью, говорит о нашем застрявшем во времени быте и истории. Художественная пластичность Монро убедительнее любого концептуального захода, талант вживаться в роль и убеждать в своей состоятельности — обезоруживает любого на расстоянии в историю. Заслуга Монро и в том, что он оставляет за собой массу художественных артефактов, будь это его расцарапки или мощнейшие каблучища.

Моримура несмешной, его лирика заключается в обратном от смеха качестве — проницательном портрете истории, где он руководит процессом со стороны своего/чужого тела. Его интровертность требует собственной драматургии, поэтому он и начинает эту игру с переодеванием в других. Монро также не лишен серьезности, хотя комедийность/ шутовство / карнавальность — качества, часто приписываемые Монро, легли тяжелым бременем на признание значимости его наследия, но это никогда не должно отменять наличие продуманности его жеста, хотя и отображаемого через условности и карикатуру (на первый взгляд).

Моримура нападает на своего персонажа точностью, моментом и заранее спланированным действием. Монро же требует свою аудиторию, он рождается в процессуальности, ухватывая в истории момент только для себя, оттесняя все живое — с кем бы не беседовал Монро в своих замечательных выпусках ПТВ, главным героем всегда оставался только он. Это был совместный творческий акт, пускай и на несколько эксплуататорских тонах, но в его случае более чем допустимый. Моримура избирает глобальных героев, Монро же может говорить о глобальном и не использовать при этом лица мирового значения, ему вполне удается рассказать о судьбе своей страны лицами самосозданными и неизвестными. У них обоих предостаточно общих точек пересечения (Монро и Гитлер, например), где они обнаруживают друг друга в тех же персонажах и лицах, но с разной интонацией.

У Моримуры нещадно сильно прочерчена линия между ним самим и персонажем, Ясумаса обыкновенный или Ясумаса преображенный — персонажи разные. К ним, на самом деле, можно добавить и Моримуру третьего (в зеркале перед собою и глазами близких). У Монро тоже есть небольшое разделение, хотя менее четкое и трудно различимое. Даже тот Мамышев-Монро, что даровал нам свой лик в Розовом Блоке у Артемия Троицкого, как бы рассекречивая закулисье и себя в нем, по-прежнему остается образом и персонажем. Телевидение, в этом отношении, является довольно эффективным инструментом презентации себя, который редко попадает в руки художника, заставляя магию массового работать.

У Моримуры важно оставлять зазор между собою (в этом ему помогает его азиатская внешность) и персонажем. При помощи своей внешности он не только берется за историю вечного противостояния Востока и Запада, но и расширяет изображаемый им каркас знаменитого персонажа. Другое дело, что качество создаваемых образов у всех свое, размах их таланта велик. Моримура берет курс на достоверность, у него везде все филигранно, за исключением тех моментов, которые ему нужны, чтобы создать эффект «расщепляющего» восприятия в изображении, что приводило бы к оптическому диссонансу у зрителя. Монро, по отечественному изобретателен, его работа строится по принципу: «слепили из того что было», но это не вынужденные оковы художника, сигнализирующие об ограниченности ресурсов, а скорее выверенное соприкосновение с предметами окружающей его действительности.

Серьезность Моримуры тяжелее витальности Монро, даже другие его соотечественники, работающие с собственной внешностью (Томоко Савада, Мива Янаги и пр.) смотрятся чуть поживее, но он и из более старшего поколения художников, которыми больше свойственен драматизм и рассуждения о ходе истории в переломные для нее моменты (смерть императора, становление новой Японии, экономический кризис). Путь Моримуры, как и Монро, не избежал своей горькой участи и также оброс стереотипами, которые ему очень легко навязываются со стороны. Случай японского художника, конечно же, про его собственную национальную принадлежность и бессменный атрибут японской культуры — театр Кабуки.

Остается сказать, что Моримура видится интровертным художникам, чья энергия позволяет ему сконцентрироваться на одном образе-высказывании. Монро — экстраверт, которому удавалось удачно сочетать в себе художественное и публичное, курсировать между художниками и светской тусовкой, быть любимым и обожаемым по обе стороны. Удивительным образом совпадало и время начала их практик, оба они стартовали во второй половине 1980-х годов, пускай и на дистанции в тысячи километров.

Моримура продолжает биться лбом об вопрос принятия Востока Западом, также как наследие Монро пытается получить свое признание. В этом тексте не было и слова о роли перформативности или квир-идентичности в их творчестве, потому что…оно и к лучшему, они оба больше этих понятий, занимающихся препарированием искусства. Самый значимый урок, который можно получить у них, заключается в том, что кого бы они не изображали, но для нас они все равно остаются и воспринимаются как Владислав Мамышев-Монро и Ясумаса Моримура.

P. S. В преддверии написания данной статьи мне было необходимо освежить свои впечатления от Моримуры/Монро, и, к своему дичайшему восторгу я вновь наткнулся на выпуск программы «Самый умный», где под трель Тины Канделаки в финал вышли: ВММ, Вера Брежнева и Дарья Спиридонова. К сожалению, победила та, которая знает пароли и ориентиры, хотя я каждый раз надеюсь на победу ВММ, но это детские мелочи и небольшое отступление, а суть в другом: оставайтесь самыми умными и будьте верны своим суждениям, время сейчас такое!

Телеграм-канал Gendai Eye