Мария Меньшикова — активистка, которая уже более восьми лет занимается тем, что можно назвать «университетской политикой»: защищает права студентов и сотрудников высшей школы. Она была участницей Инициативной группы МГУ и пишет для журнала DOXA. С начала войны в Украине Мария включена в антивоенный активизм, в том числе как участница одной из немецких ячеек ФАС, и продолжает заниматься проблемами российского высшего образования.

В апреле на Меньшикову завели уголовное дело за публикацию поста в соцсетях журнала DOXA в июле прошлого года. В посте редакция призывала писать письма арестованным за попытки поджечь военкоматы и подписываться на мейл-рассылку журнала с новостями о войне в Украине и радикальных антивоенных акциях. Из–за этого поста Меньшикову обвиняют в публичном оправдании терроризма (ч. 2 ст. 205.2 УК РФ) — ей грозит до семи лет лишения свободы. Сама журналистка сейчас находится в Германии. Координаторка ФАС Элла Россман поговорила с Меньшиковой о её работе, уголовном преследовании и о тех задачах, которые встанут перед российскими антивоенными активистами в будущем.

Как ты вообще попала в активизм и журналистику? Насколько я помню, мы с тобой познакомились ещё в 2015 году, когда вместе пошли на лекцию Старикова об «оранжевых революциях» в РГГУ и протестовали против антинаучной ерунды, которую он на ней говорил. С тех пор ты прошла большой путь. Расскажи о нём немного?

Стартом для меня был именно 2015 год. Я приехала учиться в Москву в 2012-м и попала на период спада после митингов 2011-2012 годов. Я уже знала политзаключенных, которые участвовали в этих митингах, но моя собственная активность началась позже. Тур автора псевдоисторических сочинений Николая Старикова по московским вузам сыграл свою роль: мы боялись, что этот деятель станет какой-то новой влиятельной политической силой. Он читал в вузах лекции, которые тогда казались полной дикостью, но сегодня уже стали мейнстримом: я имею в виду имперскую риторику.

В том же году (31 мая 2015 года — Э.Р.) в Москве был небольшой митинг в защиту образования, он проходил на площади возле метро Достоевская. В нём поучаствовали многие активисты, с которыми мы потом сотрудничали. Например, там была «Университетская солидарность»; я в этом профсоюзе тогда еще не состояла, но его члены дали мне подержать их флаг, и я «приобщилась» (смеётся). Там же мы познакомились с Дашей Серенко и другими ребятами из Литинститута, которые вышли с плакатами. Они боялись, что им скоро могут запретить писать стихи о том, о чём они хотят, и можно будет писать только оды вождю. На митинге был свободный микрофон, рабочие группы, в которых мы обсуждали отдельные темы, что вошло в резолюцию, были и провокаторы. Вообще это был как бы микромир университетской политической жизни, и он был очень вдохновляющим. Мы тогда чувствовали, — даже если не всё под твоим контролем, то хотя бы что-то: можно собраться легально, что-то обсудить, как-то противостоять ультраконсервативным силам.

В 2018 году я участвовала в кампании Инициативной группы МГУ против фан-зоны (студенты выступили против размещения фанзоны Чемпионата мира по футболу напротив главного корпуса университета, так как шумные мероприятия могли помешать учебному процессу и жителям окрестных общежитий; кроме того, мнения университетского сообщества никто не узнавал. — Э.Р.). Нам тогда удалось добиться того, чтобы фан-зону перенесли на триста метров дальше от общежития. Конечно, те, кто жили в общежитии и чьи окна выходили на фан-зону, все равно страдали от шума по ночам. Чемпионат пришёлся ещё и на время сессии. В общем, это была частичная победа. Мы столкнулись с тем, что нам как студентам противостояла не только администрация, но и внутренняя МГУ-шная ФСБ. Охранники следили за нашими активистами, докладывали о них куда-то, на нас оказывали серьёзное давление. Во время этой кампании в Высшей школе экономики проходила конференция, посвящённая студенческим протестам мая 1968-го, их осмыслению. Туда позвали выступить и нашу инициативную группу — рассказать о нашей кампании, её методах. Там мы познакомились с Арменом Арамяном, ребятами из DOXA.

После этого была кампания за увеличение стипендий студентам. Это мы делали уже вместе с DOXA: например, наш активист Виталий Землянский тогда подготовил колонку о том, сколько шаурмы можно купить на одну месячную стипендию и как это число меняется с годами из–за инфляции. Я всё активнее участвовала в работе DOXA. В то время большая часть аудитории журнала была из Вышки, и редакция стремилась расширить аудиторию на другие вузы. Мы хотели работать с университетами по всей России, писать о том, что происходит в высшем образовании, о нарушении прав.

Тогда это был такой масштаб, когда у тебя есть ты, твоё свободное время, паблик во ВКонтакте, сайт на Тильде, — и всё.

Мы начали просить студентов присылать нам информацию через телеграм-бот — сейчас он, кстати, помог нам собрать масштабную хронику репрессий в университетах в связи с войной. Студенты присылают рассказы о давлении, об организации пропагандистских лекций или Z-флэшмобов, куда их насильно сгоняют, об отчислениях по политическим мотивам. Скоро мы выпустим эту хронику на DOXA в виде рейтинга. Существует много рейтингов вузов, типа QS, шанхайского или Times Higher Education, а у нас будет свой — рейтинг Z-вузов, самых милитаризованных и пропагандистских. Такой документ эпохи. Сразу несколько фаворитов сейчас борются за первое место в нём.

Расскажи немного о своем уголовном деле. Было ли какое-то предчувствие, что может случиться? Часто перед тем, как человека сделают иноагентом или заведут на дело, на него начинаются какие-то атаки ботов или телеграм-каналов. Было ли у тебя что-то подобное?

Дело было для меня неожиданностью, я сама узнала о нём из поста провоенного телеграм-канала Baza. За несколько месяцев до этого у меня пытались взломать твиттер, но из этого ничего не получилось. Персональных атак не было.

Дело об оправдании терроризма — это продолжение атак на DOXA. Напомню, что в 2021 году Армена Арамяна, Аллу Гутникову, Володю Метёлкина и Наташу Тышкевич арестовали за видео с поддержкой молодых людей, которые выходили на митинги.

Ребят осудили за «вовлечение несовершеннолетних в опасные для них действия» (ст. 151.2 УК), и опасные действия, которые имелись в виду, — это митинги, где полиция избивает людей. После этого на DOXA было много атак. Прямо перед 24 февраля 2022 года на нас была атака ботов в телеграмме. В инстаграме они тоже были. Когда началось полномасштабное вторжение, нам почти сразу заблокировали сайт. Мы тогда начали делать зеркала сайта, новые домены — все эти танцы с бубнами, чтобы наши читатели в России продолжали получать информацию. В ноябре прошлого года нас пытались признать экстремистами: на журнал написали доносы несколько депутатов Госдумы. В результате пока не признали, но мы на всякий случай отключили донаты со всех российских карт, чтобы не подставлять читателей под статью за «финансирование экстремизма». В общем, перечислять можно долго.

Моё дело — первое, когда терроризмом был расценён призыв писать письма в тюрьму людям, которые ещё даже не были осуждены.

Они подозреваемые, то есть по закону всё ещё считаются невиновными. Оказывается, им теперь нельзя писать, это действие криминализуется. Это очень опасно для тех, кто сейчас находится в России и устраивает там вечера писем политзаключённым. Я за них очень беспокоюсь. Я, конечно, рада, что нахожусь сейчас в безопасности, в Евросоюзе, и что следователь оказался таким гуманистом: завёл дело на меня, а не на кого-то ещё.

Сегодня многие российские оппозиционеры и антивоенные активисты оказались под преследованием, столкнулись с цензурой, были вынуждены покинуть страну. Всё сложнее найти хоть какие-то способы бороться за свои ценности, идеалы, выступать против войны и диктатуры. Как ты считаешь, что мы по-прежнему можем делать в этих условиях? Какие действия ты считаешь работающими сейчас?

Мне кажется, важно уже сейчас вести диалог о том, какое будущее мы хотим для нашей страны, — даже если в моменте кажется, что будущего нет. В какой стране мы хотим жить? Хотим ли мы, чтобы общество было капиталистическим? Хотим ли мы, чтобы наша страна оставалась федерацией на бумаге? Должна ли она стать парламентской республикой, как предлагал Навальный? Диалог должен идти между всеми, кто разделяет демократические ценности, например, между феминистками и либералами, деколониальными активистами и левыми.

Нам нужно вместе искать какой-то ответ на тот реваншистский запал, который накроет страну, когда Россия проиграет в этой войне. Мы обязательно столкнёмся с тем, что люди, которые воюют, вернутся домой и будут чувствовать и распространять много ресентимента, и его же будут чувствовать разные «рассерженные патриоты». Нам нужно будет что-то противопоставить этому. И тут у меня пока нет ответа, что именно, — к нему нужно прийти вместе.

Другие материалы:

Образование девочек в азербайджанской деревне: как фонд «Наджима» помогает женщинам получить шанс на будущее

Аборт в XXI веке — это очень простая процедура: интервью с основательницей «Мартинки» Настей Подорожной