В предыдущей статьи, "История идеологии", был дан обзор исторических форм ложного сознания: магии, религии и гуманизма. Вместе с тем, классификация данных трёх форм была довольно общей, и дополнительная детализация сделала бы схему точнее и нагляднее. Кроме того, по ходу детализации вырисовалась некая закономерность, связанная с симметричностью различных форм идеологии в отношении сперва нарастающей, а затем убывающей трансцендентности персональных агентов, что можно выразить в виде следующей схемы:

1. Магия — вера в возможность прямого воздействия заклинаниями и ритуалами на окружающий мир, не требующая веры в личностных агентов;

2. Анимизм — вера в возможность прямого воздействия заклинаниями и ритуалами на окружающий мир, включая обитающих в нём духов животных и стихий;

3. Культ предков — вера в возможность прямого воздействия заклинаниями и ритуалами на окружающий мир, включая обитающих в нём духов предков, животных и стихий;

4. Политеизм — вера в возможность воздействия на окружающий мир, опосредованно через молитвы богам различных сил общественной и внеобщественной природы;

5. Иерархический политеизм — вера в возможность воздействия на окружающий мир, опосредованно через молитвы богам различных сил общественной и внеобщественной природы, которыми правит верховный бог;

6. Иерархический монотеизм — вера в возможность воздействия на окружающий мир, опосредованно через молитвы единому богу и его небесным чиновникам, которые управляют силами общественной и внеобщественной природы (пример — католическая или православная иерархия святых и ангелов с богом во главе);

7. Монотеизм прямой связи — вера в возможность воздействия на окружающий мир, опосредованно через молитвы единому богу, который сам управляет силами общественной и внеобщественной природы (пример — большинство протестантских церквей);

8. Деизм или монотеизм разрыва прямой связи — вера в возможность воздействия на окружающий мир через познание законов общественной и внеобщественной природы, заложенных в мир единым богом;

9. Гуманизм — вера в возможность воздействия на окружающий мир через познание законов общественной и внеобщественной природы силами самих людей — а также путём договорённости с ними;

10. Постгуманизм — вера в возможность воздействия на окружающий мир через познание законов общественной и внеобщественной природы силами любых общественных и внеобщественных объектов — а также путём договорённости с ними;

11. Алгоритмизм — вера в возможность прямого воздействия на окружающий мир путём познания закономерностей движения объектов, не требующая коммуникации с ними (пример — нейроэкономика и т.д.).

Как мы видим, формы ложного сознания сменяют друг друга по определённой закономерности, в начале и в конце общественной истории принимая более материалистические и рациональные формы, а в середине — иррациональные, связанные с верой в потусторонние силы. Мы знаем, что магии предшествовала рациональная практика первобытно-инструментального отношения к действительности; можем ли мы надеяться, что за горизонтом алгоритмизма, нейроэкономики, нейромаркетинга и иных современных суеверий, вплотную подходящих к рациональному познанию и изменению общества, мы сможем увидеть адекватное мировоззрение — истинное сознание, снимающее тысячелетнюю историю ошибок и заблуждений? Я полагаю, в этом нет ничего невозможного, а общая тенденция к росту производительных сил ясно указывает, что хватка идеологий всё больше ослабевает. Религия, всё ещё охватывающая широкие массы населения, по сути не в состоянии эффективно воспроизводиться в новых поколениях. Магические предрассудки, астрология и вера в призраков давно стали посмешищем среди образованной публики. А рост числа критических гуманистов, пусть непоследовательно, но отвергающих идею человека и человечества, свидетельствует, что и этой идеологии жить осталось недолго. Вместе с тем, важно понять закономерности формирования и ликвидации идеологии как можно точнее, чтобы успешно бороться с вредными предрассудками во всех их многообразных формах.

Отработав четырёхчленную теорию идеологии и её историческую проекцию, я на некоторое время оставил вопрос идеологий в покое, занявшись чтением и написанием более философских текстов и уточнением собственного материалистического мировоззрения. По ходу дела я отмечал, что многие философские идеи имеют косвенное отношение к идеологии и её критике, и будучи приведёнными в систему, могли бы составить ещё один уровень, сравнительно с предыдущими. Необходимость их систематизации проявилась уже в процессе написания и редактирования текста, вместе с оживлением интереса к социальной действительности вследствие встреч с живыми и интересными собеседниками. Каждый из выдающихся философов, предлагающих свой концептуальный аппарат, позволял под новым углом взглянуть на идеологическую болезнь общества, так что исходная теоретическая схема буквально засияла новыми деталями. Кроме того, дополнение и расширение исходной теории позволило ещё более упростить её, сделав её единство и центральность относительными, всё больше зависимыми от расширяемого и уточняемого набора дополнений.

Норберт Винер и его информационно-кибернетический взгляд на идеологию как следствие рассогласования управленческих процессов в обществе подкупает возможностью последовательного антигуманизма, устраняя отождествление субъекта трансформации процессов с биологическими и социальными телами. Нарушение цепочек управления создаёт на нижних уровнях социальной стратификации непредсказумеую среду, подобную рассеянному ящику Скиннера, обусловливая идеологизацию большинства членов общества, и через это — вторичную идеологизацию верхних этажей социальной пирамиды. Вместе с тем, теория Винера является в известной мере односторонней, так как рассматривая прежде всего управленческую связь, она почти не уделяет внимания её разрыву, освобождению управляемых элементов из–под контроля системы — что составляет суть не только атеизма, но и всякого революционного и освободительного учения. В то же время грубый, непродуманный разрыв чреват восстановлением старых проблем в ещё худших формах, как об этом свидетельствует фанатизм многих протестантских религий.

Данная невозможность разрыва связи интересно концептуализируется замечательным американским психологом Грегори Бейтсоном, анализировавшим, как на микросоциальном уровне образуются коммуникативные и психологические ловушки, выражающиеся не только в неврозах, но и в психозах. Дело в том, что безграмотная, а зачастую и злонамеренная коммуникация вызывает в сознании жертвы психической агрессии неразрешимые самостоятельно противоречия, наличие которых, как правило, к тому же и отрицается агрессором. «Двойной посыл», описанный Бейтсоном, представляет собой два взаимоисключающих требования на разных уровнях коммуникации, адресованные жертве вместе с запретом на их осознание и выход за пределы ситуации, что ведёт в ряде случаев к развитию шизофрении, или даже служит главным её источником.

Умберто Матурана и Франсиско Варела, чилийские кибернетики, разрабатывали концепцию аутопоэзиса, описывающую процессы самопорождения биологических и социальных систем. Данная концепция не только делает излишней фигуру бога-творца, но и объясняет, что религии возникают как следствие взаимной самоорганизации мемов и их носителей, а не учреждаются высшими (или низшими) силами. Вместе с тем, их увлечение буддизмом и попытки изучения сознания от первого лица, являются бесперспективными и по существу антинаучными.

Лев Семёнович Выготский — выдающийся советский психолог и философ, наряду с А.Н. Леонтьевым — разработчик культурно-исторической теории в психологии, позволявшей материалистически объяснить не только низшие функции психики, тесно связанные с физиологией нервной системы, но и высшие, связанные с предметной деятельностью и творчеством, которым церковники стремятся придать мистический, таинственный характер, приписывая мышление и творчество влиянию потусторонних сил. Наоборот, объясняя психические явления через объективное и предметное мышление по поводу деятельности, в которую вовлечены субъекты, мы можем объяснить его особенности уровнем развития материального производства, так что как норма, так и патологии психического развития имеют прозрачное объяснение в противоречиях производства и способах их разрешения.

Зигмунд Фрейд — австрийский врач и изобретатель психоанализа, показавший символическую обусловленность магических и религиозных верований, а также их структурное тождество ряду известных ранее нозологических единиц, таких как невроз, психоз и перверсия, вариантами которых они являются. Другим достижением Фрейда было открытие разделения психики на сознание и бессознательное, иначе говоря, на речь и её траекторию, а также наличие ряда защитных механизмов, не допускающих до сознания общественно-неприемлемые и структурно-недопустимые желания. Всякая идеология, таким образом, опирается на бессознательные желания, выражая неадекватные способы их подавления и разрешения. Историческое происхождение бессознательного, описанное Фрейдом в книгах «Тотем и табу» и «Этот человек Моисей», содержит множество значимых замечаний, но также ряд сомнительных моментов, связанных со смешением семейной и общественной истории (миф об отце первобытной орды и т.п.).

Вильгельм Райх — выдающийся немецкий психоаналитик, один из первых фрейдо-марксистов. Примечательно, что его книги, как и книги ряда других психологов и социологов, не направлены прямо на критику религиозных догм, учений и ритуалов, но замечательны тем, что подрывают косвенные, периферийные посылки и следствия религиозной и иных идеологий. Так, «Сексуальная революция» — книга, замечательная в том отношении, что показывает несомненный вред психосексуальному здоровью, наносимый не только религиозными, но и в принципе консервативными запретами, как в семье, так и в обществе в целом. Наоборот, полноценное психосексуальное здоровье исключает внутреннюю потребность в поклонении высшим силам, тесно связанную с виной и стыдом по поводу сексуального и иных наслаждений, что и эксплуатируется попами и церковниками всех сортов в своих проповедях. «Психология масс и фашизм» подробнее демонстрирует, как психически подавленные и сексуально неудовлетворённые субъекты восполняют свои подавленность и неудовлетворённость насилием и подчинением, усваивая человеконенавистнические идеологии, мало чем отличающиеся от библейских предписаний об истреблении хананейских народов, или фантасмагорическом геноциде путём мирового потопа.

Герберт Маркузе — немецкий фрейдомарксист, член Франкфуртской школы, расширяет критику Фрейда, Маркса и Хайдеггера в большей мере применительно к социальным явлениям. Так, «Эрос и цивилизация» посвящена критике подавления эротического влечения и влечения к смерти в условиях капиталистического способа производства, следствием чего становится невротизация большинства членов общества, делающая их восприимчивыми к идеологическому способу восприятия действительности. «Одномерный человек» — более хайдеггерианская книга, содержащая элементы критики способов существования в условиях либерального капитализма, важнейшей чертой которого является так называемая герметизация универсума дискурса, то есть буквально закупоривание пространства общественных обсуждений во всех мало-мальски прогрессивных и революционных направлениях. (При чтении этого трактата я обратил внимание, что телевидение путинской России занимается именно этим мерзким делом, систематизированно промывая мозги собственным гражданам и подавляя любую возможность осмысленной дискуссии в публичном пространстве). Выходом из тупика Маркузе считает «Великий Отказ» — психологический коррелят глобальной антикапиталистической революции, связанный с установкой сознательного и нерепрессивного отношения к производству и удовлетворению бессознательных влечений каждого члена общества.

Теодор Адорно — немецкий фрейдомарксист, член Франкфуртской школы, автора ряда философских и критических работ, в том числе книги «Авторитарная личность», написанной по результатам социологического и психологического исследования авторитарных механизмов психики, проведённого в США. Первую часть книги составляют результаты указанного исследования, выявляющего отчётливую взаимосвязь между авторитарным, закостенелым складом личности и религиозными догмами, оправдывающими те бесчисленные запреты и их циничные нарушения, которыми такой субъект изводит и себя, и всех окружающих, составляя питательную среду для правых политических режимов и фашистских диктатур. Примечательно, что вторую часть книги составляет разбор методов психического насилия и манипуляции общественным мнением некоего радио-проповедника и христианского попа Мартина Лютера Томаса, на котором Адорно демонстрирует, как злонамеренный мошенник может причинять большой вред общественному здоровью, пропагандируя и культивируя болезненые, патологические черты психики, сцепленные с религиозными догмами.

Лев Троцкий — наряду с В.И. Лениным, один из вождей Октябрьской революции в России, выдающийся теоретик и практик марксизма. Несмотря на то, что его тексты носят в большей мере антикапиталистическую, нежели антирелигиозную направленность, их великолепный стиль и жизнеутверждающая интонация, резко контрастирующая церковным песнопениям о вине, грехе, смерти и страданиях, сыграли важную роль в моём становлении как сознательного атеиста. Чтобы читатель мог оценить всю мощь Троцкого как полемиста, приведу небольшой отрывок из его сборника «Литература и революция»:

«В обществе, свободном от классовых антагонизмов, не будет конкуренции ради прибыли и не будет борьбы за политическую власть; энергия и страсти человека обратятся на творческое подражание в сферах техники, науки и искусства. Основой для создания и конкуренции друг с другом новых «партий» станут идеи — по поводу планирования людских поселений, тенденций в образовании, стилей в театре, музыке, спорте, планов гигантских каналов, орошения пустынь, управления климатом, новых химических гипотез и так далее. Эта борьба будет захватывающей, драматической, страстной, она охватит общество как целое, а не только узкие касты для избранных. Искусство не будет, следовательно, испытывать недостатка в тех разрядах общественной нервной энергии, в тех колеллективно-психических толчках, которые приводят к созданию новых идей и образов. Люди разделятся на художественные «партии» в соответствии с темпераментом и вкусами. Человеческая личность будет расти, шлифоваться и развивать свое бесценное свойство: ничем достигнутым не удовлетворяться

До каких пределов самоуправляемости доведет себя человек будущего — это так же трудно предсказать, как и те высоты, до которых он доведет свою технику. Общественное строительство и психофизическое самовоспитание станут двумя сторонами одного и того же процесса. Искусства — словесное, театральное, изобразительное, музыкальное, архитектурное — дадут этому процессу прекрасную форму… Человек станет несравненно сильнее, умнее, тоньше, его тело — гармоничнее, движения — ритмичнее, голос — музыкальнее, формы быта приобретут динамическую театральность. Средний человеческий тип поднимется до уровня Аристотеля, Гете, Маркса. Над этим кряжем будут подниматься новые вершины». Прочтя эти строки в двадцать лет, я твёрдо решил им следовать, и превзойти Маркса в великом деле освобождения общества, в деле утверждения общественного и научно-технического прогресса.

Мартин Хайдеггер — выдающийся немецкий философ, анализировавший категории существования из феноменологической и герменевтической перспективы, прочтение которых стало основой так называемой экзистенциальной философии. В ходе деструкции сперва картезианского субъекта, а затем и всей европейской метафизики, Хайдеггер разрабатывает обширный терминологический аппарат, позволяющий приблизиться к мышлению различия бытия и сущего как фундаментально онтологических категорий, а также способов существования в их отношении — подлинного (dasein) и неподлинного (das man). При этом оба способа могут прочитываться как идеологические: dasein как чрезмерно сознательное бытие-к-смерти, вызванное интерпелляцией; das man — как его дурная противоположность, рассеянное и бесцельное блуждание от явления к явлению, представляющих ту же интерпелляцию, только рассеянную в повседневном шуме. Другой важный аспект хайдеггерианской философии — это его критика гуманизма. Свою позицию к данной идеологии Хайдеггер обозначил в «Письме о гуманизме», ставшем ответом на эссе Сартра «Экзистенциализм это гуманизм». По его мнению концепция гуманизма нерелевантна, так как последний зависит от того, что мы примем сущностный признак «человечности». А под ним может пониматься всё что угодно, как правило — «частный собственник средств производства», из чего следует уже более прозаическое равенство: гуманизм это капитализм, что уже ближе к действительности. Как бы то ни было, Хайдеггер, будучи крупным и противоречивым мыслителем, не собирался становиться под знамёна ни христианства, ни капитализма, сформулировав их своеобразную критику, которую следует иметь в виду как их сторонникам, так и оппонентам.

Жан-Поль Сартр, французский философ-экзистенциалист, писатель левых взглядов, развивал свои идеи на стыке воззрений Хайдеггера и Маркса, двигаясь от первого ко второму. Помимо странных и неправдоподобных воззрений, что в природе нет диалектики, а в обществе есть (откуда ей там взяться, если общество — часть природы?), изложенных в «Бытии и ничто» и «Критике диалектического разума», он доказывает, что боги, даже если бы они были, не могут нас спасти, вследствие неустранимой человеческой свободы. Примечательно, что критика религии велась Сартром с позиций феноменологически истолкованного гуманизма, за что его критиковал не только упомянутый Хайдеггер, но и другой классик французской философии, современник Сартра Луи Альтюссер.

Луи Альтюссер — выдающийся французский философ-марксист, сформулировавший учение об идеологических аппаратах государства и интерпелляции как механизме узнавания себя как того же самого в оклике представителей властных структур. Интерпелляция, как её описал Альтюссер, тесно связана со зрительным влечением и замиранием тела под взглядом значимого другого, что задействует в кардинально иных условиях биологический механизм замирания как средство избегания встречи с хищником у наших животных предков. Интерпелляция является одним из вариантов поведенческой унификации, осуществляемой придаточными аппаратами интегрированного капитализма как средство компенсировать неуправляемую мультиплификацию рыночных, технологических, политических и субъективных эффектов, производимых тем же капитализмом в точках сборки, переопределяющих композиции тел и идей в процессе глобального производства.

Бенедикт Спиноза — выдающийся голландский философ, о котором уже много было сказано, и на работы которого опирался в своих исследованиях, наряду с текстами Маркса, Луи Альтюссер. Текстологическая критика библии, принадлежащая перу Спинозы, поставившего под сомнение историчность описанных в ветхом завете событий и авторство книг, приписываемых мифическим персонажам, впрочем, является не самым главным его достижением. Более значима в этом отношении «Этика», предлагающая последовательно монистическую и материалистическую онтологию как для объективно-научной, так и для субъективно-экзистенциальной картины мира. Именно спинозистская онтология позволяет вести речь о том радостном и жизнеутверждающем атеизме, который я имею в виду в настоящей книге, и который заключается в коллективном овладении производительными силами общества ради присвоения потенциально бесконечного числа вещей и идей, способных стать частью нас.

Георг Гегель — выдающийся немецкий философ-спинозист, историзовавший синхроническое отношение атрибутов субстанции в системе Спинозы, и вследствие кристальной простоты своих текстов ошибочно трактуемый как сторонник существования сверхъестественных сил. В действительности абсолютная идея у Гегеля обозначает атрибут бесконечного мышления в его саморазвитии, а абсолютный дух — историческое единство бесконечного мышления и бесконечного протяжения, взаимно определённых друг через друга. Его отношение к религии состояло в признании её содержания тождественным философии, которая, в отличие от религии, постигает бесконечное мышление в научной форме, тогда как религия — в форме фантастических представлений. В этом смысле позиция Гегеля удивительно близка позиции образованных греков в изложении Поля Вена, склонных рассматривать мифы как художественные метафоры действительных явлений и категорий. Таким образом, Гегель редуцирует христианство к мифу, предполагая возможность подобной же редукции и в отношении светских идеологий, получивших значительно большее распространение после его смерти и до наших дней.

Сёрен Кьеркегор — датский философ-экзистенциалист, ревностный христианин и критик системы Гегеля. Основу мироощущения Кьеркегора составляла идея восстановления живого контакта с непостижимым богом, который не имеет ничего общего с человеческими желаниями и представлениями, к чему он стремился всю жизнь. Следствием соединения такой фанатической веры, развитого интеллекта и социальной ограниченности стала жестокая критика окружавшего его общества, представители которого были христианами только по названию, а не по существу, так что вся их вера сводилась к демонстрации окружающим благочестия столь умеренного, что отличить его от обыкновенного конформизма и безволия было бы крайне затруднительно. В этом отношении, несмотря на религиозный фанатизм и заблуждения, всё же можно отметить Кьеркегора как человека честного и принципиального, в отличие от тех «христиан», которые уже давно не верят ни в бога ни в чёрта, и которые сегодня готовы заявить себя как христиане, завтра как атеисты, послезавтра как мусульмане, потом ещё как-нибудь перекраситься. Описанием именно такого умонастроения стали слова другого великого атеиста и философа, Фридриха Ницше: «Бог мёртв».

Фридрих Ницше — никогда не играл особой роли в моём понимании атеизма и мировоззрении в целом. Главной причиной этого было отсутствие в его текстах внятной категориальной системы и приличных выводов, в результате чего Ницше может быть прочитан как писатель или публицист, но не философ. Вместе с тем, перечитав его, я обнаружил много здравых идей против поповского и университетского морализма как любви к встречам с наихудшими, слабыми и ослабляющими вещами, страсть к превозношению слабости, страданий, глупости, незаинтересованности, страх перед свободными проявлениями силы и желания. Так прочитанный Ницше великолепно рифмуется со Спинозой, так как оба рассматривают государство и церковь как собрание слабейших тел и ослабляющих идей и страстей, которому противоположна ассоциация или сверхчеловек, вбирающие в себя всё лучшее, бесстыдное и безвинное. Свободное проявление способностей и желаний в материалистической философии и соответствующем ей устройстве общества противоположно их подавлению в христианстве современном обществе, пропитанном конформизмом и приспособленчеством — и с этим выводом Ницше трудно не согласиться.

Мишель Фуко — выдающийся французский философ и социолог, самоопределившийся как ницшеанец. Моё знакомство с его обширнейшим наследием началось с ранней работы «История безумия в классическую эпоху», которая даёт великолепную картину серии институциональных трансформаций, следствием которых стала социальная функция безумия и психиатрическая практика и наука, её обслуживающая и изучающая соответственно. Опора на богатый и со вкусом подобранный фактический материал, ясность изложения и изысканный французский стиль философствования не только не оставили меня, как и любого внимательного читателя равнодушным, но и содействовали выработке равнодушия ко всяким и всяческим трансцендентальным, метафорическим мудрованиям, из которых состоят так называемые священные тексты и диссертации аналитических философов, не желающих ничего знать о действительных проблемах и устройстве общества. Другой важной идеей Фуко является идея сопротивления власти, рассеянной в повседневных практиках, и связанной с эффектами децентрации государства, расположенного в структурах общественного пространства и времени, а не в парламентско-полицейских учреждениях, бессилие которых всем известно.

Юрген Хабермас — выдающийся немецкий философ, представитель позднейшего поколения Франкфуртской школы. Его концепция коммуникативного общества связана не с отменой, а с реформистской трансформацией идеологических представлений членов общества, обусловленных сетями условного доверия, о котором я упоминал выше. Отмечая значимость данной концепции и связанных с ней методов, нельзя не отметить их существенный недостаток: все они являются по существу умеренными, за пределами применимости затягивая процесс трансформации общества, когда необходимы более существенные меры, связанные прежде всего с вопросами церковной и светской собственности.

Жак Деррида — французский философ и, пожалуй, наиболее изысканный автор из приведённых в данной части книги. Дело в том, что его критика онто-тео-телео-фалло-фоно-логоцентризма, или, сокращённо, метафизики присутствия, подрывает базовые установки всякой идеологии, так как всякое явление обладает длительностью, а следовательно, никогда не присутствует актуально в конкретном месте и времени. Следовательно, теофания, или явление полноты божества, невозможно по определению, как невозможен круглый квадрат или подобная противоречивая бессмыслица. Упразднение звучащей речи в пользу безмолвной буквы, или игра «текст против смысла», упраздняет гипотезу о богооткровенности библейских и любых других книг, доводя собственную теологическую методику толкования до предела, за которым та ломается, так как священный текст начинает отрицать себя, свою целостность и целостность своих персонажей, умножая смыслы и прочтения — а также автора как его предполагаемого субъекта или творца. Идея, что за воображаемым единством автора не может стоять никакого единства, а только другие тексты и структуры, также играет против гуманистического мировоззрения, так как то лишается своего предмета. Иначе говоря, антропофания, оговариваемая как эмпирическое доказательство существования человека, или принадлежности семиотических структур биологическому телу и их единства, также нигде и никогда не имеет места, равно как и гипотетическая теофания.

Георг Лукач — венгерский философ-марксист и критик идеологии, особенно отмечал значимость категорий опредмечивания и овеществления в понимании природы и механизмов отчуждения, являющихся, по его мнению, источником всякой идеологии. Его ранняя работа «История и классовое сознание», затрагивает важные проблемы роли идеологии как ложного сознания в ходе исторического процесса. В самом деле: на каждом этапе субъекты имеют представления о себе, о ситуации и о её исходе, существенно отличные от действительности; но действуя в соответствии с ними, они оказываются подчинёнными своим представлениям, равно как и физическим объектам, их окружающим, так что хотя сами представления могут быть сколь угодно ложными, их эффекты являются действительными, и подлежат научному исследованию. Эта вписанность представлений и субъектов в действительность концептуализируется Лукачем как тотальность. Однако уже альтюссерианская, а позже дерридианская критика покажет, что данная концептуализация включала ряд недоказуемых и ненаучных предпосылок, в частности — уже-всегда данность тотальности (в отличие от структуры), равно как и деятельность субъекта, создающего объект и противостоящего ему.

Михаил Лифшиц — советский философ и друг Лукача, работавший в области эстетики, вышел через неё на ряд значимых проблем исторического развития и идеологии: насильственный, ускоренный прогресс со стороны государств и капитализма порождает бессознательное сопротивление масс, становясь самостоятельной реакционной силой — но в то же время невольно включая стихийный демократизм, отвергаемый насильственными прогрессорами. Истинным в таком случае является такое соединение противоположностей, которое в их среднем даёт состояться высшим моментам как предполагающим друг друга: пролетарский аристократизм — предельная демократичность и виртуозное проявление способностей, о котором мечтал Ницше. Такому соединению противоположностей противоположно смешение крайностей, в котором демократизм свободится к охлократии, тирании толпы — а аристократизм вырождается в фашистское презрение к низшим — расам, классам, полам, народам, гендерам, видам и так далее.

Ник Лэнд — британский философ и демократический материалист псевдо-делёзианского разлива в классификации Алена Бадью. О его творчестве будет уместно привести русскую поговорку: начал за здравие, а кончил за упокой, так его исходные идеи, связанные с концептуализацией самоорганизующихся семиотических структур, являются блестящим приложением теории мемов, трактуемых им как гиперверия, к области социальных наук. Гиперверие в трактовке Лэнда — это такое верование, которое, в сильном случае, отражая возможное будущее системы, содействует его же осуществлению, как например, самоисполняющееся пророчество; а в слабом варианте, даёт непредсказуемые побочные эффекты, трансформирующие социальные структуры, как например вера в богов монотеистических религий снижает уровень жизни населения стран, в которых она преобладает. В последние же годы философия Лэнда деградировала, так что он занялся оправданием всех и всяческих ужасов капитализма: войн, кризисов, эпидемий, неконтролируемых рынков, коррупции и массовых репрессий, так что лучшим исходом истории для него представляется разработка американской военщиной искусственного интеллекта, который взорвёт всю планету, «освободив» мир от человечества. А участие в выдуманных им самим шаманских обрядах не позволяет квалифицировать его не только как атеиста, но и как психически адекватного субъекта.

Ален Бадью — выдающийся французский философ-материалист, математик и теоретик событийной онтологии, исключающей существование бога и человека как гипотетических единств, невозможных с точки зрения теории множеств. Согласно его теории, всякое развитие осуществляется через расщепление исходного единства ситуации путём проявления в ней неучтённого подмножества, фигурирующего исходно как пустое, обозначенное как Ø. Пустое множество обладает замечательным свойством: оно является подмножеством любого множества, в том числе и самого себя. Это позволяет Бадью говорить о спонтанной производительной силе материи, исключающей всякий единый источник событий, будь то бог или человек, так что нечто сперва происходит, и лишь затем именуется, открывая возможность следования истине события: единица поделилась надвое. Именно таким образом я пришёл к материалистическому мировоззрению: сперва я стал атеистом, а лишь затем осознал себя таковым. А поскольку сперва происходит событие, а лишь затем возникает возможность субъективного следования ему, то такой атеизм означает также антигуманизм, так как субъект не является автором, а лишь эффектом случайной встречи материальных элементов и отношений в бесконечном пространстве.

Преимуществами бадьюанского материализма является возможность не рассматривать идеологию идеологически, унитарно — как единицы субстрата и репликации, что неявно присуще атеизму Доукинса. Также бадьюанская концепция событийности суть то, что позволяет мыслить действительность, Wirklichkeit, в её противоположности Realitat, умопостигаемой реальности, отложив в сторону псевдонаучный эмпиризм, на который завязаны большинство современных идеологий.

А также открывает возможность субъективно следовать событию собственного атеизма и агуманизма, воссоздав поэтапно историю собственного мировоззренческого развития: первоначальный выигрыш от религиозной защиты от враждебной социальности и субъективизма, внутренняя научно-объективная критика религии, объективная систематизация критики религии, субъективное выражение и принятие собственной критики. И на выходе — здоровое деятельностное состояние. Вообще, субъективность хороша и уместна там и тогда, где и когда она опирается на событийность и подкреплена знаниями, приведёнными в систему. Без этого она превращается в пустой субъективизм, как и знания — в схоластику.

Также бадьюистский материализм позволяет ясно сформулировать вывод, что существенным недостатком всякого предшествующего атеизма является его негативный характер — что несмотря на то, что он всегда обнаруживается как пустота в религиозной аргументации, аналогичная пробелам в научной картине мира, население которых чудесными силами получило меткое название «бога белых пятен», отступающего с каждым новым открытием естественных причине неизвестных раньше явлений, он никогда не осмысляет эту пустоту как нечто содержательное, позитивное, предметное. Можно ли сказать тогда, что ключевой теоретический вопрос современного атеизма заключается в том, можно ли переопределить эту пустоту несуществования бога и человека как нечто положительное? Об этом — в одной из следующих статей.