1. О форме и содержании философии

Каким образом существует философия? — that is the question! — раз существует такое многообразие всевозможных ответов на данный вопрос. Для развёрнутого ответа на него потребовалось бы провести подробный анализ всех философов и мыслителей, задумывавшихся о сущности своей деятельности. Однако, существует способ упростить эту проблему, проведя ряд различий в деятельности различных групп и школ философов и мыслителей, и показав закономерности в движении, развитии и деградации их последовательностей, извлечь из них сущность философствования как такового. Прежде всего, по методу постижения реальности, философы различаются на метафизиков и диалектиков. Сущность метафизики заключается в абстрактном в дурном смысле этого слова рассуждении, так что различные сущности отрываются от действительности и связи друг с другом, и ставятся в соотношение, вовсе не свойственное им по природе. Все метафизики делятся на два типа: схоластиков и эпистемологистов, причём первый тип метафизического философствования был характерен для эпохи Варварства, как справедливо называют большую государственную докапиталистическую формацию Делёз и Гваттари, работавшей на закодированных потоках, так что схоласты философствовали опираясь прежде всего на закосневшие церковные догмы (что справедливо не только для христианской схоластики, но также для античной, иудейской, арабской, индуистской, буддийской и даосской), а волюнтаризм истолкования был для них чем-то вторичным; тогда как эпистемологизм есть закосневшая форма субъективно-идеалистической философии, присущая капитализму, и на сегодняшний день окончательно деградировавшая до безжизненной и бессмысленной идеологии, оправдывающей господство финансовой олигархии и отвлекающей массы от борьбы за коммунизм, утверждающая первенство субъективизма и волюнтаризма, лишь вторичным образом догматизировавшегося, что выражает собой аксиологический способ работы капиталистической машины на раскодированных потоках. Метафизическому, или вырожденному философствованию противостоит философствование диалектическое, признающее противоречивость объективной действительности, и верно выражающее её в своих философских изысканиях.

Содержанием всякой философии как практики является производство тех или иных философских концептов, метафизически или диалектически оформляющих фактологический материал общества людей, вещей и идей, обобщаемый всеми философами в ходе своей деятельности, так как иного источника знаний, кроме фактов и логики, вовсе не существует нигде в природе. Этот фактологический материал может быть истолкован адекватно или неадекватно содержанию сущности в зависимости от структуры общественных отношений, способных производить в сознании масс грубо искажённые образы действительности, что и представляет собой суть всякой идеологии, будь она магической, религиозной или зрелой либерально-консервативно, то есть буржуазной или цивилизованной. Именно от способа общественного производства зависит и содержание, и форма философии, которая подобно алгебраической функции, принимает все свои значения в зависимости от состояния экономики, так что кризисы приводят к возникновению новых философских учений и развитию либо деградации старых. Таким образом, всякое философствование бывает идеалистическим и материалистическим, в зависимости от того, прогрессивная или реакционная в историческом плане социальная группа производит данное учение. Восходящие классы жизненно заинтересованы в объективном познании окружающей и составляющей их социальной и дообщественной природной действительности, и потому философы, выражающие их интересы, встают на материалистические позиции, утверждая реальное существование всех вещей, и не признавая никаких сверхъестественных и потусторонних сил, смело ведут наступление на редуты и бастионы спиритуализма, мистицизма, религиозного и идеологического мракобесия, которым окружают себя идеологи господствующих классов, одурманивая сознание масс, внушая им покорность властям, или наоборот, разнуздывая их страсти безобидным для status quo образом, на чём и работает цивилизованная капиталистическая машина. Таким образом, мы не ошибёмся, если скажем, что философией par excellence, является диалектическая и материалистическая философия последнего в историческом плане из восходящих классов — то есть пролетариата, что было доказано ещё полтора века тому назад выдающимися немецкими философами, учёными, революционерами и коммунистами, Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом.

По этому поводу, в самом марксизме имеется ряд указаний его основателей, в каком направлении нам следует двигаться. Известны строки Маркса из «Немецкой идеологии», в которых он призывает выпрыгнуть из философии, «и в качестве обыкновенного человека взяться за изучение действительности. Для этого и в литературе имеется огромный материал, не известный, конечно, философам. Когда после этого снова очутишься лицом к лицу с людьми вроде Круммахера или «Штирнера», то находишь, что они давным-давно остались «позади», на низшей ступени. Философия и изучение действительного мира относятся друг к другу, как онанизм и половая любовь.» Данный отрывок иногда неверно трактуют в том смысле, будто Маркс выступал против какой бы то ни было философии вообще, тогда как из контекста ясно, что он критикует конкретный способ спекулятивного, абстрактного, оторванного от живой действительности философствования, присущий целой плеяде его современников-младогегельянцев, наподобие упомянутых Круммахера, Штирнера, Бруно Бауэра, Прудона, социалистов-утопистов, пророчивших наступление на Земле планетарного коммунизма в тот момент, когда массы наконец, проникнутся их человеколюбивыми и гуманистическими идеями об усовершенствовании общества, и тому подобной публике, не владевшей научным методом, несмотря на наличие у многих из них учёных степеней. Что, в свою очередь говорит нам, что далеко не всякого кандидата или доктора наук следует считать учёным, а только того, кто подтверждает своё звание делом.

Другое знаменитое высказывание Маркса относительно философии, было написано после предыдущего, благодаря которому мы и узнаём, что Маркс не признаёт и считает недостойным и позорным делом не философию как таковую, а лишь её вырожденную, идеологическую форму. Речь идёт, конечно же, об 11-м тезисе о Фейербахе, который звучит следующим образом: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его.» Здесь речь идёт о старых философах-идеалистах и метафизиках, которые занимались одними лишь умствованиями, зачастую бесплодными, так как они не знали законов развития общества, и способа, которым надлежит участвовать в его развитии. Причиной же этого невежества, в свою очередь, было состояние общества, которое на протяжение большей части своей истории было неспособно произвести адекватную теорию собственного самопознания, достижение которой началось с открытий Маркса и Энгельса, и продолжается по сей день, как один из моментов развития того самого общества, которое через него постигает свою собственную природу, пути и законы её преобразования, и постепенно переходит от бессознательного и неконтролируемого движения социальных сил к осознанному, находящему своё выражение в борьбе рабочего класса за освобождение себя и всего общества от гнёта капиталистической эксплуатации, идеологии и регресса, имеющих свою производящую причину в недоразвитости производительных сил, а определяющую причину — в частной собственности на средства производства.

Однако, мы установили, что философией по существу является диалектический материализм, концептуализирующий общественный фактологический материал сообразно самой действительности, а все прочие формы философствования по сути представляют собой незавершённые и недоразвитые предшественники диалектического материализма, так что всё, что в них истинно, принадлежит по праву диамату, а то, что своё — априори ложно. В этом заключается отличие философии от науки: если не существует «науки как таковой» в смысле немецкого классического науконаучения, и мы можем говорить лишь о конкретных, частных науках, изучающих конкретные области общественной или дообщественной природы, либо о тех или иных их совокупностях, то только потому, что наблюдаем рационально-эмпирическое познание реальности не на конечном, а на одном из промежуточных этапов, связанном с дифференциацией научного познания на множество частных разделов и областей, уже вышедших из первоначального, абстрактного всесмешения теоретических и практических дисциплин, но ещё не достигшего состояния высшего, конкретного единства, снимающего дифференциальную множественность без единства в состояние различённой фрагментарности и её имманентного предела, о чём в более общем виде повествует замечательная книга нашего современника Бруно Латура «We have never been Modern», разъясняя диалектику капиталистического, докапиталистического и намечающегося посткапиталистического мировосприятия в терминах смесей, очищения и гибридизации. В таком случае, если философия как таковая находится по преимуществу не в прошлом, а в ближайшем будущем, уже просвечивающим за обрушающимися бастионами буржуазной идеологии, и фрагментами включённой в неё науки, то следует предположить, что она является тем неизбежным рационально-эмпирическим и диалектическим пределом, которого достигает совокупность частных наук в ходе своего исторического развития, переплетая свои осуществления.

Из этого следует интересный вывод, что наука если не возникает, то по крайней мере существует на протяжение большей части своей истории как включённая в качестве некоего фрагмента в тотальность идеологического миросозерцания, присущую как эпохе Варварства, так и эпохе Цивилизации, различно и многообразно изменяясь своё место в каждой из них. Вместе с тем, тотальности, присущие каждой из этих эпох, не были тотальными в полном смысле, но представляли собой скорее тотальность-в-становлении, не способную возвыситься до осознания подлинно всеобщего, и по необходимости заполняющую свои пробелы иррациональными продуктами деятельности идеологических аппаратов государства, будь то магические суеверия, религиозные догмы или цивилизованные идеологические учения. В связи с этим, нельзя не признать бесплодность и антинаучный характер попыток французского философа-идеалиста Жана-Франсуа Лиотара провозгласить новую эпоху Постмодерна, которой вовсе нет и никогда не будет в действительности, и которая существует подобно эпохе Царствия Небесного, исключительно в воображении самого Лиотара и всех тех лиц, кто имел глупость поверить в его домыслы. По его мнению, предшествующие второй половине XX века теории и концепты, такие как история, общество, человеческая природы, разум, прогресс, государство и т.п., были так называемыми «метанарративами», или великими повествованиями, которые служили обоснование тоталитаризму, и потому в них больше не нужно верить. В действительности, все названные концепты, в том числе и в том смысле, как их описывает сам Лиотар, были микронарративами, то есть микроскопическими, или ничтожными концептами, не сопоставимыми с реальными масштабами и сложностью этой бесконечной Природы. В самом деле, например, история, которую Лиотар называет метанарративом, в его понимании, как и в понимании прочих буржуазных исследователей, есть лишь история человеческого общества, имеющая в лучшем случае продолжительность в 150-200 тысяч лет, если мы рассматриваем процесс социализации нашего биологического вида в догосударственный период первобытного коммунизма, а в худшем — всего лишь 5-6 тысяч лет, то есть со времён первых государств в Египте и Междуречье. Ясно, что если мы сопоставим эти сроки с известной на данном этапе развития астрофизики продолжительностью истории материальной субстанции в этой вселенной, и разделим 13 800 000 000 лет на 200 и на 5 тысяч, то получим соотношение в 69 000 раз в первом случае и в 2 760 000 раз во втором. И подобно тому, как учение Лиотара о том, будто история человеческого общества является каким-то «великим рассказом» опровергается элементарными арифметическими расчётами, устанавливающими, что известная история в десятки тысяч либо в миллионы раз превосходит то, что Лиотар считал «великим», то все его прочие претензии на то, что те или иные концепты и универсалии являются слишком большими, чтобы быть адекватными реальности, опровергаются подобным образом. В действительности мы вступаем в эпоху действительных Метанарративов, или тотальности, производной не из плохо проработанной смеси научных теорий и идеологических воззрений, а чистой или подлинной тотальности, составленной лишь полностью проработанным фактологическим материалом, организованным в теории и концепты.

Вопрос о науке в принципе был решён уже Гегелем, как синтез эмпиризма и рационализма: наука может и должна рассматриваться как двусторонний процесс, как складка между эмпирическими исследованиями, ползущими наощупь по поверхности текучего фактологического материала с одной стороны — и ассоциативным мышлением-производством, соединяющим отражения фактологического материала с гипотезами, выявляющим различия, проводящим отбор вариативных гипотетическо-фактологических множеств на основании принципа совозможности, и производящим совокупности достоверных теорий и теоретических отношений. Совокупности достоверных теорий и теоретических отношений в комплексе с гипотетическим и фактологическим материалом формируют содержание частных наук.

Имманентное мы ранее определили как принцип тождественности, а трансцендентное — как принцип различия, из чего уже ясно следует, что наука занимается частными случаями этих универсалий, но не ими самими, в чём её первое отличие от философии. Вообще, относительно соотношения имманентного и трансцендентного возможно составить следующую таблицу, отражающую верную, диалектическую позицию и три заблуждения, в которые попадают неадекватно философствующие субъекты.

Таким образом, существует три заведомо ложные, метафизические мнения, замкнутые сами в себе, и одно мнение, движущееся к истине. Однако, если подлинная философия есть философия нахождения верного соотношения тождества и различия, имманентного и трансцендентного, то что же в таком случае есть концепт?

2. Диалектика концепта

Итак, всё же перейдём к самим концептам. В переводе с латинского, “con-ceptum” значит то же самое, что и “дхарма” в переводе с санскрита: захват, даже двойной захват, благодаря приставке “con-”, которая означает многообразные формы соединения, захвата — тогда как “ceptum” обозначает некое также схватывание чего-либо. Для того, чтобы разобраться в смыслах, движущихся в этой лингвистике и словесной морфологии, полезно рассмотреть ряд однокоренных понятий, членом которого является понятие “концепт”, а именно: перцепт, апперцепт, концепт и интерцепт. С перцептом всё относительно просто — как нам известно из идеалистической диалектики Г.Лейбница, перцепт есть малое, дифференциальное восприятие, при перестановке этого понятия на материалистическую почву, с головы на ноги, — схватывание отражения иным объектом, вещью или телом. Причём перцепты бывают первичные и вторичные: первичный перцепт есть локальное, точечное восприятие, которое может и не восприниматься на более высоких уровнях. Например, ощущение от удара единичного фотона в человеческое тело — это пример первичного перцепта. Вторичный перцепт — есть синтез множества первичных перцептов, как например, видение дерева, складывающееся из множества малых перцептов, производимых потоком фотонов, барабанящим по сетчатке человеческих глаз, или осознание некоей идеи, сложившееся из множества малых нейрофизиологических перцептов, распределённых в нейронной сети головного мозга.

Апперцепт, соответственно, есть функция рассудка, мыслящего при помощи законов формальной логики, и сознающего не только свои ощущения, но и осознание этих ощущений. Здесь уже видно различие животного и человека: животное просто знает, какова окружающая ситуация согласно данным первой сигнальной системы — а человек благодаря второй сигнальной системе не только знает, но и знает, что он знает. Наука работает на границе между перцептом и апперцептом, между фактологическим и гипотетическим материалом, вырабатывая из него положительные результаты. Отсюда следуют два типа апперцепции — первичная и вторичная. Первичная апперцепция складывается из множеств перцептов, фактологических и гипотетических вместе. Вторичная апперцепция есть апперцепция собственно научная, или критическая, так как производит отбор из множеств первичных апперцептов согласно выверенным логическим методам, и производит теоретическую картину мира в частных науках и в сознаниях достаточно образованных людей (здесь конечно, имеется в виду не формальное университетское образование, которое вовсе не гарантирует того, что по его прохождении человек станет сознательным или разумным — в противном случае все выпускники университетов становились бы безбожниками, коммунистами и материалистами, чего мы пока что не наблюдаем). Дело в том, что в ходе первичной апперцепции могут возникать ошибочные закономерности — отличный пример этого — голубиные и человеческие суеверия, а вторичная апперцепция как раз и заключается в отсеивании ошибочных представлений, даже если они имеют правдоподобный вид и фактологические основания, при помощи критики логической и экспериментальной.

Так что же такое концепт? Располагаясь в серии на третьем месте, он представляет собой снятие-сохранение вторичной апперцепции применительно ко всему полю возможного человеческого познания. В самом деле, здесь мы видим некую спекулятивную диалектику, подобную четырём формам меновой стоимости, приведённую в первой главе “Критики политической экономии”. Первичный перцепт есть частный, локальный захват отражения; вторичный перцепт есть захват некоего поля первичных перцептов; первичный апперцепт есть захват гипотетических и фактологических вторичных перцептов вместе, с образованием ризоматической структуры; вторичный апперцепт срезает ризоматические множества в пользу древовидных структур, производя отбор достоверных вариантов и в норме отсеивая несовозможный вздор. В таком случае, концепт есть попытка восстановления методологии в условиях ризоматического захвата разнородных отражений. Концепты, таким образом, делятся не на первичные и вторичные, а на метафизические и диалектические. Об их различии отчасти уже было сказано выше, и схема из четырёх вариантов остаётся в общем и целом справедливой, при той поправке, что речь идёт о нахождении верного соотношения не имманентного и трансцендентного, а спекулятивной и диалектической логик.

Метафизики, производя концепты, либо абсолютизируют одну сторону и отрицают другую — либо произвольно смешивают обе стороны того или иного понятия, задача же состоит в чём-то противоположном, в том, чтобы добиться между сторонами адекватного соответствия. Концепт, по сути представляет собой двойной ризоматический захват абстрактных срезов объективной реальности и трансформацию их в конкретные понятия, или, иными словами, философствовать значит изучать мир при помощи свободной диалектики, а не обрезанной формальной логики, как то пытаются делать буржуазные учёные, приходя в итоге к солипсизму, и саморазоблачая своё невежество.

Наконец, следует сказать и о понятии интерцепта, который есть та самая складка объективной реальности, благодаря которой возможно самопознание мира, между познающим и познаваемым, в которой и то, и другое оказываются захвачены логикой имманентного и трансцендентного. Иными словами, интерцепт есть принцип самозахваченности мира в единый познавательный процесс, одним из моментов которого является и человеческое познание реальности.

3. Экспроприация метафизических концептов

Итак, поскольку метафизические концепты являются не чем-то качественно отличным от концептов диалектических, но скорее нечто плохо проработанное, плохо осмысленное, из чего часто может быть извлечено рациональное зерно, то из этого следует, что в обязанности диалектического философа входит именно такая рациональная критика метафизических концептов, и освоение их действительного содержания на благо угнетённых классов.

Начинается дело с критики метафизических философов: софистов, схоластов и солипсистов, а именно с выявления слабых, противоречащих логике, фактами самим себе фрагментов в их текстах. В ходе этой критики выясняется, какой момент: прогрессивный или реакционный является доминирующим у данного философа, и в соответствии с этим даётся общая оценка его деятельности: либо это прогрессивный философ в своих рассуждениях не сумел подняться до диалектико-материалистического понимания, либо это реакционер, уклонившийся от диалектического и материалистического миропонимания; также нельзя забывать указывать классовое положение этого философа, а также роль этого класса на данный исторический период — по этой причине экспроприации Ж.Делёза из текстов Канта, Спинозы, Бергсона, Лейбница, Ницше и других, не могут быть названы вполне адекватными, потому что он не учитывает их классовое положение; не говоря уже о том, что такого философа как Ницше, просто не существует в природе, и никогда не существовало. Писания Ницше про канатных плясунов, про потусторонников, про обмороки Заратустры, про дионисийское и аполлоническое начало и тому подобные небылицы в лицах, относятся скорее к беллетристике, притом самого низкого качества, чем к действительной философии. Или, другой недавний пример — французский философ Лакан при всей оригинальности своего учения, излагал его специально как можно более путанно и неясно, а также вёл буржуазный образ жизни, и предавался роскоши — за что он заслуживает жестокой критики и осуждения, как потворник мракобесия и реакции. Затем, когда слабые места разобачены, и философ поставлен на место — разумеется, всегда ниже, чем место диалектического материализма, который, как мы знаем, является вершиной развития общественного миропонимания для любой из планет этой бесконечной природы, где только способна возникнуть сознательная жизнь — начинается экспроприация его идей в контекст марксистско-ленинского учения.

Отсюда очевидно, что авторские идеи непременно должны быть с силой вырваны из контекста, и истолкованы по-новому, с материалистических, диалектических, коммунистических и безбожных позиций, причём характер идей и способ их истолкования остаётся совершенно свободным в рамках марксистско-ленинской парадигмы. Важно их переосмыслить, то есть переработать смыслы, вложенные автором в силу своих способностей так, чтобы от них была польза коммунистическому учению и движению, а метафизик, их сочинивший, был поставлен на положенное ему место. А затем, разумеется, получившиеся тексты должны быть обобществлены на благо всех лиц, заинтересованных в интеллектуальном и политическом прогрессе коммунизма во всех сферах общественной жизни. В этом отношении материалистического философа следует сравнить с “благородным разбойником”, наподобие Робина Гуда из английских народных легенд, который грабил и убивал богачей, а их капиталы раздавал бедным людям, которых те обирали. Естественно, философ никого не убивает, по крайней мере, пока занимается теоретическими построениями — однако действует схожим образом: он присваивает интеллектуальные богатства, созданные философами господствующих классов, переосмысляет их, и раздаёт людям не сведущим в науках и философии, чтобы те могли освободиться сначала от своего невежества, а затем — и от реальной эксплуатации. Так же поступали в своё время и большевики, так же должен поступать после них всякий марксистский интеллектуал, способный к такого рода деятельности. Так что правы те товарищи, которые справедливо считают Карла Маркса и Фридриха Энгельса первыми большевиками — ибо именно они больше всех обобрали немецких буржуазных философов-идеалистов, английских буржуазных экономистов, равно как и французских социал-утопистов, и переосмыслив их идеи, обратили их на благо рабочего класса и всего грядущего коммунистического общества.

Однако, товарищи могут спросить: хорошо, Маркс и Энгельс сделали своё дело блестяще, и то что смогли сделать, сделали — что делать нам сегодня в области теоретической и идеологической критики? Здесь, нужно сказать, представляется обширнейшее поле деятельности, так что если бы мы взялись делать список одних лишь авторов, которые нуждаются в критическом переосмыслении, то он вышел бы в несколько раз длиннее, чем вся эта статья. Поэтому в общем виде, критике и экспроприации подлежат идеалистические философы древней Индии, древней Греции, средневековые схоласты (включая схоластиков буддийских), европейские буржуазные философы начиная с эпохи Возрождения и до наших дней; затем — частные науки от математики до социологии, психологии и праксиологии; затем — все области искусства и политики, так, чтобы всё, что есть ценного у буржуазных, феодальных и рабовладельческих философов было экспроприировано, переосмыслено и обобществлено на пользу наших товарищей.

4. О текстуальных практиках: таблица, список, гипертекст

Теперь следует сказать о том, каким образом может и должно быть оформлено материалистическое миропонимание в рамках теоретической сингулярности. Очевидно, что даже при соблюдении всех гносеологических норм, здесь возможны три крайности: излишняя систематизация, бессистемность и произвольное сочетание того и другого — что в общем виде соответствует трём метафизическим подходам: схоластическому, солипсическому и софистическому. Таким образом, хорошо произведённая философия, чтобы быть адекватной в своём существовании, должна содержать в себе системные и несистемные элементы, плюс — два измерения, одно из которых указывало на совершенство системы, указывающей прямой путь к материалистическому миропониманию, коммунизму и трансгуманизму, а другое указывало на несовершенства системы, на пустой и множественный субъект, withouters, организующий линии смысла всякого произведения, и рассматривая его в противоположность попам, формалистам и школярам, как несовершенство творческое, как источник новизны и развития, задавая тем самым нелинейное имманентное измерение теоретической сингулярности. Таким образом, об этих трёх моментах: системной философии, несистемной философии и измерениях корпуса мы скажем в трёх раздела: четвёртом, пятом и шестом.

Что касается системной философии, и тех текстуальных практик, которые в ней уместны, то можно выделить три способа изложить один и тот же достаточно объёмный смысловой массив, который представляет философия практики, или марксистско-ленинское учение в его новом синтезе со всеми науками, искусствами, политиками и учением трансгуманизма, в тестуальной форме: таблица, список и гипертекст.

В действительности, создавая такую классификацию, мы не открываем чего-либо нового: все три формы организации крупных смысловых массивов уже имели место в истории. Элементы этих форм в более или менее смешанном или чистом виде мы встречаем в диалогах Платона, в Аристотелевском корпусе, в иудейском Талмуде, в средневековой католической схоластике у Фомы Аквинского и других схоластиков, в буддизме в виде Палийского канона, и более рыхлую структуру шрути, смрити и позднейших комментариев в индуизме; в европейской буржуазной философии это, без сомнения, энциклопедии Дидро и д’Аламбера во Франции, Канта и Гегеля в Германии. Теперь, когда существует единая экономическая мир-система, и капитализм созрел, чтобы наконец быть снятым в грядущем коммунистическом обществе, человеческое знание может наконец быть упорядоченным на основе марксистско-ленинского учения в форме таблицы, устанавливающей взаимосвязь и взаимную подчинённость наук и иных форм самопознания реальности; в форме списка важнейших книг вместе с их комментариями, проводящих систему необходимых различий между авторами, их текстами, исторической ограниченностью, верными выводами, метафизическими и диалектическими концептами; в форме гипертекста, энциклопедии взаимосвязанных статей-дефиниций, отсылающих к всеобщему архиву нашей цивилизации и расставляющих сущности и их явления по своим реальным, а не мнимым местам.

5. Несистемная философия

Яркий пример неудачной попытки выстроить философию одним лишь несистемным способом мы имеем в случае французского философа-психоаналитика Жака Лакана, излагавшего своё учение в основном устно, на семинарах, и притом специально как можно более запутанно и неясно. Ясно, что для создания столь изощрённой схоластики необходимо было иметь талант, обширные познания и богатое воображение — однако итоги такого предприятия остаются сомнительными, равно как и их польза для общественного прогресса и приближения диктатуры пролетариата и коммунизма во всём мире, что собственно и является подлинной целью всякой настоящей философии, стоящей на надёжной и прочной почве диалектического материализма.

Так что же такое несистемная философия? В действительности это есть свободное движение мысли по всему полю человеческого знания, возможное благодаря заранее выстроенной структуре философии системной, с которой она соотносится подобно тому, как комбинаторная диалектика соотносится с диалектикой спекулятивной.

Представьте поле человеческого знания в качестве обширной плоскости, разграниченной на участки, в каждом из которых идёт своя работа: диалектики в своей области открывают новые сущности и универсалии; биологи совершают переход от синтетической к универсальной теории эволюции, обобщая развитие жизни на нашей планете для всевозможных открытых астрономией типов планет; историки исходя из данных биологии и космологии подобным же образом выстраивают универсальную теорию развития общества, меняя в компьютерных моделях различные параметры; экономисты заняты совершенствованием объединённой планетарной системы политико-экономического планирования; литературные критики заняты рассмотрением достоинств и недостатков нового романа, который по словам одних открывает новую эпоху в литературе, а по словам других — не обладает приписываемыми ему достоинствами. Что же будет делать несистемный философ, придя на это поле, если в каждой из этих областей уже идёт работа, и войти в неё значит стать специалистом, в то время как сами поля уже распределены и сопоставлены благодаря работе системной философии? Его работа будет состоять в скачкообразном движении мысли между дисциплинами ради составления новых и оригинальных композитов, концептов, раскрывающих новые грани уже известных наук. Таким образом, создать прочный и надёжный диалектико-материалистический каркас для системы наук значит предоставить максимальную свободу междисциплинарным исследованиям, и поднять их на новый, подлинной научный, философский, а значит — и политической уровень.

Подлинная философия представляется мне следующим образом: смысловая линия свободно обегает всё поле общественного сознания, соединяя любые его участки рациональным, а не произвольным способом, отсеивая дурные и неуместные варианты. Так что начав рассуждения о философии Маркса, линия смысла может дальше перейти к немецкой классической философии, спору между эмпиризмом и рационализмом, породившим её, упомянутому мной выше фильму Карпентера как иллюстрации кантианской вещи-в-себе и спинозовского «бога», от них перейти к поэтике Лавкрафта, от него — к Джону Фрейзеру и античным культам, от них — к меметике Доукинза, от него — к универсальной теории эволюции и вопросу жизни на других планетах, и так далее в том же духе.

6. Два измерения корпуса

Существенным моментом является необходимость с одной стороны задать множество направлений системных и несистемных исследований исходя из тех пробелов и недостатков, творческих “пустот”, которые несомненно будут — и более того, должны — возникать по ходу теоретической сингулярности; с другой стороны ещё более важно не потерять из виду цель — объединение всего человеческого знания, установление гегемонии и диктатуры рабочего класса, и наконец масштабное технологическое преобразование мыслящего производства, и реализация трансгуманистического расцвета на пользу большинства общества, а не одних лишь господствующих классов.

В данном случае корректной является сравнение этих измерений с двумя видами времени в философии Жиля Делёза: хроносом и эоном. Хронос, плоское вариативное настоящее, в котором одновременно сосуществует множество всех вариантов развития событий соответствует выявлению сотен потенциальных направлений в рамках теоретических исследований и их реализации; эон, линейное время, бесконечно делимая стрела, устремлённая из прошлого в будущее соответствует “генеральной линии партии”, главной цели марксистско-ленинского учения и движения.

Оба направления могут быть выражены в текстуальной форме: первое в виде нескольких сотен вопросов, соотнесённых с неясными, тёмными, плохо изученными или же наоборот, передовыми областями системы человеческого знания, в которых по окончании основного текстуального корпуса надлежит наметить дальнейшие пути развития, а также возможные методы их разрешения. Второе направление должно быть сформулировано в манифестационной форме, как суммарный анализ текущей ситуации, желаемый образ будущего, которого мы хотим добиться, и тезисы о том, какие практические меры надлежит предпринять, чтобы его достичь наилучшим из возможных способов.

Будучи процессом бесконечной детерриториализации сознания, философия, как и наука, в своей основе номадологичны, и потому не укоренены ни в чём, кроме своей собственной мощи, по причине недостатка которой они на целые исторические эпохи в своей массе укоренялись на территориях господства и рабства. В конечном итоге, материалистическое миропонимание достигает ризоматического срастворения. В котором списки, таблицы, гипертексты, теории, концепты, факты вместе с их логическими интепретациями, произведения искусства вместе с их аффективными созерцаниями, языковые и дискурсивные практики, естествоиспытательное, социальное и политическое экспериментирование, достигают состояния взаимной переплетённости и не-разичения, что и характеризует следующий этап в развитии тотальности общественного миросозерцания. В этом же смысле следует понимать высказывание Ленина о том, что современная физика рождает диалектический материализм, как предел своего собственного движения к рационально-эмпирической очищенной от всякой идеологии тотальности. Те же исторические отступления, которые имели место быть в ходе развития, могут и должны быть объяснены в категориях детерриториализации, при недостатке сил и материала, принимающей форму ретерриториализации, так что рациональное в своей основе сознание по причине противоречий экономического базиса общества, производящего сознание как свою имманентную составляющую, принимало иррациональную форму идеологических практик и верований, замыкавших картину мира в ригидной скорлупе догматического фанатизма и волюнтаристского невежества, время которых, наконец-то, подходит к концу.