Предисловие

Данный текст был написан в период 2014 года в контексте исследования смысла и взаимосвязи понятий часть и целое, актуальное и виртуальное, желающие машины и тело без органов, проясняя их диалектику.

Диалектика частей и целых

От Платона до Делёза проблема онтологии энергетически-насыщенной чистой фрагментарности и её имманентных пределов, лежащих в основе осуществления всех вещей не имела сколь бы то ни было удовлетворительного решения, что объясняется не только неразвитостью производительных сил, сколько репрессивным характером производственных отношений, подавлявшим шизоидную множественность объектов в интересах сохранения власти господствующих классов. Как бы то ни было, Делёзом и Гваттари она была адекватно сформулирована применительно к категориям желающего производства как частного случая чистой фрагментарности и тела без органов как его имманентного предела. Чистая фрагментарность объективной реальности в таком случае значит ни что иное, как одновременное сосуществование всех возможных сечений, каковыми может быть рассечена действительность, то есть присутствие виртуального измерения материи непосредственно в актуальном, и их диалектическую взаимоопределённость. Иначе говоря, всякий объект существует виртуально рассечённым на все возможные объединения элементов, из которых иерархия уровней является всего лишь ещё одним непривилегированным вариантом. Например, лёгкие в человеческом организме могут быть объединены с каким-нибудь кварком в ядре атома, входящего в состав одной из протекающих мимо них клеток крови, образуя новый объект, отличный от классического понимания — и таковыми шизоидными объединениями всего со всем и составлен всякий действительный объект в его виртуальном измерении. Желающее производство же есть та же самая объектная фрагментарность вместе с наполняющими её энергетическими потенциалами, принуждающими её двигаться, и совершать те или иные деяния, что собственно и заставляет нас признавать материальную субстанцию единственным субъектом всех действий и причиной всех действительностей. Впрочем, чистая фрагментарность присуща также и всей бесконечной субъект-субстанции, так что она оказывается составлена-рассечена бесконечными множествами относительных субъект-субстанций, так что вопрос о том, что из них первично, оказывается схоластическим.

Концепт желающего производства выражает растворение всякой субъектности, личностности и индивидуальности, с которыми гуманистическая психология прежде связывала психику, желание и сознание — в безличной и бессубъектной и множественности потоков вещества, энергии и кодификации. Разберёмся теперь с этим подробнее. Желание Делёз и Гваттари определяют не как некое субъективное стремление к чему-либо, а наоборот, как производство объективных энергетических, вещественных и кодификационных потенциалов на поверхности желающих машин. Машина же определяется ими как такая производительная названных потоков, все части которой также являются машинами. Если мы возьмём какой-нибудь механизм — например, старинные механические часы, и разберём их, то увидим, что колёса, пружины и шестерни ещё могут быть с большой натяжкой названы механизмами, так как пружина, к примеру, обладает свойством производить упругость — а их части уже не могут быть названы механизмами, так как кусок пружины или кусок шестерни теряет свою первоначальную функцию, и сам по себе никакой определённой, предзаданной функции в часовом механизме не выполняет. В случае в животным всё совсем иначе: будучи само по себе машиной для поглощения пищи и воспроизводства себе подобных, оно само составлено из более мелких машин — систем органов, те из органов, те из функциональных субъединиц, те из тканей, те из клеток, клетки из органелл, те — из химических машин: белков, жиров, нуклеиновых кислот — и так далее до бесконечности, верхний край которой виден сегодня физике в форме неких суперструн, или N-бран, или чего-то в том же духе. Однако нет никаких оснований утверждать, будто на этом все фундаментальные слои материальных машин заканчиваются, и ниже них не бурлят бесконечные океаны ещё более миниатюрных слоёв, в которых вполне возможно, также существуют планеты, цивилизации, смена исторических формаций, классовая борьба, а значит — свои Марксы, Энгельсы, Ленины или Делёзы.

Желание же вырабатывается в качестве неких потенциалов — чему мы также можем привести ряд неоспоримых и неопровержимых в рамках научной картины мира примеров. Так, например, желание голода у всех живых организмов, обладающих нервной системой, вырабатывается не как недостаток, а как избыток, электрохимический потенциал на мембранах промежуточного мозга, сбрасывающийся при снижении содержания глюкозы, аминокислот и продуктов распада жиров в крови. Этот избыток приводит к возбуждению нервной системы, мобилизующей организм для действий по поиску пищи, и конвертируется таким образом в электрохимические избытки, бегущие по двигательным нейронам к мышцам, и заставляющие их сокращаться. Ясно, что будь желание чем-то субъективным — идеей, или мнением, или каким-то недостатков, то оно не могло бы заставить мышцы сокращаться, и голодные животные умирали бы от голода — как и происходило с теми особями, у которых этот физиологический механизм по тем или иным причинам сбивался.

Тому же самому учит нас и дарвинизм: избыточный, экспоненциальный рост численности живых организмов, чьи морфо-физиологические качества варьируются в пределах каждого поколения, и у каждой популяции, в условиях ограниченных ресурсов, создаёт возможность естественного отбора и следовательно, эволюции. Синтетическая теория эволюции в её последних формах окончательно вычищает последние остатки субъективизма и телеологии из эволюционного процесса, ставя во главу угла вариацию генетических машин, воспроизводящих и удерживающих себя в бытии при помощи животных, растительных, бактериальных и иных тел. Однако её пламенные поборники во главе с Ричардом Доукинсом, расширившим понятие репликатора на человеческую культуру, сами не понимаю диалектико-материалистическое значение своей теории, пребывая одной ногой в дебрях позитивистской лженауки, а второй — в науке, по словам В.И. Ленина, “рождающей диалектический материализм”. В самом деле, применительно к биологической природе рассматривать гены как привелигированные репликаторы значит впадать в иллюзии структурализма и центрированной субъектности, разоблачённой всей наукой и философией XX века, а до неё — классическим марксизмом-ленинизмом в отрицании исторической телеологии, концепте определяющего противоречия и диалектике производительных сил и производственных отношений, являющихся не центрированными, а распределёнными сущностями. пару ген-белок, или шире, ген-признак, можно обернуть, и назвать белки или фенотипические признаки репликаторами, а ген — формой, в которой он диверсифицирует свои осуществления. Впрочем, такая умозрительная перестановка необходима лишь для того, чтобы показать неадекватность геноцентризма буржуазных эволюционистов, тогда как адекватное понимание процесса эволюции находится за пределами привилегированных элементов, и может быть описано в категориях экзистенции — сущности, удерживающей себя в потоках вещества, энергии и кодификации путём диверсификации и индивидуации собственных осуществлений, в свою очередь реализуемых как картографическая симуляция и телеономическая детерминация, принуждаемых к действию разрядками разностных потенциалов, имманентно присущих чистой фрагментарности объект-объектной взаимодействительности.

То же самое понимание машин и желания справедливо и для космологии, и для геологии, где облака межзвёздного газа и излучения, а также пласты планетарных пород движутся под воздействием избыточных энергетических потенциалов, будучи машинными и текучими на всех уровнях своего бытия, от потоков субатомных частиц до пылающих потоков галактических скоплений — равно как и для всех общественных формаций, от первобытного до высшего коммунизма и постчеловеческих форм существования материи.

Тело без органов, или имманентный предел чистой фрагментарности, представляет собой плоскость, трансверсально пробегающую сквозь все бесконечные множества виртуальных сечений объекта и регистрирующую их на своей поверхности. ТбО соткано линиями ускользания, называемыми также линиями абстрактной сегментации, распростёртыми на границе между виртуальным и актуальным. Оно выражает такое состояние той или иной системы, в котором она доходит до своего предела, и замыкается на саму себя, растворяя все и всяческие структуры в потоках неоформленной и нестабильной материи. Под словами “неоформленная материя” понимается, конечно, не то, будто бы материя может существовать вообще без формы, как утверждали некогда Платон и средневековые схоластики, а лишь то, что форма того или иного объекта в данной ситуации оказывается гетерофрактальной, и потому мы не можем её чётко распознать, как например, форма облаков, или водной ряби, или солнечных протуберанцев, или ещё чего-нибудь в этом роде.

Любое ТбО имеет в самом себе два измерения: план имманенции и план консистенции, само представляя, таким образом, по отношению к ним, нечто наподобие комплексной плоскости, предполагающей, впрочем, алгебры и геометрии противоположные тем, которые конституируют классическую геометрию, берущую начало в учениях античных философов-идеалистов Пифагора и Платона, и потому сверх всякой меры заражённую метафизическими предрассудками, что особенно заметно на примере её школьного преподавания. Так, например, окружность определяется как множество точек на плоскости, равноудалённое от своего центра, что выражает буржуазную идеологию в геометрической науке и влияние метафизического идеализма. Диалектико-материалистическое определение окружности должно быть связано с двойной децентрацией — политэкономической и теоретической, так что множество определяется не как равноудалённое от центра, а как окружающее центр со всех сторон, конкретизованное из внешнего окружности пространства вариации посредством объект-объектных осуществлений ситуативных алгоритмов.

Однако, вернёмся к измерениям ТбО. План имманенции представляет собой первое измерение тела без органов, его широту, подобную силовому полю, составленному текучими аффективными избытками-интенсивностями, взаимоопределяющими друг друга. Можно сказать, что материя плана имманенции есть чистое качество, или чистая аффектация, в определённом смысле виртуально предшествующая количественной определённости, что было открыто ещё Гегелем в первом томе Науки Логики. Именно его избыточная разнородность создаёт потенциалы, принуждающие виртуальные срастворения производить действительности и реализовывать через них свои противоречия как субстанциональная субъектность, или скорее, субъектность субстанции, так как всякое качество определяется своим внешним, являясь основой для относительности материальных форм.

План консистенции представляет собой второе измерение тела без органов, его долготу, подобную векторному полю, составленному бесконечно вариативными относительными скоростями, взаимоопределяющими друг друга. Материя плана консистенции в своей безотносительности к плану имманенции может быть определена как чистое количество, или множество без абстрактного единства. План консистенции, составленный относительными скоростями, также избыточен, так что взаимная блокировка линий абстрактной сегментации принуждает их к ускользанию от ускользания в формы молекулярной и молярной сегментации. Что касается его взаимосвязи с планом имманенции, или тела без органов в его конкретности, то очевидно, что варьирующая разность аффективных потенциалов принуждает двигаться материальные элементы и отношения с относительными скоростями, проявляясь как план консистенции — и наоборот, разнородность скоростей ведёт к дифференциации более и менее энергетически-насыщенных зон плана имманенции. Их взаимный переход, или бесконечное становление одного другим и обратно, взятое как нечто устойчивое, или наличное бытие, и именуется телом без органов — поверхностью основания и предела, на которую опираются и к которой стремятся все фрагменты объект-объектной действительности, распластанные в её складках.

Линии сегментации, выталкиваемые планом консистенции, есть относительные способы аутоанатомии объектных потоков. Всего выделяют три типа линий сегментации: молярные, молекулярные и абстрактные, или линии ускользания. Линии молярной сегментации, как то следует из их наименования, адекватного сущности, представляют собой такие процессы, в которых отдельные действительные моменты слиты в метавиртуальной неразличённости. Соответственно, линии молекулярной сегментации есть процессы, актуальные моменты которых различены как мезовиртуальные, колеблющиеся между космическим и неразличимо-малым, а линии абстрактной сегментации опять снова срастворяют свои действительные моменты, но на этот раз уже в гиповиртуальности плана консистенции, которая есть виртуальность par excellence благодаря своей имманентной миноритарности. Имманентное, виртуальное, миноритарное, материальное — все названные сущности являются сродственными друг другу. Проще говоря, линии молярной сегментации это крупные потоки больших множеств элементов, в которых те являются неразличёнными, а срезы таких потоков будут называться, соответственно, молярными машинами. Молекулярные линии сегментации есть потоки, в которых все элементы различимы и могут быть поименованы — что накладывает определённые ограничения на относительный размер таких линий и таких машин. Наконец, линии абстрактной сегментации есть траектории ускользания виртуальных частиц, которые растрачивают свою индивидуацию и различимость ради свободы на плане консистенции — которая, впрочем, на практике не является предзаданной, и для своей реализации нуждается в строго неопределённых смесях рифлёных и гладких пространств — каковые соотносятся с характером распределения линий сегментации.

Двойная артикуляция, или двойной захват — вот что происходит с линиями ускользания в особом режиме функционирования плана консистенции, который Делёз и Гваттари называют “аппаратом государства” — в честь общепринятого наименования данного режима применительно к обществу людей, вещей и идей. Осуществляется же данное действие особой сущностью, имманентной плоскости тела без органов, именуемой абстрактной машиной, составленной распределением сил притяжения и отталкивания материальных элементов и отношений в системе той или иной объект-объектной взаимодействительности. Ведь если мы принимаем чистую фрагментарность объективной реальности не как статическую и неподвижную, а как живую и изменчивую, то нет ничего удивительного в том, что она будет производить зоны большей и меньшей интенсивности, между которыми будут возникать видоспецифические силы притяжения и отталкивания, имеющие форму белых стен и чёрных дыр соответственно (кстати говоря, именно в этом смысле и следует понимать седьмую главу Тысячи плато). Итак, очевидно, что специфические элементы и отношения будут ускользать из зоны отталкивания в зону притяжения, то есть с белой стены в чёрную дыру, что представляет собой первый этап двойного захвата. В его результате формируется агломерат молекулярных элементов и отношений, вырванных из гиповиртуальности плана консистенции и взаимоопределяющих друг друга. Это взаимоопределение в определённых условиях (раз не существует строго обязательного закона, который бы принуждал обеим операциям следовать одна за другой в каждой ситуации, так что в природе мы найдём множество “неправильных” случаев, когда артикуляции не идут до конца, прерываются по середине, вступают в колебательные последовательности частичных артикуляций и дезартикуляций и так далее) достигает некоей “точки плавления”, когда количество молярных элементов достигает некоего предела, и ведёт к образованию более или менее однородного молярного композита, так что молекулярные элементы, служившие его источником, срастворяются в его макровиртуальности. Оба названных типа, лини молекулярной и молярной сегментации, образуют некую надстройку поверхностью тела без органов, которая при ближайшем рассмотрении оказывается не чем иным, как различённой формой фрагментарности, которая в своей актуальности перестаёт быть чистой и становится фрагментарностью различённой. Поэтому, если применительно к чистой фрагментарности, сопряжённой планам имманенции и консистенции субъектность материальной субстанции может быть названа абстрактной машиной — то в отношении различённой фрагментарности речь идёт уже об иной модальности, которую Делёз и Гваттари справедливо называют коллективной сборке, так как коллектив есть не что иное как различённая, или конкретизированная из виртуальной неразличённости противоречивая множественность.

Наконец, необходимо вообразить себе все названные формы существования объектной реальности как беспрестанно смешивающиеся друг с другом во всех возможных комбинациях, так что приспособленные к ситуативным обстоятельствам формы сохраняются и распространяются, а несообразные — срезаются и возвращаются в неразличённость гиповиртуальности плана консистенции. В таком случае, в этой смеси актуальной различённой и виртуальной чистой фрагментарности будут существовать зоны или территории большей или меньшей стабильности, в зависимости от того, в каких пропорциях и в каких локальных формах смешаны актуальные и виртуальные составляющие, а также какие динамики и процессуальности им присущи. В этой смеси территорий как относительно стабильных участков будут кочевать разнообразные экзистенции, переходя с одной территории на другую, или возвращаясь на старые территории с новых обратно. Такие перемещения носят общепринятое наименование детерриториализаций и ретерриториализаций, и активно использовались Делёзом-Гваттари в историческом, политэкономическом, идеологическом и иных прикладных формах шизоанализа. Впрочем, они также имеют свои виртуальные и актуальные измерения фрагментарности, а также свои гилехронотопические пределы как ещё более конкретные формы существования объект-объектной фрагментарности и её имманентных пределов. Таково общее теоретическое решение проблемы, известной в истории философии как проблема соотношения части и целого, которая имеет также и практическое измерение: каким образом может быть конституирована власть общественных множеств, трудовых коллективов людей, вещей и идей, переплетающих свои становления и осуществления? Впрочем, продолжение этой проблемы в приложении к борьбе классов за власть и господство уже не только и не столько вопрос теории, а в большей степени практический вопрос, и имеет своё решение в области исторического и политического материализма.